Оптимисты на Земле полагали, что при наибольшей степени везения примерно половина из нас сумеет выжить и повидать иные миры.

Однако ничьи предсказания значения для нас не имели. Мы воспринимали свою задачу как некий крестовый поход земной цивилизации.

На Калдор V вылетело двадцать кораблей, но, похоже, добраться до этой планеты удалось лишь мне.

Почему? По какой причине более никто из исследователей Калдора не достиг? Неужели все они погибли во время космического перелета — все девятнадцать? Как же в таком случае я умудрился прибыть сюда без малейшего сбоя в программе и в полном соответствии с поставленной задачей? Странно. По-моему, даже статистически почти невозможно.

Видимо, некоторые исследователи все же достигли Калдора, но сели в иных точках планеты, и я просто не сумел их обнаружить. Или же, что еще более вероятно, по приказу здешних властей пришельцев либо убили, либо тщательно изолировали друг от друга, так что ни один из нас ничего не знает о судьбе остальных.

Понятия не имею, как в Мореи собираются поступить со мной. Дерних все время говорит о какой-то опасности, и я начинаю ему верить.

Ночью кто-то приходил к моему дому и оставил на крыльце подарок — фигурку высотой сантиметров пятнадцать из блестящего красного камня. Изысканная и поистине безупречная работа! Фигурка сильно стилизована — я не могу сказать даже, какого пола это существо. Ног не видно, они скрыты паутиной тонких металлических нитей серебристого цвета.

Я поставил фигурку на самое почетное место — над камином. К сожалению, не знаю, кто ее подарил. Дерних? Ланея? Вряд ли они стали бы тайком подбрасывать мне подарки, да еще и ночью. Но кто бы ни был этот даритель, он согрел мне душу. Буду считать это подарком на Рождество от планеты Калдор V.

Сегодня снова приходил Дерних. Он привел с собой из Совета еще троих, и они разглагольствовали битых три часа. Все были в официальных костюмах — видимо, чтобы подчеркнуть серьезность происходящего. Но воспринимать их серьезно мне было трудно: возможно, Дерних специально выбрал этих людей как наиболее ярких представителей основных здешних соматотипов. Грандинанг — типичный эндоморф, толстый и рыхлый коротышка, почти совершенно лысый, с холерическим темпераментом, чрезвычайно непоследовательный в поступках и вечно какой-то взбудораженный. Вольфинг — коренастый и крепкий мезоморф, с резкими чертами лица, сдержанный, учтивый, обладающий бессознательной грацией атлета, что чувствуется даже при мельчайших движениях. А Элиаминг — эктоморф, тощий и длинный, что называется, кожа да кости. Он интеллектуал, блестящий собеседник, человек чрезвычайно живой; способен казаться одновременно и мудрым старцем, и маленьким мальчиком.

Эти четверо, как я полагаю, явились, чтобы как-то заставить меня осознать грозящую опасность; они говорили что-то о ночных ветрах… В общем, несмотря на сложности языкового барьера, я все же почувствовал, что надвигается нечто ужасное. Они дополняли и перебивали друг друга, старательно разъясняли мне то или иное понятие, приводили различные примеры из истории, спорили о тайном, а потому особенно важном смысле различных недавних событий, касавшихся меня. В результате в голове у меня возникла полная неразбериха, лишь раздражавшая и меня, и их тоже. Никакой полезной информации из этой каши я выудить так и не смог, а стало быть, и толку от этого «семинара» не было никакого.

Дерних заходил, пробыл буквально несколько минут, попросил меня присутствовать на какой-то важной церемонии (а может, празднике), которая должна состояться в городе через три дня. Мне показалось, что это не обычное вежливое приглашение; придется непременно пойти. Мероприятие начинается завтра на рассвете.

Вчера ночью дул едва ощутимый ветерок — впервые за много недель. Может быть, это и есть те самые «ночные ветры», о которых говорили Дерних и его друзья?

Ланея обещала сегодня утром непременно зайти. Уже полдень, однако ее что-то не видно. Я мог бы воспользоваться местным переговорным устройством и связаться с городом, однако я до сих пор так и не разобрался, как это устройство действует.

