— Особой любви между дельтоидами и роботами Пойктесме не наблюдается. Пойктесмичи делают им строгий выговор за то, что вторглись на чужую территорию, и отсылают обратно. И дельтоидам приходится повиноваться, потому что это нарушение закона. Меня всегда смешит, когда наглые и самоуверенные дельтоиды удирают отсюда, поджав хвосты.

— Хвосты?

— Да, у дельтоидов есть хвосты.

— А я, знаете, как-то не разглядел, просто времени не хватило, — сказал Хеллман.

— Поверьте мне, у них действительно есть хвосты. Нет, есть и другая разновидность, бесхвостые альбиносы, но те обитают по большей части в долине Лемуртон. А это в целых восьмистах варсках отсюда.

— А варск — это сколько?

— Ну, один варск приблизительно равен земной миле. А еще равен пяти тысячам двумстам восьмидесяти юпам.

— То есть, по-нашему, футам, да?

— Да. Приблизительно.

— Но как же они умудрились провалиться в Пойктесме? Разве не знали, куда могут попасть?

— Откуда им знать! Ведь Пойктесме — это один из подземных городов!

— Ах, ну да, как глупо! — воскликнул Хеллман. — Подземный город! Как же это я сразу не догадался?

— Вы надо мной смеетесь, — сказала женщина.

— Ну, если и да, то так, совсем чуть-чуть. Я так понял, земля разверзается и позволяет провалиться в этот самый подземный город в тот момент, когда дельтоиды, того и гляди, схватят или убьют охотника за машинами, верно?

— Совершенно верно. Земная кора в этом месте совсем тонкая. Они это знают и обычно не суются в такие места. Вся эта территория целиком отдана в распоряжение пойктесмичей. И уж они выбирают, где им удобней жить, — на земле или под землей.

— Ну, вот кое-что прояснилось, — сказал Хеллман. — И где же они проживают, эти самые пойктесмичи?

— Ну как где. Здесь, разумеется. Я же сказала, вы в Пойктесме.

Хеллман огляделся по сторонам. Они ничего не понимал. Затем до него вдруг дошло.

— Так вы хотите сказать, это комната?..

— Не только комната, но и весь дом. Да, пойктесмичи — это роботы, изготовляющие дома.

И далее Хеллман узнал, что пойктесмичи начинают свое существование в виде крошечных металлических сфер, внутри которых находились столь же миниатюрные подвижные части, а также нечто вроде карликовой химической фабрики. И вот, развиваясь, они как бы разворачиваются, медленно и неуклонно создают вокруг себя домик. Они — настоящие мастера по работе с камнем и деревом. В более зрелом возрасте пойктесмичи изготавливают кирпичи, обжигаемые в собственной, встроенной в них печи. В среднем каждый такой робот может построить шести-, а то и восьмикомнатный дом. И естественно, что вначале сделанные ими дома не отличаются особой архитектурной сложностью в виде разных там ниш, комнат-»фонарей», портиков и прочее. Ведь они были вынуждены таскать на себе эти дома да еще раз в год производить перекраску. Но заложенные в них программы плюс присущий им изначально расовый фактор управления (сокращенно РФП) позволяют производить все более и более совершенные конструкции. Селятся они, в основном, на окраинах, причем каждый пойктесмич занимает выделенный ему акр земли. По ночам, согласно древней традиции, на улицах зажигаются фонари, а в окнах появляется свет. Есть у пойктесмичей и свои развлечения. Театр и то, что они называли домом с движущимися картинками. Но никаких картин там не показывают, поскольку пойктесмичи так и не овладели искусством создания кино. Да и потом, кому здесь ходить в театр? По сути, пойктесмичи являли собой симбиозную расу, но у них не было, что называется, партнера по симбиозу.

— Поэтому вы и оказались здесь? — спросил Хеллман у Ланы. — Чтоб жить с ними в симбиозе, в одном из домов?

— О нет, я консультант по дизайну, — ответила девушка. — Они страшно привередливы, особенно когда речь заходит о ковриках и занавесках. И еще импортируют вазы, покупают их у людей. Поскольку изготовление ваз изначально не входит в их программу.

— А когда можно будет встретиться с одним из них?

