— Ну… Нищие обычно так и делают.

— Разумеется, — быстро проговорила она. — Но он не просил милостыню, понимаешь? Просто шел и пялился на нас. Следил за нами весь день.

— И что с того? — В голосе Билла проскочила нотка раздражения.

— Милый, — сказала Джейн. — Ты знаешь, я не истеричка. Ненавижу пустую болтовню и дамские слезливые припадки. Но мне и правда тут не нравится.

— Утром мы снимаемся с якоря, — напомнил ей Билл. — И в путь с первым лучом зари.

— Знаю… Но, Билл, разве нельзя отплыть прямо сейчас?

Он бросил на нее пристальный взгляд:

— Ты серьезно?

— Более чем, — ответила Джейн. — Я сама не своя. Как вспомню этого нищего — мороз по коже. Даже яхта на нервах, разве не чувствуешь? Билл, корабль не желает здесь оставаться.

— Хочешь отплыть сейчас, посреди ночи?

— Да, хочу. Это возможно?

— Не знаю. Выход из бухты чертовски неудобный. Море волнуется, и ветер в сторону берега. Будем лавировать всю ночь.

— Ну пожалуйста, — попросила она.

Он встал:

— Схожу на палубу, осмотрюсь и тогда решим. Сказать по правде, мне это местечко тоже не по душе. Илистое дно. Паршивая якорная стоянка.

Билл Томпсон поднялся по лестнице, открыл люк и выбрался на палубу.

Джейн закурила и легла на спину, пытаясь понять, почему ей тут не нравится. Они с Биллом далеко не первый день плывут вдоль западного берега Мексики. Обычно рыбацкие деревни вполне дружелюбны. Иногда, правда, они казались ей равнодушными, а пару раз — даже откровенно враждебными. Но ни разу Джейн не ощущала того, что ощутила сегодня в Тетуилане: все дружески улыбаются, а по пятам шагает нищий, мрачный, как грозовая туча. Ее впервые охватило странное чувство: что-то вот-вот произойдет.

Яхта качнулась, и Джейн услышала странный звук — будто деревом ударили по металлу. На долгую минуту все стихло. Потом загремела цепь. И опять тишина. На яхте царило безмолвие, если не считать скрипов корпуса и стука грота-фала о мачту.

Джейн погасила сигарету. Что-то слишком долго Билл осматривается. Лучше бы не заходить в этот узкий залив на семи ветрах, надо было остаться в открытом океане и плыть всю ночь в Акапулько. Но это, конечно, глупо, учитывая ветер и неспокойное море.

Яхта опять покачнулась, и грота-фал перестал стучать. Джейн прислушалась, но ничего не смогла разобрать.

«Не будь дурой, — сказала она себе. — Скоро тебе призраки начнут мерещиться, если не возьмешь себя в руки. Билл просто чем-то занят».

Она хотела встать, выйти на палубу и посмотреть, что там происходит. Но у нее не было сил.

Снаружи стонал ветер. Джейн достала еще одну сигарету и услышала мягкий перестук шагов на палубе. И снова стало тихо.

Она рывком поднялась на ноги и оглядела каюту в поисках оружия. Внезапно она осознала, как это важно — иметь при себе оружие. Под руку не подвернулось ничего, кроме тупого кухонного резака. Она схватила его, потом, мысленно пристыдив себя, положила на место.

Грот-люк открылся. Джейн снова взялась за резак. Но это был Билл. Он спустился по лестнице и сел на свою койку.

— Сделаешь кофе? — попросил он.

Она подкачала примус:

— Где ты был так долго?

— Ветер усиливается, — сказал он. — Я подготовил к отдаче второй якорь и закрепил канат петлей на битенге. На всякий случай.

— Ох, — вздохнула она. — Я слышала, как гремит цепь… Билл, пожалуйста, давай уплывем отсюда!

— Неплохо бы, — кивнул он. — Не доверяю я местному грунту.

— Значит, отплываем?

— Милая, — сказал Билл, — это просто невозможно. Ветер дует с моря и гонит большие волны. В таких условиях искать фарватер очень рискованно.

— Он огражден буями.

— Конечно. Но буи не подсвечены. Даже с мощным прожектором мы будем искать их бог знает сколько времени. Пропустим один буй — и нас снесет на Ладронес.

— Мы можем двигаться медленно, у нас же есть мотор.

— Предположим, мы вышли в море. Сейчас барометр падает, и ветер уже пять баллов. Мы будем бороться с ветром, он станет сносить нас к берегу, а потом вдобавок может начаться шторм.

