Лиззи нашла пансион, которым заправляла симпатичная француженка по имени Шарлотта Корде.[96] Она часто говорила о своем женихе, которого звали то ли Дантин, то ли Дантон;[97] акцент у Корде был довольно необычным, а жениха никогда не оказывалось на месте — вот так любовь! Казалось, мисс Корде совершенно не переживает из-за того, что попала в такое отвратительное место, однако Лиззи знала, что внешность иногда бывает обманчивой. Ведь отнюдь не все из тех, кого она до сих пор встречала в Аду, на первый взгляд казались подходящими кандидатурами для того, чтобы здесь находиться. А еще она с разочарованием обнаружила тут множество священников самых разнообразных конфессий и вероисповеданий, которые по-прежнему рядились в свои традиционные одеяния и разгуливали по окрестностям, явно не испытывая никаких угрызений совести.
Сначала в Новом Аду Лиззи понравилось. Обнаружив, что местные жители считают ее знаменитостью, она никак не могла понять почему, но со звездами так часто случается — разве можно предугадать, когда тебя настигнет слава?
Однако вскоре выяснилось, что ей не нравятся люди, с которыми приходится общаться. Некоторое время Лиззи надеялась, что она сможет подружиться с мисс Бонни, но ее ужасно раздражал дружок Бонни, Клайд Бэрроу. А остальные и того хуже. Подонки вроде Красавчика Флойда, Пулемета Келли, Отца Кугана, Лу Герига и тому подобные.
Все, кто ее окружал, являлись преступниками при жизни. Лиззи никогда не считала себя преступницей — она ведь ничего не украла — и в глубине души верила, что воровство порой следует рассматривать как более тяжкое нарушение закона, чем убийство.
Поэтому время для нее тянулось ужасно медленно… пока однажды, исключительно от нечего делать, она не приняла участия в ежегодном пикнике «Благотворительного братства преступных безумцев».
Естественно, его придумал де Сад, который просто обожал театр, любил ставить спектакли и организовывать зрелища. А его дружки сильно уступали ему в изобретательности и артистизме. И потому пикник, проводившийся, как только у кого-нибудь возникало такое желание, давал им возможность ставить свои пьесы, а всем остальным поесть жареного цыпленка с кукурузой и станцевать кадриль под музыку известного шумового оркестра. Эти типы были знамениты вовсе не тем, что исполняли музыку, — такой вердикт вынесла им мисс Лиззи Борден. Однако плебсу они нравились.
Именно тогда к ней и подошел высокий молодой человек и спросил, не принести ли ей тарелку с цыпленком и стакан лимонада. Лиззи приняла его предложение, ей не хотелось самой подходить к столам с едой, потому что вокруг болталось слишком много пьянчуг и еще какие-то парни, называвшие себя «Адские ангелы», разъезжали на мотоциклах, надев на головы уродские шлемы с рогами и перьями.
— Это было бы очень кстати, — ответила Лиззи. — Честно говоря, огромные волосатые типы на мотоциклах — кажется, я употребила правильное слово — выглядят довольно устрашающе.
— Возможно, для кого-то да, — согласился с ней молодой человек, явно давая понять, что он к числу трусов не относится.
— Интересно, как им удается доставать такие механизмы здесь… в плохом месте. — Лиззи до сих пор не могла заставить себя произнести слово «Ад».
— Я слышал, — ответил молодой человек, — что Сатана специально договорился с одним заводом на Земле. Разрешите представиться. Я Джесс Вудсон Джеймс.
— Знаменитый Джесс Джеймс? — удивилась Лиззи.
— Клянусь вам, именно. А кто вы, мадам?
— Мисс, — поправила его Лиззи. — Я мисс Лиззи Борден из Фолл-Ривер, Массачусетс, и полагаю, что тоже являюсь довольно-таки известной личностью.
— Боюсь, я умер прежде, чем вы родились, — ответил Джесс. — И потому ничего о вас не знаю. Я стараюсь узнавать все о людях, с которыми встречаюсь в Аду, но это совсем не просто. Здесь так много народу, и нужно запомнить такое количество лиц.
На стройного Джесса было приятно посмотреть. Казалось, ему лет двадцать пять; небось и бриться еще приходится не чаще одного раза в неделю.
День тянулся медленно — долгий, длинный день в Аду, когда даже сам Дьявол не в состоянии придумать никаких гнусных развлечений, чтобы убить время. Лиззи и Джесс беседовали.
