– Генерал, генерал! Они опрокинули центуриона Суллу с его вспомогательными войсками. Правая когорта почти разбита, и, если мы не ударим по свежим силам врага, можем проиграть сражение.

– Как мой легион?!

– Ваши воины давят противника, но если их обойдут справа, то им не выстоять. Нужно, чтобы ваш отряд отрезал наступающих на Понтия воинов, иначе быть беде. Многие офицеры ранены, я боюсь, солдаты могут дрогнуть!

– Дрогнуть?! – Луций скрипел зубами и дергал щекой.

Перед ним снова замаячил карлик. Он плясал на трупах и кланялся ему, расшаркиваясь в реверансе.

– Маркус! Маркус! Где мой брат?!

– Надо спешить, генерал! Время не ждет!

– Где мой брат?!

– Мы проиграем, генерал Луций! Нас разобьют! Гвардейцы – тоже люди, они не бессмертны! – крикнул ему почти в ухо какой-то декурион. Его глаза были разного цвета, но Луций не обратил на это внимания. – Нужно спешить, командир! Ну же!

– Маркус! Маркус!

– Генерал, мы проиграем битву! Цезарь не простит этого! Все будет кончено! – голос странного офицера проникал в самые недра его мозга. – У славы и власти нет друзей и родни! Убей собаку! Ромул, Мартин – все это лишь путь к достижению величия. Ты и есть величие, ты есть власть, ты есть бог, ты выше людей, выше кровных уз.

Когда Луций пришел в себя, конница уже развернулась, горн трубил отступление, они скакали обратно – ради победы, ради славы, ради его мечты.

– Луций! Луций! Генерал! Куда?! – Маркус орал, что есть мочи, видя, как основные силы уходят, бросая на произвол судьбы его отряд, который буквально таял на глазах. Вот рядом стащили с коня римского всадника и добили на земле. Мгновением позже страшная боль пронзила и его собственное тело: острие копья вошло в плечо, будто жало огромной пчелы. Под доспехами становилось все горячее, пот струился по спине обильными ручьями. Маркус привстал, одним ударом отсек обидчику голову, отбросил ранившее его копье в сторону и продолжил рубить нападавших. Они столпились вокруг него, боясь подходить ближе. Юноша тяжело дышал, у него кружилась голова, от злости трясло все тело. Кровь тоненькой струйкой текла по черно-золотым доспехам. Конница уходила, и в глубине вражеского войска остался лишь он один. В его глазах дрожали слезы. Брат, обещавший защищать его, повернулся к нему спиной. Еще секунда, и озверевшая толпа бросилась на него с диким криком. Маркус закрыл глаза и произнес на выдохе:

– Ненавижу. Будь ты проклят!

Темные занавески чуть колыхались, с трудом пропуская солнечный свет. Луций находился один в большой комнате. Он сидел на полу, скрестив ноги, и медленно водил бруском по лезвию меча, ублажая жадное до человеческой плоти железо. Прошло полгода с тех пор, как он потерял брата, бросив его ради победы. Да, он тогда победил – как и всегда. Рука скользила по лезвию, шуршащий звук нарушал тишину комнаты. Скольких он убил за свою недолгую жизнь? Сотни? Тысячи? А, впрочем, какая разница? Генерал поднял оружие вверх, осмотрел блестящий, начищенный до бликов клинок и проверил его остроту большим пальцем руки, на котором тут же выступила кровь. «У власти нет друзей. Власть – это одиночество», – наставления Марка оказались пророчеством. Теперь он был, действительно, один. Отца нет, двух друзей тоже, брат погиб. Тело Маркуса так и не нашли после сражения. Луций резко вкинул меч в ножны и положил перед собой. Остались лишь Ратибор и Понтий. Даже Мария и та покинула его. За ее исчезновение сполна расплатились его слуги, многих из которых он в гневе предал смерти. Его покидали все, освобождая дорогу в бездну, которую Марк называл властью. Генерал глубоко вздохнул, вспоминая, как предал брата в погоне за славой и величием. Теперь у него нет родных, нет даже могил, на которые он мог бы прийти. Нет ничего, кроме пустоты. Луций долго думал о людях, которые верили ему и которых он потерял, но понял лишь одно: что он не сожалеет о них. Даже родного брата, которого он охранял и берег, генерал без колебаний бросил на верную смерть, хотя и мог спасти, мог. Теперь Маркусу не отдадут положенные почести, а мрачный лодочник не переправит его душу в царство Плутона. Вместе с тем Луций отчетливо осознавал, что ему, в сущности, плевать на все это, как плевать на Марию, на отца, на Мартина и на Ромула, которого он приказал убить по настоянию Понтия. Сейчас не время оплакивать и сожалеть – сейчас время действовать! Никогда еще он не был настолько близок к Тиберию.

