Перед самым обедом из голубенького улья вылетел рой. Пчелы, громко жужжа, лезли из летка, да так, будто их кто толкал оттуда, и, срываясь с прилетной доски, резали воздух вокруг улья.

Потом шум стал стихать. Пчелы одна за одной садились на ветку яблони и вскоре повисли на ней черным копошащимся клубом. Первый рой на школьной пасеке — событие. Посмотреть на него собрались все юннаты.

Саша торопливо налаживал роевню, а Костя раздувал дымарь. Когда рой немного успокоился и затих, Саша подвесил роевню рядом с клубом и берестяным черпаком стал складывать туда пчел, черпая их, к удивлению ребят, как крупу. Посмотрев, что добрая половина пчел рке в роевне, он дымом поднял остальных в воздух и отошел. Пчелы, воинственно трубя, стали сами залетать в роевню, как в свой родной улей. Такая дисциплинированность очень удивила ребят. Когда все пчелы собрались, Саша завязал роевню и спрятал в шалаш.

— Вечером в новый улей сажать будем, — сказал он, — приходите смотреть. Еще интереснее будет…

Ребята разошлись, а Саша стал готовиться к посадке роя. Он сходил к Ивану Федоровичу, принес из школьной кладовки новый улей, еще не покрашенный, забил колышки и установил на них улей. Потом ребята удобно расположились на траве и стали наващивать рамки: Костя прокалывал шилом в боковых брусочках рамок дырки, продевал в них тонкую, как струны, проволоку и туго ее натягивал. Саша к готовым рамкам приклеивал вощину. Работали сосредоточенно, молча, каждый со своими думами.

— Саш, а если нам для выставки сделать макет роя? — предложил вдруг Костя. — Вырубить хорошую ветку, листья оборвать, ветку высушить, а потом приклеить из ваты или из папье-маше пчелиный рой и бумажные листья. Давай сделаем, а?

— Ерунда, — буркнул Саша. — Рои — отсталость. Теперь искусственно делят пчел. Надо придумать что-нибудь другое.

— Саша, а в древности, когда ульев не было и пчелы жили в дуплах деревьев, как они соты делали? Ведь у них не было рамок?

— Рамок не было. Они соты прямо к стенкам дупла клеили.

— Значит, соты у них не квадратные были, а всевозможной формы. А что если нам, Саша, поставить в улей рамку тоже не квадратную, не обычную, а, скажем, в виде звезды? Как по-твоему, будут пчелы ее отстраивать?

— А ты, Костя, на этот раз здорово придумал! — подпрыгнул от радости Саша. — Здорово получится. Выставим большую медовую звезду! Очень хорошо будет. Только не знаю, будут ли пчелы ее отстраивать. Все равно попробуем.

— А чего пробовать да гадать. Давай сходим к деду Кузьме. Он-то уж наверняка знает. На этом и порешим.

Утром Саша встал рано, когда живший у них на постое коровий пастух Спиридон заиграл на рожке. Быстро одевшись, Саша сунул в карман кусок вчерашнего пирога и побежал к Косте.

Пошли прямиком по берегу Боровой. В тихой, будто сонной, воде часто всплескивалась рыба. В заводях окуни гонялись за мальками, и вода там вскипала. Река курилась.

На пасеке, около домика, горел костер. От него синенькой струйкой, как ручей, поднимался дымок. У костра на обрубке дерева сидел дед Кузьма и курил. Ребята окликнули его от городьбы. Старик встал, посмотрел на ребят, видимо удивленный столь ранним приходом, но, узнав Сашу, заулыбался:

— А, Саша! В гости с дружком пожаловали?

— По делу, дедушка. В такое горячее время разве по гостям ходят…

Ребята подошли к костру, сели на лужок.

— Ну, выкладывайте, велико ли дело-то?

— Велико и невелико, дед Кузьма, сами не знаем, какое оно, затем и пришли, — стал рассказывать Саша. — Выставка у нас будет осенью, нам с пасеки тоже велели что-нибудь приготовить, а вот что — никак не придумаем. Решили рамку сделать в виде звезды. Вот и пришли посоветоваться. Как по-твоему, будут ее пчелы отстраивать?

— Звезду? — на минуту задумался дед. — Вряд ли. Вся беда с углами, а пчела в стройке простор любит.

— Как же быть?

— Я, пожалуй, помогу вам. Есть у меня подходящая «штука», только найду ли, на чердаке где-то завалилась. Пойдемте в избу, посидите, а я поищу. Не найду, так новую сделаем, не хитро!

