На «мертвом часе», как обычно, она примостилась под одеялом писать письмо. До сих пор у Нади от родителей не было никаких тайн. И она испытывала потребность поделиться и колыбельными песнями, и событиями сегодняшнего утра, рассказать и про пугачевские глаза вожатого, и про то, как она обожгла пальцы, рисуя портрет вожатого. Но смогла вывести только:

«Живем как в аквариуме: две стены стеклянные и все видно. Ужас. На зарядку бегаем в трусах и майках. Пришлите как можно скорее тренировочный костюм».

События в Артеке набегали одно на другое: выставка, президентские обязанности, пресс-центр, – забирали у Нади много времени, но она находила минутку-другую, чтобы хоть коротко, хоть в открыточке сообщить в Москву о главном. Она знала, как ждут ее писем мама и особенно отец. Торопя с ответом, он даже конверты ей присылал надписанные. Только вложить листок, запечатать и бросить в почтовый ящик.

«Дорогие папа и мама! Наш вожатый – из Москвы, как и я. Он очень хороший и выглядит совсем молодым, хотя окончил ВГИК, – сообщила Надя. – Вчера вечером он читал нам колыбельные песни».

Николай Николаевич почувствовал, что дочь сообщила ему в немногих словах что-то важное. Он заволновался оттого, что не улавливает сути. Ему было ясно только одно: строки о вожатом не случайны в письме и Надя на них ждет ответа. Может быть, все дело в том, что вожатый окончил ВГИК, но работает в Артеке не по специальности, и Надя спрашивает: не может ли отец чем-нибудь помочь хорошему человеку?

«Твой вожатый окончил ВГИК, – написал он. – Какое отделение? Если художественное, то спроси, не согласился бы он работать у нас, на Центральном телевидении?»

«Дорогие папа и мама! – написала Надя через несколько дней. – Вчера был День мира и дружбы с борющимися народами. Я нарисовала много антивоенных плакатов».

«Очень советую тебе хотя бы часть этих плакатов привезти в Москву», – откликнулся отец.

«Антивоенные плакаты привезу, – пообещала Надя и добавила: – Выпустили третий номер газеты. Из одних колыбельных песен. От каждой народности по одной песне. Мне пришлось рисовать флажки. Всем очень понравилась такая газета. Все приходят с блокнотами и переписывают песни других народов. А придумал все это наш вожатый. Он у нас очень хороший. Окончил ВГИК, сценарное отделение. Знает английский, с ним интересно разговаривать. Когда делаем газеты и стенды, не принуждает и не давит».

«Значит, сценарное отделение, тогда я для него ничего не могу сделать, – подумал Николай Николаевич. – Что-то у нее очень много про вожатого и мало про газеты».

«Хорошо бы и стенгазеты и другие стенды привезти», – написал он Наде.

«Газеты останутся у вожатого, – коротко ответила дочь и добавила: – Выставку мою устроили. На нее больше ходят взрослые. Даже из Гурзуфа и Ялты».

«Это хорошо, – обрадовался отец. – Такое искусство принадлежит не только детям. Главное, работать и работать. Считай себя в творческой командировке на международном слете. Побольше рисуй по наблюдению и с натуры. Портреты, шаржи. Не забывай их украсить автографами и адресами».

«Выдала еще две новые вещи, – ответила Надя. – «К солнцу» и «Танец дружбы». Мне кажется, получился оригинальный рисунок танца. Вертикальный, примерно 1 м 20 см».

«Прекрасно, – похвалил отец. – Не забывай рисовать пейзажи и архитектуру. Сегодня по радио в «Пионерской зорьке», которую мы с мамочкой слушаем теперь регулярно, передавали голоса Артека. Девочки из Сирии, Египта, Мозамбика. Удастся ли сделать их портреты в национальных костюмах? На полях в удобном для композиции месте получить автографы и адреса, даты и добрые пожелания теми же цветными фломастерами, которыми сделан рисунок? Ни в коем случае не забывай ставить даты, слово «Артек» и свою подпись. Все это скомпонуй хорошенько, а главное – сбереги».

Надя с радостью выполняла советы отца.

«На пресс-конференции с иностранными ребятами рисовала и брала автографы у австралийцев, швейцарцев, австрийцев».