— Они хотели, чтоб вы сперва пришли в себя.

— Как это мило с их стороны.

— О, не обольщайтесь, у них есть на то свои причины. У пойктесмичей на все имеются свои причины.

Хеллман спросил, что произошло с библиотекарем и Уэйном, ибо считал отныне их обоих своими друзьями. Но Лана или ничего не знала об их судьбе, или же просто не хотела говорить.

Какое-то время Хеллман тревожился о них, но потом подумал, что, пожалуй, нет смысла. Ведь оба его друга сделаны из металла и способны за себя постоять.

Лана рассказала ему о своих друзьях и семье. Все они остались на Зоо Хилл. Вообще ей не очень нравилось прямо отвечать на вопросы Хеллмана, предпочитала говорить намеками. И еще очень любила вспоминать. Из того, что она говорила, у Хеллмана создалась некая идиллическая картина, примерно так представлял он себе жизнь полинезийцев или хиппи. Люди не перетруждались. У них были сады и поля, но работали на них исключительно роботы. По большей части на такие работы нанимали молодых роботов из городов Ньюстарта. Эти роботы считали, что в человеке есть что-то благородное. Остальные роботы называли их гуманистами. Но что ожидать от молодых… Все они неисправимые фантазеры!

Хеллман поднялся с постели и принялся бродить по дому. Очень славный и уютный дом. И все в нем было автоматическое. Пойктесмичи, у которых самой природой было заложено самое серьезное и трепетное отношение к дому, делали все исключительно тщательно. Мало того, они научились предвидеть нужды обитателей дома. Дом готовил для Хеллмана изумительно вкусные и разнообразные блюда. Откуда он брал говядину для ростбифа или же киви, Хеллман не спрашивал. Знать слишком много здесь считалось дурным тоном.

В каждом доме был собственный, присущий только ему климат, в каждом дворе находился плавательный бассейн. И хотя весь этот рай размещался под землей, специальные лампы обеспечивали почти дневное освещение.

Вскоре Хеллман очень привязался к Лане. Считал ее немного глуповатой, но страшно милой.

В купальнике она выглядела просто сногсшибательно. И не заставил себя ждать момент, когда Хеллман предложил ей заняться, мягко выражаясь, продолжением рода. Дескать, только я и ты, да мы с тобой, малышка, ну и все такое прочее. На что Лана ответила, что она бы с удовольствием, но нет и еще раз нет. И когда Хеллман спросил почему, она сказала, что обязательно объяснит ему, но как-нибудь в другой раз. И оба они засмеялись. Хеллману и прежде приходилось выслушивать от женщин нечто подобное. Тем не менее он по-прежнему очень любил Лану, да, похоже, что и сам нравился ей тоже. Хотя, возможно, это объяснялось тем, что он был в Пойктесме единственным мужчиной. Но она утверждала, что дело совсем не в том, что он ей очень и очень нравится, что он совсем не похож на других, что он прилетел с Земли, что эта планета ее всегда необыкновенно привлекала. И что, даже несмотря на то, что жила она на самом, что называется, краю Солнечной системы, всегда мечтала повидать Париж и Нью-Йорк.

Как-то раз Хеллман бесцельно расхаживал по гостиной. Ланы не было, она отправилась в одну из своих таинственных поездок. Она никогда не говорила ему, куда едет. Просто улыбалась, немного виновато и одновременно вызывающе, и на все его расспросы отвечала одно: «Узнаешь позже, миленький». Это страшно раздражало Хеллмана, поскольку самому ему ехать было совершенно некуда. К тому же ему казалось, что девушка водит его за нос.

И вот он расхаживал по гостиной и впервые за все время заметил, что в одну из стен встроен телевизор с размером экрана примерно в тридцать дюймов. Может, он видел его и раньше, но как-то не обращал внимания. Хеллман обрадовался. Он очень соскучился по своим любимым шоу.

Он подошел к телевизору. Вроде бы самый обычный с виду телевизор. В нижней части рукоятка. Сгорая от любопытства, он повернул ее. Экран осветился, и на нем возникло лицо какой-то женщины.

— Привет, Хеллман, — сказала она. — Рада, что ты, наконец, решил побеседовать со мной.