Поднялся легкий ветерок, и дорожная пыль взмыла вверх воронкообразным завихрением. Корнелий прикрыл глаза, увлажнившиеся от грустных мыслей, и, дабы Мартин не увидел его слез, спрятал их за ладонью, будто спасая стариковское зрение от вездесущих пылинок. Порыв ветра пришелся как никогда кстати, поскольку Корнелий не хотел, чтобы Мартин заметил его слабость и спросил его, почему он плачет. Воин не должен плакать, но возраст делает людей более сентиментальными. Однако Корнелий по-прежнему не хотел ни жалости, ни других похожих эмоций со стороны Мартина – он не хотел показаться мягкотелым, хотя и был немолод, далеко немолод.

– Что-то ветер поднялся. Похоже, погода портится, хотя по всем приметам не должна бы, – вставая с кресла и направляясь в дом, сказал Корнелий. Он посмотрел сквозь пальцы руки, которой прикрывал глаза, на небо и произнес: – Наверное, будет ливень. Вон, какие тучи на небе. Пойдем-ка в дом, Мартин, там и подождешь своих друзей. Маркус, бери Рема и марш домой. Не хочется, чтобы ты промок и заболел. И давай быстрее, чтобы мне не пришлось повторять дважды!

– Хорошо отец! Уже бегу! – прокричал в ответ Маркус и, не прерывая игры с собакой, побежал в дом. Рем спешно последовал за ним, пытаясь играючи покусать за пятки.

Леонид, занимавшийся какими-то делами во дворе, тоже неспешной походкой, кряхтя и шаркая ногами, направился вместе со всеми в дом. Зайдя внутрь, он предложил перекусить, все с одобрением встретили его идею и стали рассаживаться за столом.

– Леонид, не суетись. Я сейчас помогу тебе, – сказал Корнелий, привыкший заботиться о более пожилом, по крайней мере, с виду, товарище. Сколько Леониду лет, он не знал, да это было и не важно. Для Корнелия гораздо значительнее возраста была преданность: ее он, как никто другой, понимал и ценил.

В это время ветер усилился, за окнами потемнело, небо затянули темно-синим полотном тяжелые тучи, а вдалеке раздались раскаты грома. Природа предупреждала о своих серьезных намерениях, разрезая небо на несколько частей яркими вспышками молний, словно хмельной портной, который старался спешно раскроить материал, но лишь хаотично вилял ножницами по сукну, выводя на ткани необычные узоры.

Маркус с любопытством наблюдал в окно за этим явлением природы, он уже не так боялся грозы, как раньше, когда был совсем мал. Тогда, едва услышав гром, он мчался к своему отцу или к Леониду, который давно стал уже частью их семьи, и Леонид, укладывая его с собой, рассказывал о том, как бог Юпитер гневается, сидя на облаках. Этот старик знал много интересных историй о богах и людях, о разных событиях, приметах и мудрецах. Маркус уже даже начал его называть своим дядей, поскольку был сильно, по-родственному привязан к нему. Теперь же он просто смотрел на небо по-детски завороженным взглядом, и на его лице не было ни страха, ни чувства опасности перед необъяснимым и грозным проявлением стихии. Теперь Маркус знал, что Юпитер не тронет его, ведь он ни в чем перед ним не провинился.

Прошло уже некоторое время, а дождя все не было, лишь тучи стали еще плотнее и как-то ниже, и создавалось ощущение, что сейчас не день, а вечер, и вот-вот небо прольет свои слезы на землю, давая растениям и всему живому свою бесценную влагу.

Внезапно Рем занервничал. Он начал скулить, поджимать хвост и дергать Маркуса за подол тоги, пытаясь оттащить его от окна в предчувствии надвигающейся бури. Однако Маркус лишь с улыбкой смотрел на собаку, не придавая значения ее беспокойству, хотя прежде Рем не отличался особой пугливостью. Тем не менее, на этот раз пес подвывал и носился взад-вперед по дому, подбегая к каждому и заглядывая всем в глаза, словно это была и не собака вовсе, а человек, который взглядом пытался что-то сказать. От того, что люди его не понимали, Рем крутился волчком и то и дело подбегал к двери и, вставая на задние лапы, скреб ее. Когда, поддавшись его беспокойству, Маркус подходил к двери и открывал засов, Рем тут же выбегал на улицу, лаял куда-то вдаль, пробегал вокруг дома, влетал обратно, словно ошпаренный, рыча и лая, и опять принимался хватать всех за ноги и дергать, как будто пытаясь куда-то отвести.