— И все-таки, — упрямо сказала Джейн.

Билл посмотрел на нее с восхищением:

— Знаю, ты готова отплыть немедленно, и ничто тебя не остановит. Это твоя черта, милая: такие мелочи, как ветер и море, тебе нипочем.

— Значит, решено?

Он пожал плечами:

— Это небезопасно, но мы, я уверен, справимся. Нам уже случалось попадать в шторм. Если ты говоришь, что надо сниматься с якоря, — снимемся. Просто помни о том, что нас ждет.

Теперь, когда он перестал сопротивляться, ее решимость куда-то исчезла. Джейн налила кофе в кружки и прислушалась к вою ветра, колыхавшего снасти. Она представила себе, как их яхта будет идти по узкому фарватеру в поисках буев, отмечающих безопасный проход.

— Нет, — внезапно сказала она. — Давай останемся. Я сглупила. Думаешь, нам понадобится второй якорь?

— Надеюсь, нет, — ответил Билл. — Мне не нравится идея затаскивать потом наверх это чудовище весом в тридцать килограмм.

Он взглянул на часы:

— Почти полночь. Восход в пять двадцать. Постараемся отплыть с первыми лучами солнца.

— Отлично. — Джейн передала ему кружку с кофе. — Билл, как жаль, что на борту нет револьвера!

— Мне тоже, — признался Билл. — Но он тут наверняка заржавел бы. Допивай — и давай спать.

Они выпили кофе. Билл погасил керосиновую лампу и улегся на койку. Ветер завывал в вантах, и волны бились о борт.

Вдруг Билл приподнялся на локте и начал напряженно прислушиваться.

— Но почему грести должен я? — спросил Пепе.

— Потому что тебе полезно упражняться, — ответил Хуан.

На пристани никого не было, она тонула во тьме, только над ледником горела одна-единственная лампа. В полумраке на северном конце причала они нашли три лодки, и Хуан выбрал самую сухую. Он уселся на корме, Эмилио — на носу. Пепе закатал рукава и начал грести.

Хуан сразу же объявил, что лучше б ему грести самому. Тяжело дыша, Пепе умудрялся то и дело шлепать веслами по воде. Хуан прочел ему короткую лекцию о том, что весла надо погружать глубоко и налегать на них равномерно, но за одну ночь из человека моряка не сделаешь. Особенно если этот человек — Пепе.

Они неспешно плыли к заякоренной яхте. На ее носу горел одинокий фонарь, и тускло светилась изнутри каюта. Когда до яхты было уже рукой подать, свет в каюте погас.

— Что это значит? — спросил Эмилио.

— Не переживай, — сказал Хуан. — Там всего-то один мужчина, и тот без оружия.

— Но если он начнет звать на помощь…

— Ему не перекричать ветер, даже если кто-то и стоит на причале. Теперь слушайте. Пепе, греби к корме яхты, к ее задней части, понял? Эмилио, ты идешь первым. Возьми с собой веревку и привяжи нашу лодку к чему-нибудь, только не слишком крепко. И смотри не споткнись там!

Эмилио улыбнулся — широко, как зевают кошки.

— Пепе, ты пойдешь вторым. Видишь открытый люк ближе к носу?

— Как я его увижу? Я же гребу.

— Замри на секунду и посмотри. Видишь? Ну вот. Пойдешь к нему осторожно, ничего не задевая, и залезешь внутрь. Мы с Эмилио спустимся в каюту через главный люк, он ближе к корме. Зайдем с обеих сторон каюты, поняли?

Эмилио кивнул. Пепе спросил:

— Когда я увижу мужчину, мне стрелять?

— Нет, — отрезал Хуан. — Стрелять будем, когда придет время. Выстрел могут услышать на берегу. Кроме того, ты рискуешь попасть в одного из нас.

— Но мы не можем оставить их в живых, они потом все расскажут, — сказал Пепе.

— Мы их прикончим. У Эмилио есть нож. Мы почти добрались.

Рыбацкая лодка стукнулась о борт американской яхты. Почти сразу они услышали мужской голос, спросивший по-английски: «Кто здесь?»

— Давайте живо, — шепнул Хуан. Эмилио прыгнул на борт, зажав фалинь в зубах, и поспешил к ближайшей скобе. Пепе, ворча, перетащил пузо через бортик и заковылял следом.

— Que pasa?! — крикнул американец из темной каюты. — Quien es?![6]