Чтобы богатство липовых лесов не пропадало; человек еще с незапамятных времен начал заниматься пчелами. Только тогда пчел не разводили, а охотились за медом. Жили пчелы в дуплах деревьев, в расщелинах скал, где придется. Называли эти дупла с пчелами «бортями», а охотников за медом — «бортниками». В те далекие времена человек находил в лесу пчел, мед забирал, а на дереве ставил свою родовую пометку, чтобы другой бортник, случайно напавший на это дупло, знал, что пчелы в нем уже имеют своего «хозяина». Такое «пчеловодство» процветало у наших предков-славян долгое время. Позже люди стали вырубать — подсекать — в лесу деревья, расчищать поляны — подсеки, стаскивать на них в одно место вырубленные дупла с пчелами — «борти» и по-настоящему браться за это интересное и доходное дело. Тогда-то от слова «подсекать» и родилось первое слово «пасека», которое бытует и до сих пор.
В наших липовых лесах и сейчас еще встречаются дикие пчелы.
Дикари
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой
А. Пушкин
Пчелиная семья складывалась тысячелетиями.
Когда-то, очень и очень давно, пчелы, как и теперешние бабочки и стрекозы, жили в одиночку. Выведет пчелиная матка молоденьких пчелок, чуть окрепнут они и сразу же разлетаются, забывая о своем доме. Круглый год порхают пчелки с цветка на цветок да лакомятся сладким нектаром. Ночуют там, где застанет ночь, а утром снова веселое порхание.
Тогда можно было жить в одиночку. На земле круглый год стояло жаркое лето, и всюду росло множество различных цветов, которые очень обильно выделяли нектар.
Но проходили века, и климат на земле стал меняться. Начались похолодания. Вместо теплого дождя часто стал выпадать снег, многие цветы гибли от холодов, и пчелам все труднее становилось добывать себе пищу. Молоденькие пчелки стали все дольше и дольше задерживаться в материнском гнезде. Семьей, сбившись в кучу, им легче было переносить холода и ненастье.
Так под воздействием неблагоприятной погоды семейственность у пчел постепенно закрепилась в инстинкт, коллективная жизнь помогла им перенести все эпохи и спастись от вымирания.
Но с тех пор когда образовалась пчелиная семья, прошло так много лет, что считать их надо не десятками и даже не сотнями, а миллионами. Вот когда это было. Человек познакомился с пчелами тоже очень давно.
Много тысяч лет тому назад разводили пчел в Древнем Египте. Ученые-археологи, раскапывая в Египте усыпальницу египетского фараона Тутанхамона, царствовавшего примерно более 3300 лет назад, нашли глиняный сосуд с медом, на котором есть надпись: «Год пятый, мед дома Тутанхамона».
В Армении есть Мегринский район. По-русски — это медовый. Предки армян — древнейшее племя Урарту, старейшее из всех племен и народностей, населяющих территорию нашей Родины, еще более двух тысяч лет назад разводило пчел. Есть сведения, что в борьбе за свою независимость с властителями Древнего Востока племя Урарту использовало пчел, от ужалений которых вражеские войска разбегались.
Вот как давно узнали люди пчел. Но и до наших дней человеку так и не удалось приручить их, как приручил он многих диких зверей и птиц. Пчелы и сейчас дикари и мало изменили своим привычкам. Человек только проник в их жизнь, узнал ее, научился ухаживать за пчелами и получать от них мед и воск.
Но одомашненные пчелы все же кое в чем, правда в незначительном, но изменили своим сородичам, живущим на воле в лесах. Они изнежились, стали более хлипкими и чувствительными к холодам. Вот почему дед Никита обрадовался, когда дети нашли ему семью настоящих дикарей.
Правда, могли это быть и не настоящие дикари. Когда-то, может быть, и эта семья жила на пасеке, но улетела и поселилась в лесу. Но уж одно то, что пчелы, может, несколько лет кряду жили самостоятельно в лесу, радовало. Старик решил от этой семьи вывести для своей пасеки более зимостойких пчел. Дикари, не видавшие теплого омшаника или отвыкшие от него, лучше переносят зиму. И работают они азартнее. Вылетают за взятком даже в холодную погоду, когда все пчелы пасеки не решаются даже усика высунуть из улья. По утрам дикари не ждут, когда пригреет солнышко и спадет роса. Они чуть свет вылетают на работу и вечером трудятся почти дотемна.
Старик давно мечтал завести у себя на пасеке дикарей, но найти их было не так-то просто. И вот наконец ему повезло.