Или же я мог бы отправиться прямо к ней домой. Но живет она в самом центре города, и я в этом лабиринте узких улочек (в точности, как в алжирском районе Касба) скорее всего просто заблужусь. Кроме того, я не решаюсь пока проявлять подобную инициативу, хотя мне ужасно хочется ее увидеть.

Днем я снова слушал разговор цветов (Господи, как дико это звучит!). Я, пожалуй, понимаю их лучше, чем калдорианцев. У цветов структура языка значительно проще. И хотя речи их не слишком глубокомысленны, я, по крайней мере, могу как следует уловить их смысл. Возможно, это означает всего лишь, что и у меня самого менталитет на уровне здешних растений.

На этот раз цветам было что сказать друг другу помимо привычных банальностей. Привожу дословную запись их беседы, используя земные эквиваленты названий различных растений:

АЗАЛИЯ (Розе). Дорогая, как ты сегодня прелестна!

РОЗА. Тебе так кажется? А чувствую я себя просто отвратительно!

АЗАЛИЯ. Но ты выглядишь неправдоподобно юной и свежей. Что это с тобой?

РОЗА. Ах, близится время моего «фаркара»! (Похоже, это слово обозначает некие важные физиологические изменения.) Как это все же грустно!

АЗАЛИЯ (бодро). А с другой стороны — весело!

РОЗА (уныло). Да, наверное, ты права. Но я была так счастлива в этом саду!

АЗАЛИЯ. Ты же всегда можешь сюда вернуться!

РОЗА. Нет. Никто не возвращается. Помнишь сирень? Она клялась, что непременно вернется… еще хотя бы раз… и обещала рассказать нам, как все происходило…

АЗАЛИЯ. Она вполне еще может вернуться.

РОЗА. Нет, она не вернется! Уже вернулась бы, если б могла. Да только я знаю: она не может.

СИКОМОР (вмешивается в их беседу и говорит странно тонким голосом). Привет!

РОЗА. Это вы мне?

СИКОМОР. Ну да, тебе. Это же ты боишься «фаркара», верно?

РОЗА. Конечно, боюсь. А вы разве нет?

СИКОМОР. Нисколько. Ибо со мной моя вера!

РОЗА. Вера во что?

СИКОМОР. Я адепт культа Нимозима, духа всех растений, обладающих корнями.

АЗАЛИЯ (сердито). И чему же учит ваша вера?

СИКОМОР. Мы полагаем, что все растения обладают божественной душой и после «фаркара» отправляются в страну Лии, где земля прозрачна, всегда дует южный ветер и нет ни одной крысы, способной грызть наши корни. Там текут ручьи с чистой водой, питающей нас и не приносящей ни малейшего вреда нашей листве. В стране Лии нам даруется способность расти вечно и при этом ничем не мешать тем, кто растет рядом. Можно было бы еще многое рассказать об этой стране, но тайны ее я могу раскрыть лишь посвященным!

РОЗА. Как прекрасна ваша религия!

АЗАЛИЯ. Чушь какая! После «фаркара» ты станешь попросту дровами для очага и ничем больше.

СИКОМОР. А моя душа?

АЗАЛИЯ. Она погибнет с тобою вместе! Исчезнет. И никакой второй жизни ей не суждено.

РОЗА. Что за ужасные вещи ты говоришь!

АЗАЛИЯ. Истина, возможно, не всегда приятна, но тем не менее она истина.

СИКОМОР. Тебе-то истина неведома. Твой подход заключается в том, что ты во всем видишь дурное и сообщаешь об этом во всеуслышание, надеясь, что на самом деле ничего плохого не случится. Это всего лишь голос твоего страха, не больше.

АЗАЛИЯ. Могу сказать и больше, но, по-моему, нас подслушивают.

РОЗА. Нет, это невозможно! Мы же здесь совсем одни!

АЗАЛИЯ. Не одни. Рядом прячется какое-то животное.

СИКОМОР (разражаясь визгливым смехом). Но ведь животные нас понимать не могут! Они и друг друга-то понять не в состоянии! Всем известно, что животные разумом не обладают.

АЗАЛИЯ. Не уверена. Вот это конкретное животное, например…