«Очень порадовались, что в День интернациональной дружбы рисовала и брала автографы. А как с восточными народами? Корейцы, монголы, вьетнамцы, японцы, африканцы? Ведь они тебе удались бы больше. И шрифты автографов их необычны и декоративны».

Надя убедилась вскоре, что это так. Автографы арабских мальчишек делали портреты более достоверными, документальными… Красивыми…

«Папа, ты прав. Вчера рисовала и получила автографы у ребят из Египта, Сирии, Монголии, Португальской Гвинеи и у девочек из Палестины. Кое-что из моих рисунков взяли для «Пионерской правды», кое-что должны показать по телеку. Пишу на «тихом часе», хочу спать. Пишите. Дочка Надя».

«Конечно, мы понимаем, что лагерный режим и распорядок отнимают массу времени, – посожалел отец, – но зато ты научилась работать в толчее, тесноте, в любых условиях: на собраниях, в поезде, на остановках и даже в постели во время «тихого часа». Это хорошо».

«Сегодня встала в четыре часа утра и пошла вместе с ребятами встречать солнце на Аю-Даг, – сообщала еще об одном событии Надя. – В гору было идти тяжело, я задыхалась, но потом привыкла… Сделала рисунок, как мы сидим на вершине и ждем появления солнца. А вечером судила конкурс инсценированной песни. Ребята хорошо сыграли и спели «Гренаду» Светлова, а я и их нарисовала для альбома Полевой дружины».

«Рисуй и в письмах, – попросил отец, – мы с мамой их бережем. А как обстоит дело в Артеке с фотографиями? Вас фотографируют или нет?»

«Привезу одну большую хорошую фотографию, – ответила Надя. – Несколько дней назад нашу московскую делегацию вместе с вожатыми сфотографировали в Морском лагере».

«А нельзя ли увеличить расходы на фото? – поинтересовался отец. – Пусть будет побольше вариантов и покрупнее. Твои товарищи-фотолюбители не фотографировали тебя?»

На этот вопрос Надя не стала отвечать. Она узнала, что в один из последних дней будет вечер, на который можно будет по-взрослому прийти в платье и туфлях. Это событие заслонило все остальное. Она представила, как войдет в зал в туфлях на высоких каблуках, в платье с большими оранжевыми цветами.

«Пришлите платье для вечера и туфли», – написала Надя.

И между строк письма нарисовала одним росчерком силуэтик платья, чтобы было понятно, какое именно она просит.

Отца рассердило это письмо:

«Хорошо было бы, если бы ты перечитывала свои письма прежде, чем их запечатывать. И ошибки проверила бы и уточнила бы свои описания. «Пришлите платье для вечера»… Но какое? По рисунку, что ты набросала в письме, мне непонятно. Карман не с той стороны. И цвет ты не указываешь».

«Как непонятно? – огорчилась Надя. – Сам написал, что карман не с той стороны».

Надя загрустила.

Но на следующий день пришло новое письмо:

«Сегодня утром мама решила, что ты просишь платье с оранжевыми цветами».

«Правильно, – обрадовалась Надя, – я просила белое с оранжевыми крупными цветами. Мама угадала».

В посылку Наталья Ивановна помимо платья и туфель положила еще браслетик и кулечек кисленьких конфет.

«Надюша, а как ты проводишь вечера? Ты нам ничего не писала об этом», – поинтересовался Николай Николаевич.

«По вечерам у нас показывают кино, в четверг и воскресенье. Недавно было «Добро пожаловать…» и мультишка чешский «Корова на Луне». Танцы бывают редко. Выучила хали-гали, медисон, лимбо, чайка».

«Не увлекайся танцами на ночь, – посоветовал отец. – А все силы на творчество и наброски. Порисуй и пейзажи и архитектуру».

Вопрос о танцах Надя в ответном письме опустила. Отец опять ее не понял. «Танцы бывают редко», значит, она не может ими увлекаться. Она догадалась, что его беспокоит. Зачем в Артеке белое платье и туфли? Надя не могла написать, что мечтает об артековском бале.

– Надия, синема? Да? – заглянула в пресс-центр Гейла.

– Сейчас письмо допишу, – показала она конверт австралийке.

– Я – будь готов!.. Там!.. Синема!