— Сейчас он гостит в этой клинике.

Джокер поспешил обратно в отель и спросил управляющего, где Геринг.

— В своем люксе, — сказал Герстнер. — Но он запретил беспокоить его.

— Фу-ты ну-ты! — фыркнул Джокер и быстро зашагал вперед, невзирая на протесты Герстнера.

Джокер пронесся по холлу, расталкивая людей, взлетел по ступенькам и остановился у двери «президентского» люкса. Что-то в ней было знакомое… Ну да, конечно, это же номер Петры! Джокер разозлился не на шутку. Эти люди вздумали его дурачить?! У входа стоял немецкий солдат со «шмайсером». Джокер ринулся к двери, не обращая на него внимания, и уже почти постучал.

— Найн! — выкрикнул солдат и вскинул оружие.

— Остынь, мальчик! — Джокер вынул из кармана пригоршню белого порошка и швырнул солдату в лицо. Часовой энергично чихнул три раза и без чувств осел на пол.

«Новый сонный порошок Джокера всегда на высоте, — подумал Джокер. — Через пару часов солдатик проснется с похмельем и воспоминанием о снежинках».

Он тронул дверь. Та оказалась не заперта. Джокер открыл ее и вошел без приглашения.

Из спальни доносился смех. Один из голосов был высоким, немного надрывным. Петра. Второй — глубокий, грубый и неестественный. Должно быть, рейхсмаршал. Джокер вошел в спальню.

Там в большом кресле сидел Геринг. Это был огромный толстяк с удивительно неприятным выражением лица. Рукава у него были закатаны, обнажая толстые, как ляжки, руки. Китель с несколькими рядами медалей аккуратно висел на стуле. Когда вошел Джокер, рейхсмаршал разливал шампанское по двум высоким бокалам. Петра была здесь же. На ней был пеньюар, светлые волосы свободно рассыпаны по плечам. Рядом с шампанским на столике валялись разнообразные наркотики и шприцы. Фонограф играл немецкий военный марш. Полуденное солнце, струившееся через жалюзи, высвечивало рытвины на лице Геринга. Говорили, что он страдал от множества болезней, сплошь вызванных пристрастием к наркотикам и иными пороками.

Петра опомнилась первой.

— Джокер? А мне казалось, ты еще в отъезде. Познакомься, это мой хороший друг, фельдмаршал Герман Геринг.

— Наслышан о вас, — сказал Геринг. — Сумасшедший американец, который давал советы фюреру. Хотя, конечно, фюрер не нуждается в советах.

— Кое в каких нуждался, когда я его видел в последний раз, — возразил Джокер.

— Фюрер никогда не нуждается в советах, — стоял на своем Геринг. — Утверждать обратное — государственная измена.

— У меня есть подписанное фюрером письмо, в котором он благодарит за помощь и объявляет меня героем Третьего рейха. А вы крадете мои сокровища. Еще надо разобраться, как вы о них прознали.

— Слухи ходят. — Геринг покосился на Петру.

— Вижу, — сказал Джокер. — Верните на место.

— Боюсь, что это невозможно, — заявил Геринг. — Произведения искусства, которые вы украли у итальянцев, являются собственностью Германии. Мы претендовали на них более двухсот лет.

— Значит, надо было самим прийти и забрать, — сказал Джокер.

— Зачем, когда у нас есть друг, который проделал все намного лучше? Нет, мой дорогой Джокер, они останутся на армейском складе, здесь, в лагере при «Бад фляйштайне». Вы получите компенсацию за ваши услуги. Скажем, тысячи марок хватит?

Джокер фыркнул:

— Я украл ценностей на несколько миллионов долларов, а вы предлагаете какую-то жалкую тысячу марок?

— Ну допустим, — сказал рейхсмаршал, — я мог бы поднять до двух тысяч. Но это последнее слово.

Джокер зашагал взад и вперед по комнате. Его обуревал гнев. Наконец ему удалось взять себя в руки. Он посмотрел на Геринга, который уже надел мундир, застегнулся, поправил воротник и встал, пытаясь казаться великим полководцем до мозга костей. Джокер вспомнил, что он слышал о Геринге — насколько этот человек жаждал преуспеть в военных делах.

— Послушайте, Геринг, — сказал он, — я хочу все получить обратно. Что я украл, то мое.

Геринг пожал плечами, отчего брюхо у него пошло волнами.