Ближе к вечеру Джесс пригласил мисс Лиззи Борден отобедать.
— О, мистер Джеймс, — заявила Лиззи. — Вы только зря потратите время. Почему бы вам не позвать какую-нибудь из красивых женщин, нас окружающих?
— Ну, — сказал Джесс, — дамы, о которых вы говорите, в основном иностранки с аристократическими титулами. Совсем не мой тип. Я простой деревенский парень, мисс Борден.
— Фолл-Ривер в мое время был городом. Вам бы там не понравилось, мистер Джеймс.
— Сомневаюсь, что наше прошлое так уж сильно отличается, мисс Борден. Вы выглядите и разговариваете, как деревенская леди, совсем непохожая на жительницу Бостона или Нью-Йорка.
— Вот уж точно! — вскричала Лиззи. — Мои родители выросли в деревне. Знаете, у нас была своя ферма, даже когда мы жили в Фолл-Ривер. Я часто помогала консервировать продукты и делать запасы на зиму.
— Как бы мне хотелось поесть чего-нибудь настоящего, — грустно проговорил Джесс. — Такое впечатление, что в Аду работа на земле никого не прельщает. Здесь все только и делают, что дерутся и ругаются друг с другом. Времени хватает лишь на иностранную еду быстрого приготовления.
Джесс чувствовал себя намного лучше, когда находился рядом с Лиззи. Вряд ли он смог бы сказать почему. Красавицей ее не назовешь. Простушка. Ничего особенного. Но возле Лиззи на Джесса снисходило ощущение покоя и мира. Она казалась такой рассудительной и здравомыслящей. А с тех пор как он умер и пришел в себя в Аду, Джесс Джеймс всегда хотел опереться на что-нибудь основательное.
Ему не удалось найти никого из своих братьев. Он не винил Сатану, понимая, что иначе и быть не может. Если ты возвращаешься к жизни в окружении родных, друзей и родных друзей, у тебя не остается времени на то, чтобы познакомиться с новыми людьми, которые постоянно сюда прибывают.
Джесс чувствовал себя среди них ужасно. Казалось, все тут невероятно высокого о себе мнения. Расхаживают повсюду и хвастаются о том, какие они великие. В особенности французы. С точки зрения хитрого жестокого деревенского парня, они слишком много на себя брали.
Однако сейчас они были в моде, ими все увлекались — громогласными грубиянами, французскими придурками с пронзительными голосами и великолепной коллекцией отбросов, собранных за пять тысяч лет или даже прибывших из более отдаленных времен, за миллион лет до Рождества Христова, когда первый разумный пещерный человек, такой, каким его сыграл Виктор Матьюр, поднял голову и швырнул в воздух кость, обозначившую начало истории а-ля Кубрик.
По счастью, теперь рядом с ним Лиззи, и они могут разговаривать о жизни в деревне. Кружки шитья, бросание подковы. Сенокос и сбор урожая. Приготовление индейки в День благодарения. Катание на возах с сеном и на санях. Зерно для цыплят, пойло для свиней. Фолл-Ривер и Джоплин не очень отличались друг от друга. Города разделяют Америку, а деревни, наоборот, ее объединяют; деревенские жители стараются держаться поближе друг к другу, ведь им нечего терять, кроме своих предрассудков.
И Джесс начал ухаживать за мисс Лиззи. Именно в это время Сад занялся созданием своих ударных взводов и вступил в переговоры с Жаном Полем Сартром, убеждая того написать пропагандистские листовки, которые вдохновят легионы жителей Ада и вернут их на консервативный путь полного ортодоксального проклятия.
И не то чтобы Сартр верил в маркиза де Сада или его доктрины. Он был интеллектуальным и моральным противником всего, что защищал де Сад. Однако Сартр всегда отличался любопытством и обладал той поразительной отстраненностью истинного интеллектуала, что позволяет увидеть суть происходящего, причем без всяких там глупостей вроде морального одобрения или неодобрения — просто взгляд художника, изучающего материал. Проект де Сада заинтриговал Сартра, ему стало интересно, чем закончится состязание между различными ипостасями зла. Себя же он рассматривал в качестве иностранного корреспондента и, поскольку бездействие было противно его натуре, писал небольшие пропагандистские листовки для Сада.
