– Я не знал, еще раз говорю! Если бы я его не порешил, он бы нас…

– Да лучше бы он вас! Все, это конец.

Антоний схватился за голову и, тряся ею, заходил взад и вперед. Этот день был худшим в его жизни. Час назад он узнал от преданного человека о том, что по Риму поползли ужасные слухи: говорили, якобы его люди зарезали Мартина – друга Луция Корнелия Августа, самого страшного человека из живущих на этой планете. Человека, который обладает огромной властью и исключительной силой и которому император полностью доверят. И самое страшное, что эти слухи оказались чистой правдой. Когда Антоний спросил – нет, даже не спросил, а просто упомянул – об убийстве, эти придурки начали наперебой рассказывать о произошедшем с гордостью и бахвальством.

– О, боги! – Антоний взвыл, будто волчица, которая пришла к логову и обнаружила своих щенков мертвыми.

Он в полной мере осознал, что стряслось, а эти идиоты – он окинул их презрительным взглядом – стояли и не понимали, что натворили, не понимали, что они и сами уже, по сути, мертвы.

– Может, все обойдется?! Нас ведь никто не видел, – Герман пожал плечами, как нашкодивший ребенок.

– Обойдется? Обойдется?! О, великий Юпитер, зачем я связался с этими тупицами?! Ты хоть понимаешь, что у него сотни доносчиков и шпионов?! Слухи ползут по Риму! Слухи о том, что мои люди причастны к этому убийству! Понимаешь?! Мои люди! А значит, и я сам! Если есть слухи, значит, вас кто-то видел! А если знают двое, знает и свинья! Единственное, чего я не понимаю, так это почему мы еще до сих пор живы!

– Нам о нем рассказал Александр.

– Что ты сейчас сказал, Гай? Александр? Какой еще Александр? – начал интересоваться Антоний, но в этот момент в комнату вбежал ошарашенный раб и упал перед ним на колени.

– Хозяин, прости! Прости, хозяин! Но там солдаты! Много солдат!

– Вот и все…

Антоний, пошатываясь, пятился от раба, как от самой смерти. Он украдкой выглянул в окно: во дворе уже орудовали гвардейцы Черного легиона. С ними были три всадника: Луций и еще двое. Один из них – точно варвар, судя по одежде. Его лицо показалось Антонию знакомым, но он не cмог припомнить, где его видел. Второй – молодой римлянин, его Антоний точно не знал. По щеке работорговца стекла слеза. Оправдываться было бесполезно, тем более перед генералом. Вряд ли Луций пришел сюда, чтобы слушать старого проныру, – он пришел мстить за смерть своего друга, в которой он, Антоний, был невиноват. Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Константин, Гай и Герман все еще стояли, как вкопанные, не понимая, что сейчас будет происходить.

– Три идиота! Три выродка! Что тут еще скажешь? О, великие боги!

На лестнице послышались быстро поднимающиеся шаги, шипы на солдатских калигах звонко цокали. С улицы доносились крики и ругань. Антоний с иронией хмыкнул, вытер слезу со своего морщинистого лица, быстро подошел к столику, на котором лежал кинжал, и без лишних движений вонзил его себе в сердце. Тело старика упало на мраморный пол, багровая кровь медленно растекалась по светлому камню. Через мгновение комнату заполнили солдаты, за ними неспешно вошел Луций, следом – Маркус и Ратибор. Генерал бросил беглый взгляд на Константина с дружками, задержался над телом Антония, затем перешагнул его, пододвинул поближе кресло и с тяжестью упал в него, положив ноги на труп.

– Вы знаете, кто я? – спросил Луций так, будто бы ничего не случилось.

Герман, дрожа всем телом, отрицательно закивал, за ним затряс головой и Гай. Константин же просто отводил глаза, стараясь не смотреть на сидящего в кресле человека.

– Прекрасно, – Луций прикусил нижнюю губу и прикрыл веки.

Он уже все знал об этих троих: Марк предоставил ему достаточно информации.

– Константин, Герман и Гай. Я давно мечтал встретиться с вами. Правда, мой друг Мартин хотел этого еще больше. К сожалению, день, когда его желание исполнилось, стал для него последним. И вы знаете, почему, – генерал снова прикрыл глаза, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул сквозь губы, потирая лоб рукой.

– Гай, подойди к окну и скажи мне, что ты там видишь?