— Мне-то что с того?

— Только одно, — сказал Джокер. — Мы могли бы заключить сделку. Например, я бы взялся кое-что для вас сделать, а вы бы взамен вернули мое имущество.

Толстый рейхсмаршал рассмеялся:

— Что вы можете для меня сделать? Я второй по влиятельности человек в Германии.

— Это мне известно, — сказал Джокер. — Но ваша власть в настоящий момент простирается не так далеко, как могла бы. Ведь вы хотите большего, я прав? Очень хотите, а Гитлер не собирается идти вам навстречу.

— Черт вас возьми! — воскликнул Геринг. — Откуда знаете?! Вы дьявол!

— Я не дьявол, я Джокер. Таким людям, как я, известно много интересного. Полезно быть сумасшедшим, так больше узнаёшь. Я случайно прослышал, что вы умоляли Гитлера позволить вам и вашим люфтваффе собственными силами ликвидировать британскую армию в Дюнкерке.

— Ну, в общем так, — сказал Геринг. — Я неоднократно предлагал фюреру отозвать войска. Рискованно использовать их против зажатой в угол армии. Они нужны нам для масштабного нападения на Россию. Английскую свинью я загнал в ловушку. Мои самолеты легко прикончат ее на дюнкеркских пляжах, без посторонней помощи.

— А если я вам это устрою? — спросил Джокер.

— Вы? Но это же невозможно!

— Допустим, мне удастся. Вы пойдете на сделку?

— Да, конечно, я пойду на сделку. Вы заберете что хотите, все, и еще больше, лишь бы у меня был шанс доказать, на что способен мой воздушный флот. Но повторяю, это невозможно.

— Послушай его, — сказала Петра, — послушай. Он знает, что говорит.

— Ты уверена? — спросил Геринг.

— Этот человек — гений, — сказала Петра. — Наверное, самый выдающийся криминальный гений нашей эпохи. Он имеет влияние на фюрера. Он способен помочь тебе, Герман. И тогда ты покроешь себя немеркнущей славой.

Свиные глазки Геринга загорелись. Его воображение наполнилось восхитительными картинами, в которых пикирующие бомбардировщики «Штука» обрушивали бомбы на беззащитных британцев, толпящихся на побережье.

— Если вы сможете это сделать, даю слово, я верну добычу и даже предоставлю в ваше распоряжение самолет, чтобы вы могли перевезти ее в любую точку мира.

— Это обещание будет подтверждено документом с вашей подписью?

Геринг посмотрел на Петру. Она сказала:

— Сделай, Герман! Ты ничего не потеряешь!

— Ну хорошо, я подпишу. Принесите мне ручку и бумагу. Живо!

Он быстро написал несколько строк и поднял глаза.

— Но вы же понимаете, что эта бумага бесполезна, пока вы не обеспечите мне возможность разбомбить британцев в Дюнкерке?

— Понимаю, — сказал Джокер. — Отдайте ее мне и ни о чем не беспокойтесь. Просто ждите вестей.

Когда Джокер на следующий день отправился на аудиенцию к Гитлеру, он застал того в состоянии крайнего воодушевления. Фюрер был у себя в кабинете, делал отметки на большой настенной карте и передвигал значки по лежавшему на столе плану, показывавшему наступление германских войск и нарастающее давление на войска союзников.

— А, герр Джокер! — сказал он. — Рад вас видеть. Как выяснилось, ваш совет был хорош. Правда, я в нем не нуждался, конечно. Я так или иначе приходил к тому же заключению. Но хорошо, что вы оказались здесь в то время, когда я принял решение.

Гитлер взял Джокера под руку и подвел к карте расположения войск.

— Взгляните сами. Разве не великолепно?

— О да, это замечательно, — сказал Джокер. — Я от души рад за вас. Но у меня есть к вам еще одно внезапное предложение.

— Да? — сказал Гитлер. — И в чем же оно состоит?

— Дюнкерк! — воскликнул Джокер.

— Дюнкерк? Ну да, они там у меня все в ловушке! И что Дюнкерк?

— Пусть Герман все сделает, — сказал Джокер.

Гитлер уставился на него в недоумении. Под кожей у него ходили желваки. Усы подергивались.

— Вы уверены?

— Положитесь на меня, — сказал Джокер. — Я когда-нибудь предлагал вам плохое?