Дверь открылась, и в комнату вошел Марк.

– Здравствуй, Луций, – его голос, как обычно, был спокоен и безразличен. – Ты подумал над тем, что я тебе предложил? Другого шанса не будет.

Генерал взял меч и поднялся.

– А как я спасу ему жизнь, Марк? Нанять людей для покушения слишком опасно. Да и кто согласится убить Цезаря? Пусть даже такого никчемного, как Тиберий…

– Тут ты прав. Посторонних людей привлекать не стоит.

– Тогда кого?

– Пускай это будет моей заботой. Главное, окажись в нужном месте в нужное время, а остальное я устрою. После того, как все произойдет, старика будет несложно убедить в том, что в покушении на него виноваты его родственники. И вот тогда ты расправишься с его родней, чтобы впоследствии не возникло споров о власти. Затем мы избавимся от самого Цезаря, а ты станешь управлять империей.

В голове Луция зазвучали трубы, а перед его глазами полетели лепестки роз. Он даже представил, как на его голову возложили золотой лавровый венок, после чего одобрительно улыбнулся Марку.

Запах тухлых яиц был невыносимым. Он стоял в горле и проникал в легкие. Маркус бил себя в грудь кулаком в попытках откашляться и избавиться от смрада, но тщетно. Он обнаружил себя в темной комнате, стены которой были покрыты стеклянной смолой, постоянно стекающей куда-то вниз. Вокруг ни потолка, ни пола – сплошная пустота, пропитанная мерзким запахом серы. Юноша боялся пошевелиться и только оглядывался по сторонам и то и дело кашлял. Однако вскоре его охватила паника, он заметался по невидимому полу и стал биться о странные льющиеся стены, за которыми слышался бесконечный шум стонущих людей, сводивший его с ума.

– О, боги. Что это за место? – Маркус закрыл лицо руками. Он не знал, сколько времени прошло с момента битвы, о которой ему напомнило болезненно-ноющее ощущение в плече. Юноша скинул с себя доспехи, разделся по пояс и стал ощупывать тело руками, но ужаснулся тому, что его пальцы то и дело проваливались вглубь собственной плоти.

– Твою мать, что это? – Маркус зацепил в себе что-то мягкое и холодное и потащил его наружу, роняя к ногам. – Да что происходит-то?

В этот момент черные стены приняли багряный цвет, а затем окрасились в кроваво-красный, осветив пространство вокруг юноши зловещим сиянием. Маркус увидел, что перед ним лежали его собственные внутренности. Его тело было изувечено глубокими ранами, из сломанной ноги торчала кость. Дрожащими пальцами юноша ощупал повреждения, но боли так и не почувствовал. – Что это? Я мертв?

– Мертвые не разговаривают, Маркус, – откликнулся на его вопрос сильный, спокойный и холодный голос, который, казалось, тут же целиком заполнил комнату.

– Где я?! Как я очутился тут, что со мной происходит?! Я ничего не помню! Кто я?!

– Ты всегда был тут, только не понимал этого. Служи мне, и я расскажу тебе, кто ты. Я покажу тебе все то, что ты не видел прежде.

Из льющейся стены вытекла оболочка человека, тело блеснуло черной ртутью. Оно протянуло Маркусу руку, на гладком лице появилось подобие рта.

– Такие, как ты, нужны мне.

Маркус оглядел свое изуродованное тело и протянул руку странному незнакомцу. Но как только его пальцы коснулись существа, его будто пронзило током, ладонь покрылась инеем, тело начало застывать. Он бесшумно, как рыба, открывал рот от боли, и чем больше замерзал, тем ярче вспоминал себя, свое детство, свою семью – все то, что произошло с ним. Перед тем, как полностью заледенеть, он вспомнил последнее – Луция, бросающего его на поле боя. Маркус тяжело задышал, его затрясло от злости. Он словно со стороны смотрел на то, как отступала кавалерия, как в глубине вражеского войска остался лишь он один, как на его глазах дрожали слезы, как он перекошенно улыбался. Эту улыбку было видно даже через замершую корку заледенелой воды на его глазах.