Между тем в пещере воцарилась настоящая стужа. Я решил еще хлебнуть воды — и ткнулся губами в тонкую наледь. Проснулся снова через какое-то время и нащупал крепкий лед.

Так я и спал урывками и просыпался, чтобы нагрести на себя листья. Необходимость в сне действовала как анестезия. А мысль о том, что придется встретить новый день в этом ужасном краю, заменяла снотворное. Но желание и дальше пребывать в отключке конфликтовало с непониманием, страхом и пробирающим до костей холодом.

Я проспал сколько мог, а потом лежал с открытыми глазами, обхватив себя руками, и трясясь, и гадая, не придет ли ко мне снова смерть, а если придет, неужели я воскресну снова, в очередной пещере?

От подобных размышлений не было никакого проку, но покончить с ними все не удавалось. В полусне я восстановил события последнего дня, проведенного мною в привычной окружающей среде.

Сначала позвонила Долорес, рассказала о проблемах с невесткой, только что приехавшей из мексиканского города Гвадалахара. Долорес пытается перевезти к себе семью из провинции Чиуауа. Потом ко мне в кабинку пришел мистер Тэтчер, мой непосредственный начальник. Он был в плохом настроении: тиражи не распродаются, бизнес переживает тяжелые времена. Я понял, что мне светит увольнение, хотя мистер Тэтчер об этом даже словом не обмолвился. Конечно, я ничем не провинился — просто обстоятельства так складываются. Того и гляди сама газета прикажет долго жить. Когда в стране кризис, издательства тоже страдают.

Я, если честно, не понимал, что творится с бизнесом и почему. Несколько лет кряду экономика чувствовала себя прекрасно, и вдруг взлетели цены, рухнули доткомы, повсюду начались массовые увольнения — в то время как фирмы дружно оптимизировались, сокращали штаты, повышали производительность труда. Правительство затеяло строить сомнительной эффективности систему противоракетной обороны, а это огромные расходы, и все меньше средств остается на образование и сельское хозяйство, на помощь бедным, старым и больным…

Вспоминая обо всем этом, я забыл про лютую стужу. Но мною овладели тревога и страх — психические эквиваленты холода и жары.

По крайней мере, это прогнало сон. Даже лежать теперь я не мог, хотя тело все еще нуждалось в отдыхе. Я решил пройтись к выходу из пещеры и примерно определить время суток.

Был день. А долго я проспал, похоже. От вида каменной пустыни, лежащей перед моим укрытием, настроение нисколько не поднялось. Было тепло, но не жарко — солнца еще не успели забраться достаточно высоко.

Я вернулся в пещеру, опять хорошенько напился воды и позавтракал белыми баклажанообразными плодами. Попробовал на вкус еще несколько видов растений и счел их съедобными.

Потом я просто сидел на корточках в проеме и смотрел. И думал, чем бы заняться. Может, исследованием территории? Но с какой целью? Ведь совершенно же ясно: тут нет ничего, кроме камней, гор и пещер. Пойду на разведку — запросто снова окажусь под камнепадом. Да и воздух с каждой секундой разогревается, а вместе с ним и скалы. Уже и здесь печет, где я сижу. Нет, без необходимости я свое убежище не оставлю.

Я помнил увиденный в небе инверсионный след, но не был уверен, что он не примерещился. Очень уж круто мне досталось вчера.

А потом вдали, по ту сторону котловины, я заметил движение. Моментально вскочил на ноги и напряг зрение до предела.

Вроде пять или шесть силуэтов. Похожи на людей, идут гуськом и часто останавливаются, чтобы переговорить друг с другом.

Больше я не ждал. Выскочил из пещеры и полез вниз, на равнину.

Я очень сильно волновался. Вспоминал вчерашний полет корабля и строил самые дикие версии. Может, меня занесло на астероид, а эти люди — добытчики полезных ископаемых. Или геологи. Или картографы. Или первопроходцы, которые хотят поставить флаг своей страны на вновь открытой территории. Должна же быть у них какая-то задача. А раз есть задача, то есть и запасы еды, одежды и прочего. Рассчитывать на их помощь — что может быть логичнее?