Старик проводил ребят в избу, а сам полез на чердак. «Штука», видимо, и впрямь завалилась куда-то далеко: дед долго лазил по чердаку, прогибая потолочины, прежде чем она попала на стол для осмотра. Это было какое-то сооружение из планочек, укрепленное на куске половой доски.

— Этот медовый домик, — стал рассказывать дед Кузьма, — для выставки в аккурат годен. Сам для этого делал, только выставлять не пришлось, не те времена были…

Старик вынул из стола ножик, зачистил на планках шпунты, выковырял из пазов мусор, осторожно разобрал планки, чтобы не перепутать, и получился каркас небольшого игрушечного домика.

— Вот к этим планкам, — попутно рассказывал старик, — надо приклеить искусственную вощину, поставить в улей между рамками, а когда пчелы отстроят, будет одна сторона крыши. А вот стены. Косячки окон и дверей прямо врежете в вощину, пчелы их потом заделают, они крепко будут держаться. Вот и будет у вас беленький медовый домик, как украинская хатка.

Каркас домика и сам по себе был красив. Саша мысленно представил его готовым, белым, ноздреватым, как живым…

— Спасибо тебе, дедушка. Вот же выручил ты нас, так выручил!

Есть в середине лета такое время, когда цветы особенно много выделяют сладкого сока-нектара. Длится этот момент в разных местах по-разному, в большинстве две-три недели. В это время пчелы работают усиленно. Много носят меда и лучше строят соты. Недаром и называют пчеловоды это время главным медосбором.

За одну неделю такого медосбора пчелы на школьной пасеке отстроили ребятам все детали медового домика, залили их медом и запечатали ячейки тоненькой восковой корочкой, чтобы мед долго мог храниться в сотах и не портиться.

Осторожно, чтобы не повредить, ребята перенесли детали в ботанический кабинет, разложили на столе и приступили к сборке. Все получилось так, как говорил дед Кузьма. Домик был красивый, массивный и белый от запечатанного меда, будто запорошенный снегом суровой русской зимы.

— Вот это да! — сказал, потирая руки, Иван Федорович. — Это, Саша, не рамка-урод, а настоящее искусство пчеловода! Вот уж молодцы! Этот экспонат, пожалуй, всех больше соберет народу…

И вдруг Саше представилась выставка. Посетители толпятся около их экспоната да похваливают. И вспомнился Саше дед Кузьма, с которым он прожил целое лето, вспомнился сидящим у костра. В таком положении он проводил большинство свободного времени. Сядет на чурбак, согнется да и сидит так, поглядывая на огонь.

— Наконец-то твой медовый домик, дед Кузьма, попал на выставку, — подумал с благодарностью Саша. — Чем наша школьная выставка будет хуже настоящей?

За темно-зелеными пахучими от зноя елями опускалось солнце. И то ли оттого, что днем на него больно смотреть, то ли от чего другого, только Кузьме оно всегда казалось перед закатом милее. Нежаркие, мягкие лучи его освещали сейчас один гнилой угол, остальная часть пасеки, вместе с постройками, погрузилась в тень. И, как всегда, Кузьме вдруг захотелось войти в эту полосу предзакатного света. Какой-то он особенный…

Кузьма стоял на бугре около омшаника и курил. В эти минуты он забывался и не видел ничего, кроме освещенного солнцем гнилого угла. В серых, задумчивых глазах его загорелась непонятная радость.

Помощник Кузьмы, Ваня Лазарев, низкорослый, веснушчатый парень, минут десять сидел у костра с разведенным дымарем и терпеливо ждал, когда проснется старший пчеловод и позовет его сажать рой. Чтобы не заглох дымарь, он время от времени пускал в застоявшийся воздух пухлые, смолистые клубы дыма.

Кузьма моложе Вани года на два, но выглядит старше. Он высок, немного сутул, костляв и характером спокойнее. Наблюдая за пчелами, Кузьма может целый день просидеть около улья, позабыв обо всем. Зато вечером у костра он до полуночи будет рассказывать, как интересно и дружно работают они, как улетают в поле и возвращаются, как охраняют леток и вентилируют улей, подняв брюшко и часто-часто махая крылышками, словно маленькими стеклянными пропеллерами. При этом Кузьма сам начинает махать руками и делается очень похожим на пчелу-вентиляторщицу.