Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но вот наконец заяц попался. Вернее, не сам заяц, а зайчонок. Случилось это ранней весной. Копались комбайнеры в своих машинах, и вдруг штурвальный Коля Бухвалов, высокий, длинноногий парень, увидел зайчонка. Зверек притаился за хедером комбайна в небольшой вмятине и лежал ни жив ни мертв. Коля спугнул его и с криком: «Заяц, заяц, держи!» — пустился ловить. Не выдержали и другие комбайнеры. Они долго бегали вокруг машин, мешая друг другу, пока случайно не накрыли почти уже загнанного зайчонка шапкой.

Хоть и не велик зверек заяц, а наделал на усадьбе много шуму. Посмотреть на него собрались почти все, кто был в это время на усадьбе. Пришел и Иван Гаврилович, и главбух, и Костя с Женей. Кто-то в насмешку произнес речь во хвалу славных звероловов. Много было шуму и смеху. А зайчонок испуганно дрожал на руках у рослого комбайнера, пялил на людей круглые, навыкате глаза, смешно раздувал пухлые губы.

Кто-то спросил:

— А что же теперь делать с ним?

Вопрос застал всех врасплох. Все опомнились, словно отрезвели.

— Действительно, что делать с зайчонком?

Первым нашелся Иван Гаврилович. Он вышел в круг и авторитетно предложил:

— Я думаю, товарищи, нужно собрать всех наших охотников, кто за всю зиму ничего не убил. Пусть придут утром с ружьями и собаками. Зайца мы привяжем к городьбе, и пусть палят. Может быть, на этот раз попадут в цель и с добычей будут.

Шутка Ивана Гавриловича пришлась всем по душе, Лишь одна уборщица конторы тетя Дуся приняла ее всерьез:

— Что вы, охальники! — запричитала она. <— Ведь он еще дите! Разве можно так? И ему, бедняжке, чай, жить охота…

Но благоразумные слова ее ни на кого не действовали».

— Расстрелять зайца! Пусть потешатся неудачники!

— Это и вас касается, милейший, — заметил Иван Гаврилович главбуху, — вы тоже за всю зиму, кажись, ничего не убили.

До утра поместили зайчонка в бункер комбайна и прикрыли сверху решетами. Сердобольные набросали ему травы, хлеба — живи!

А тетя Дуся так и не поняла, что народ шутил. Вечером она встретила Александра Ивановича и, ища у него сочувствия, спросила:

— Убьют ведь, охальники?

— Убьют! — подтвердил главбух.

— Что же делать?

Ночью уборщица не спала. Под утро она вышла из дома, прокралась на усадьбу и выпустила зайчонка на волю.

— Гуляй, милый! — . прошептала она ему вслед» — Живи! Меня поругать-то, если узнают, поругают за тебя, а уж стрелять-то не решатся.

А утром она увидела, что все на работу пришли без ружей и собак, все по-прежнему занялись своими делами, а о зайчонке забыли, словно его и не существовало на свете…

— Фу ты, нечистые, напугали только старуху! — обрадованно проговорила она. — Знала бы — не выпускала. Пусть бы пожил у нас, ведь интересно!

— Пусть до зимы бегает! — узнав о случившемся, сказал главбух. — Снег выпадет, мы его с Костей обязательно подстрелим!

Куница-медовка

В июле, в самую сенокосную пору, лесник Степан Веревкин нашел в лесу, в двадцать первом квартале, диких пчел, Рой, видимо, улетел с какой-то пасеки и прижился в дупле старой сухой осины. Гнездо располагалось в комле дерева, невысоко от земли Степан прослушал дупло, щелкая по стволу пальцем, и, судя по тому, как гудели там пчелы и как летали они вокруг, решил, что семья попалась сильная» Из узкой щели, служившей пчелам летком, потянуло медом…

Степану еще ни разу не приходилось держать пчел. Он боялся их и не умел за ними ухаживать. Поэтому лесник тут же и решил продать их вместе с осиной прямо на корню. Приметив место, он пошел к себе на кордон. Вечером за ужином рассказал о находке и о своем решении жене.

— Кто же это в страду будет возиться с твоими пчелами? — спросила супруга. — Только и делов теперь до них. Кому и нужно, да не возьмут. Сено-то сейчас дороже меда каждому. Разве Митричу предложишь. Сейчас только его никакая страда не удержит.

— Много ли даст Митрич, — возразил лесник, — три кило меда да кислушки поднесет — невидаль, за такую-то семью! Лучше повременю малость. После покоса за настоящую цену отдам!