Гай с опаской, оглядываясь то на Луция, то на своих приятелей, приблизился к окну. От увиденного он зажал кулак зубами так, что его челюсть начала трястись, и издал череду беспомощных всхлипов. Луций сидел без эмоций и даже не смотрел в его сторону.

– Прошу, не надо! Умоляю! Они тут не причем! – он встал на колени и подполз к генералу, хватая его за ноги и плача навзрыд. – Ну, прости! Прости! Я все сделаю, только отпусти их! – он попробовал поцеловать обувь Луция, но генерал брезгливо отпихнул его от себя сильным толчком.

Гай упал на спину и завыл, как раненое животное. Луций неспешно поднялся с кресла и прижал голову причитающего Гая ногой к полу.

– Знаете, я раньше любил людей. Любил нашу родину, верил в лучшее. Верил в то, что все будет хорошо. Но по мере взросления я все больше осознавал, что мир переполнен такими людьми, как вы, и что с вами нужно бороться вашими же методами. С вами нельзя по-другому: страх и насилие – вот ваши инструменты, и сегодня они будут направлены против вас! Не знаю, помнишь ты или нет, Гай, но у моего друга Мартина, которого вы убили, была семья. У нас у всех были семьи, и вы нас этих семей лишили. Но больше всех пострадал он. Может, вы припомните их имена? Агата, Анна, Юлия и их мать Ливия! Константин, Ливерий и мой отец Корнелий Август, центурион девятого легиона, храбрый и честный человек! Помните, что вы сделали с ними?! Впрочем, мне все равно, помните вы или нет!

Луций нагнулся, резко поднял Гая за шиворот и подтащил к окну. Во дворе стояла его жена с младенцем на руках.

На секунду генерал застыл в мысленном диалоге с Марией: «Ты не такой уж…». Он сразу отсек любые пути к отступлению: «Такой. Я такой. Они меня таким сделали».

– Тебе, Гай, передают привет сестры Мартина.

Один из гвардейцев вырвал младенца из рук женщины и поднял над собой. Когда Гай вновь открыл глаза, его жена тряслась от рыданий над телом мертвого ребенка.

– Ратибор, отведи его вниз! Пускай солдаты сделают с его женой то, что эти выродки сотворили с семей Мартина. Потом пусть вырвут ему язык и ослепят! Пришлешь к нему лучшего лекаря – Велиала! Я хочу, чтобы он жил с осознанием всего этого и жил долго.

Русич вытолкал еле стоящего на ногах Гая во двор.

– Дай мне меч, ты, ублюдок! – послышался голос трясущегося от гнева и злости Константина.

– Что?

– Дай мне меч! Давай разберемся, как мужчины!

– Как мужчины?! Дать тебе меч?!

Луций взглянул на брата. Маркус быстро подошел к Константину и резко ударил его в печень. Согнувшись от боли, тот присел на одно колено.

– Что-то я не припомню, чтобы ты дал меч моему отцу, когда пришел со своими солдатами к нам в дом! Подтащите его к столу! – скомандовал Маркус, и двое солдат тут же исполнили приказ.

Он ждал решения Луция, и оно последовало незамедлительно. Как только брат кивнул, Маркус поочередно стал отрезать Константину палец за пальцем. Тот истошно орал, но солдаты крепко держали его, не давая вырваться. От вида пыток Герман обмочился, обмяк и попытался забиться в угол. Он стонал, закрывая руками лицо, и молил о прощении, но его никто не слушал. Вскоре и с ним было покончено. Комната превратилась в кровавую скотобойню.

В тот день Луций крепко напился. Он потерял друзей, но отомстил тем, кому должен был отомстить. И что теперь? Он не чувствовал ни радости, ни удовольствия, ни горя, ни раскаяния – вообще ничего. Его мечты сбылись, однако это не принесло ему счастья. С каждым днем холодная пустота все быстрее вытесняла человеческие чувства из его души, превращая ее в выжженную злобой пустыню.

На территории Галлии, до завоевания и покорения ее римлянами, жило много разных племен: белги, аквитаны, кельты. Впоследствии они все слились для Рима в единую массу варваров, а их земли стали считаться огромной римской провинцией. К своим провинциям вечный город относился, как к дойным коровам, и не любил, когда эти коровы начинали бодаться. Такое своеволие Рим карал жестоко.