– Да что с тобой, Рем? А ну угомонись! – приказал псу Корнелий, который вместе с Леонидом принес еду и поставил ее на стол. – Никогда его таким не видел.

– Что-то его беспокоит, а мы понять не можем, что именно, вот он и бесится, – спокойно отрезая хлеб, проговорил Леонид.

В этот момент, словно гром на небе, раздался стук в дверь. Рем, который был чем-то встревожен все это время, притих и, настороженно оскалив зубы, начал рычать в сторону двери.

– Ну, Мартин, вот и твои друзья. Заодно все вместе поедим, да и послушаем, чего они там насмотрелись, – с этими словами Леонид подошел к двери и отодвинул засов. Однако вместо юношей его взору предстал небольшой отряд солдат. Старший из них, Константин, не дожидаясь приглашения, вошел в дом, деловито осмотрел всех присутствующих, сдвинул брови и произнес:

– Вы, я так понимаю, догадываетесь, почему мы здесь? – бесцеремонно расхаживая по помещению и глядя по сторонам, спросил он. – Кто хозяин этого убогого жилища? – со злобной улыбкой поинтересовался Константин.

– Я! – коротко и с возмущением ответил Корнелий, встав из-за стола. – А в чем, собственно, дело?! – На повышенных тонах, но, насколько это было возможно, сдержанно проговорил он.

Константин медленно подошел к Корнелию и положил перед ним на стол приказ о конфискации имущества по причине утаивания налогов на протяжении более десяти лет.

– Ознакомься! Если безграмотный, могу зачитать тебе вслух! – с ехидством сказал он и, развернувшись, вышел на улицу чтобы позвать в дом еще нескольких солдат для того, чтобы они принялись за свое дело.

Дверь за ним захлопнулась и в доме воцарилась гробовая тишина. Все застыли, словно статуи, кроме собаки, которая подошла к Маркусу и начала лизать ему руки, немного поскуливая.

– Что это такое?! Какие налоги, какая опись?! Они что там, с ума все посходили?! Я же платил все в срок! – ударив кулаком по столу и выйдя из-за него, возмутился Корнелий.

– Я думаю, это какая-то ошибка. Нужно разобраться, – тихо проговорил Леонид. – Все прояснится, – сам в это не веря, сказал он, чтобы хоть как-то поддержать Корнелия, который побледнел и присел на стул.

– Что может проясниться, мой друг?! Что?! Нас оклеветали! Знать бы только, кто и за что! Теперь уже ничего не прояснится, Леонид! Ничего! – тряся бумагой, прокричал Корнелий, и, вздохнув, вымолвил: – Уже и так яснее некуда! Да и они пришли сюда не для того, чтобы что-то прояснять! – небрежно кинув документ на стол, обхватив голову руками и тяжело вздохнув, посетовал Корнелий.

В этот момент в комнату вошли солдаты и без лишних церемоний стали выносить из дома все, что представляло хоть какую-то ценность. Жильцы молчали, беспомощно наблюдая за происходящим, и лишь Рем изредка недовольно рычал. Пес вплотную прижался к Маркусу, который испуганно смотрел на все, что творилось в доме.

– Папа, кто они такие и почему все забирают? – тихо, еле слышно спросил у отца Маркус, с опаской глядя на солдат.

Сидевший на стуле Корнелий в ответ лишь нервно помотал головой.

– Все будет хорошо, сынок. Все будет хорошо. Ты, главное, не бойся, – повторял он, будучи не в силах ничего объяснять.

Однако вскоре он не выдержал и, встав, заходил по комнате, чем начал раздражать начальника отряда, который тут же рявкнул на него:

– Прижми свой зад к стулу и не путайся под ногами! Можешь пока попрощаться со своими выродками: у меня приказ арестовать тебя, и после того, как мы закончим, ты отправишься с нами! Так что пользуйся моментом, пока есть такая возможность!

– Не смей так говорить о моих детях, ублюдок! – громко и с былой уверенностью выкрикнул Корнелий. Но тут же понял, что не стоило лишний раз провоцировать Константина, дабы избежать последствий и не усугублять тем самым свое положение и положение тех, кто находился рядом с ним.