— Молодец, Ванюша! — осмотрев дупло, похлопал дед Никита по плечу Ваню Курочкина. — Вот уж выручил, так выручил. Это про тебя небось загадка сложена?
— Какая? — хором спросили дети.
Дед Никита раскурил свою трубочку, сел на пенек и сказал:
— Певец-молодец нашел маленький хлевец, а в нем пять тысяч овец. Что будет?
Ребята не долго гадали.
— Дупло с пчелами! — хором ответили они.
— Молодцы, угадали. А теперь марш домой, а то вас уж, наверное, там матери заискались.
— Дедушка, а можно вечером прийти сюда, посмотреть, как вы будете пчел забирать? — робко спросил Ваня Курочкин.
И глушь и тишина.
Лишь сонные дрозды,
Как нехотя, свое
доканчивают пенье;
От луга всходит пар…
Мерцающей звезды
У ног моих в воде
явилось отраженье.
А. К. Толстой
Вернувшись на пасеку, дед Никита стал торопливо готовиться к ночной охоте за пчелами. Афанасий, как мог, помогал ему.
За свою жизнь деду Никите много раз приходилось брать по дуплам пчел. Опыт был. Но сейчас он готовился особенно тщательно. Ведь предстояло взять дикарей, которые во много раз злобивее одомашненных пчел, и повадки у них особые. Старик выбрал самую большую и крепкую роевню — лубочную коробку с сеткой, в которую предстояло загнать дикарей. Наточил топор, столярную стамеску, приготовил длинную веревку, вычистил от нагара дымарь, достал с омшаника самые мягкие сухие гнилушки для дымаря.
Дед Афанасий сколачивал две лестницы в одну.
Вскоре на пасеку пришел Ваня Курочкин, одетый в старую отцовскую стеганку и зимнюю шапку.
— Ты что, один? — спросил его дед Никита.
— Ребят дома не пустили на ночь глядя.
— А тебя? Небось без спросу ушел?
— Не! Мамка сама пустила. Я уговорил ее. Ведь интересно посмотреть, как вы будете пчел вынимать.
— «Интересно-то интересно, а не боялся один-то лесом идти? — спросил явно удивленный появлением Вани дед Афанасий.
— А кого мне бояться? Ведь светло еще…
— А вдруг волчишка бы встретил?
— Теперь не зима, — вступился за Ваню дед Никита, — какие теперь волчишки. Сейчас их захочешь, да не увидишь.
В лес пошли далеко до заката солнца.
— Там все засветло надо приготовить, — говорил дед Никита. — В темноте-то дров на костер не наберешь.
Шли молча. Тяжело нагруженным было не до разговоров. Дед Афанасий, согнувшись в три погибели, волочил лестницу. Ваня Курочкин — роевню и корзину с гнилушками. Дед Никита был тоже нагружен достаточно.
Добравшись до места, сели отдохнуть. Дед Никита, набив свою трубочку, стал ходить вокруг липы, что-то прикидывая в уме. Афанасий растянулся на молодой травке и, потягиваясь, восхищался:
— Хорошо-то как!
— Это верно, что хорошо, — согласился с ним дед Никита, — только отдыхать-то нам, други, некогда. Эту семейку взять мудрено. Главное, липу губить нельзя.
Немного отдохнув, взялись за дело. Ваня пошел собирать валежник для костра, а старики принялись за пчел.
Дед Никита развел дымарь, надел на лицо сетку и полез по лестнице к щели, служившей пчелам летком.
Обычно на пасеке стоит только пчеловоду пустить в леток улья несколько клубов дыма, как пчелы успокаиваются и меньше жалят. Происходит это вот почему. В давние времена, когда пчелы жили в дуплах деревьев, их очень губили лесные пожары. У пчел выработался инстинкт: малейший запах дыма считать стихийным бедствием. Сразу же, как только появится в улье дым, пчелы бросаются к своим медовым запасам и набирают полные медовые зобики меду. Этого запасу им хватает дней на десять. Это связано с тем, что, дескать, если улей сгорит, то с запасом меда можно лететь всей семьей куда угодно и устроиться на новом месте. Когда пчелы наберут полные зобики меда — им трудно, почти невозможно жалить. Ведь чтобы кого-нибудь ужалить, пчеле нужно согнуть брюшко, а переполненный медовый зобик не позволяет ей это сделать. На этой биологической особенности построена работа пчеловода. Когда ему нужно посмотреть улей, он, прежде чем открыть крышку улья, сначала пускает в леток несколько клубов дыма, а потом уж спокойно разбирает гнездо.