Я махал руками и кричал, но они были слишком далеко. Тогда я выбрал маршрут, чтобы перехватить их. Спешил, как только позволяли кровоточащие ноги, безжалостно тащил себя вперед на убийственной жаре.

Запоздало я спохватился, что надо было взять с собой несколько «баклажанов». Почему я не догадался вынуть из одного сердцевину и заполнить его водой? А из прочных листьев я бы мог соорудить какую-никакую обувку.

Но что толку теперь пенять себе за непредусмотрительность? Если на то пошло, я вряд ли найду дорогу к пещере, которую уже привык считать своим новым домом. Надо было отметить ее местонахождение, но и это не пришло мне в голову вовремя. Тут кругом десятки, если не сотни пещер. И камни все похожи как две капли воды. Конечно, я легко найду укрытие от солнц, но едва ли во многих пещерах есть источник воды и растительность с питательными плодами.

Я уже сожалел о скоропалительном решении встретиться с незнакомцами. А вдруг мне окажут вовсе не дружеский прием? И вообще, куда они подевались? Вот уже полчаса, а то и больше, их не видно. Расстояния в этом краю обманчивы, а любой выбранный путь может оказаться кружным. Уже близится полдень, и печет не слабее, чем вчера. Я вымотался, ноги болят, жажда мучит, и есть хочется. Сдуру из огня попал в полымя…

Огибая очередной валун, я чуть нос к носу не столкнулся с незнакомцем.

Мы оба аж присели от неожиданности. Он был высок, бородат и одет в нечто серое и бесформенное, прихваченное пояском. Попятившись от меня, он наткнулся на шедшего следом.

Их было шестеро. Они остановились и переговорили между собой на совершенно незнакомом мне языке. При этом с любопытством посматривали на меня, — похоже, в импровизированной одежде из листьев я выглядел сущим пугалом.

Наконец один из них, стоявший в тылу, выдвинулся вперед. Это была девушка, облаченная в такую же грубую серую ткань, что и остальные. Она произнесла несколько слов — это, несомненно, был вопрос. Знать бы еще, на каком языке говорят эти люди.

Не сомневаясь, что меня не поймут, я все же счел за лучшее ответить:

— Я человек с Земли. Как здесь оказался, не знаю. Это в высшей степени странная история. А вы кто? Полагаю, тоже нездешние. Откуда путь держите? Понимаете ли, о чем я говорю?

Слушали они очень чутко, но понимания на лицах не отражалось. Девушка нахмурилась и задала новый вопрос — уже на другом языке, судя по звучанию.

Я отрицательно покачал головой:

— Извините, не понимаю.

Она испробовала еще несколько языков, с тем же нулевым успехом. Всякий раз я отвечал как заведенный:

— Извините, не понимаю.

Один из мужчин что-то сказал девушке и протянул руку к солнцу, которое уже почти достигло зенита. Девушка кивнула и адресовала спутникам несколько слов. Незнакомцы тронулись в путь. Я стоял столбом и не знал, что мне делать. Подошла девушка, взяла меня за руку и потянула за собой. И я покорно поплелся в цепочке последним. Убедившись, что я иду, девушка отпустила мою руку и ушла в голову отряда.

Куда и зачем идут эти люди, я мог только догадываться. Но ничего не имел против того, чтобы следовать за ними. Облегчение, испытанное мною в тот момент, невозможно описать словами. Пусть это незнакомцы, пусть они говорят на непонятном языке, но с ними я не одинок! Меня не убили на месте, и это тоже можно считать добрым знаком.

Мы пересекали равнину, направляясь к одной из гор на ее противоположном краю. Незнакомцы оказались не больно-то разговорчивыми — лишь изредка кто-нибудь пробормочет словечко-другое на особенно коварном участке пути.

Мужчины все как один были лохматые и бородатые. Трое отличались высоким ростом и мощной мускулатурой. Двое были пониже и потоньше, но жилистые и сильные. А девушка — стройная, привлекательная, с овальным лицом, обрамленным черными кудрями.

Шли мы, наверное, с час. Большее солнце пребывало в зените; пекло невыносимо. У меня кровоточили ссадины на ногах, но я ковылял изо всех сил и ухитрялся не отставать.