— Так и будут там пчелы сидеть и ждать, когда покос кончится. Небось найдет кто-нибудь да заберет.

— Найдет?! — удивился Степан, и косматые брови его полезли наверх, топорща на лбу кожу. — Это же в двадцать первом квартале! Туда только зимой иногда охотники заходят, а летом ни одной души не бывает!

Сенокос кончился, но не убавилось у колхозников дел, а прибавилось. Началась уборка хлебов, потом до самых морозов копка картофеля. Степану жаль было продавать пчел Митричу, и он терпеливо ждал. После огородов народ повалил в лес, заготовлять на зиму дрова. Тут уж и самого Степана связали по рукам: целыми днями ходил он по лесу, указывал делянки. Когда наступила зима и много разных дел схлынуло с рук, лесник решил заняться своей находкой. Не пропадать же пчелам в лесу!

Тут опять вмешалась в дело рассудительная супруга.

— Кто же это в зиму купит у тебя пчел, умная голова? Их небось каждый к весне стремится завести. Сейчас купи, а они и подохнут до весны-то. Хоть и ждал ты все лето, а, видно, не миновать тебе Митрича.

Степан подумал-подумал и решил, что, действительно, никто сейчас, кроме Митрича, не решится купить пчел.

Митрич — колхозный пчеловод, низенький, рыжебородый старик, большой любитель дупляных пчел. Трудно понять, что ему больше нравилось: пчелы, дупла ли, куски прогнившего дерева, каких и бесплатно в лесу можно набрать целую уйму. Только диких пчел Митрич всегда покупал охотно. Он аккуратно вырезал кусок дупла с гнездом, пчел перегонял в улей, а на дуплянку прибивал небольшую дощечку и писал, где и когда найдены пчелы. Таких «экспонатов» у старика скопилось много. Новые он выставлял для всеобщего обозрения на пасеке, а старые в беспорядке валялись у него на чердаке, на омшанике — везде, где только можно было приткнуть.

Неверно было бы считать, что Митрич скупает диких пчел ради пустой забавы. Был у него к этому особый интерес. На листе фанеры он сделал карту леса и отмечал места, где были найдены дупла. Старик вел учет улетавшим с пасек и селившимся в лесах пчелам. Правда, не обязательно было к крестикам на самодельной карте хранить еще и дупла; никто это делать старика не обязывал. Но если рассуждать так, то никто не обязывал его делать карту и вести учет. Все это, видимо, доставляло Митричу какое-то удовольствие. У каждого человека есть свои слабости.

Правда, продавали Митричу диких пчел неохотно, только в крайней нужде, когда деть их было решительно некуда. Происходило это потому, что со стариком нельзя было рядиться. У него на любое дупло одна цена — три кило меду, и, хоть в доску разбейся, Митрич не прибавит. Расплачивался старик колхозным медом, прямо с пасеки. Но и пчел он покупал не себе. Самому ему оставались только хлопоты да дуплянка. Но такой уж человек Митрич — большего ему и не нужно.

Лесник застал Митрича на пасеке. Тот сидел около окна и подшивал валенок.

— Пчелы, говоришь? — обрадованно переспросил он. — Тогда давай завтра утречком и сходим.

Митрич не любил такое дело откладывать в долгий ящик.

Утром Степан еще затемно пришел на пасеку. Старик уже ждал его.

Было морозно. На черном, словно бархатном, небе весело перемигивались крупные звезды. Когда охотники добрались до места, рассвело. Все деревья в лесу стояли запушенные инеем, будто ночью, пока все спали, кто-то невидимый опутал их тонкими, ажурными кружевами.

— Здесь! — указав на толстую осину, прошептал лесник Митрич приложил ухо к стволу и пощелкал.

— Не слышно. На это ли место привел? — усомнился он.

— За неделю до снега смотрел, тут были. Поди, уснули крепко.

— Сам ты уснул!

Предусмотрительно заткнув леток рукавицей, Степан зарубил дерево. Пила мягко вошла в полугнилой ствол. Осина жалобно скрипнула и, ломая отмершие сучья, рухнула в снег. Из выгнившей сердцевины посыпались труха, птичьи перья, мох, обломки пчелиных сотов. Вместе с этим хламом неожиданно вывалилась на снег рыжевато-бурая, с желтым пятном у горла, лесная куница и, словно согнутая пружина, мызгнула между ног. Не успели охотники и глазом моргнуть, как она скрылась в лесу. Степан было метнулся вслед, да спохватился и только рукой махнул — все равно не догнать!

67
{"b":"589303","o":1}