— Я не вирус! Я человек!

— И как же тебе удалось со мной связаться?

— У меня машина, она переводит мои слова на твой язык.

— Обалдеть! На моем языке даже другие семейства вирусов не говорят. А если и говорят, то с жутким акцентом. У тебя очень даже неплохо получается. Где ты его учил, в Уганде? Мы оттуда стартовали, если ты не в курсе.

— Я в курсе, — сказал Бэйли.

— Приятно вспомнить район Западного Нила, эту милую глушь. Но все-таки акцент у тебя есть. Ты из южной части этой провинции, угадал? И как же твоя машина переводит мысли, которые я посылаю тебе дзаза джалгабу?

— По большей части неплохо, — ответил Бэйли. — Иногда, правда, непонятное словечко-другое проскакивает, но в целом я смысл улавливаю.

— Дсалих пиик! Мы, вирусы Западного Нила, частенько пересыпаем свою речь бессмысленными наборами звуков, газаги бу. Просто чтобы расположить к себе собеседника и обозначить несущую волну нашим характерным белым шумом.

— Интересно… Слушай, хочу тебя попросить об услуге.

— Так проси, намгале ду.

— Сейчас сформулирую… Нам бы хотелось, чтобы вы, вирусы, прекратили нас заражать. Люди от этого умирают, тем самым очень расстраивая своих жен, мужей и детей.

— Люди? Ты про этих долговязых, которые стоят на двух отростках, когда не ложатся, предположительно чтобы поспать? Наш брат вирус Западного Нила никогда не спит, но мы изучили повадки окружающих нас невирусных форм жизни. Так говоришь, нам не следует инфицировать людей?

— Да, если, конечно, это не слишком затруднительно.

— Ну почему ты просишь, когда надо требовать? — упрекнул Дженсен.

— Потому что считаю необходимым соблюдать вежливость, — ответил Бэйли. — Да и не знаю я, чем можно угрожать вирусу.

— Не надо никому угрожать, — сказал вирус. — Между прочим, меня зовут Чинг. Само собой, я частица коллективного сознания вирусов Западного Нила, но при этом обладаю индивидуальностью.

— Хвала твоей индивидуальности! — воскликнул Бэйли.

— И твоей хвала, — ответил Чинг.

— В жизни не слыхал подобного бреда, — пробормотал Дженсен. — Обоих этих парней не мешало бы проверить тестом Тьюринга… Но при всем при том они вроде неплохо ладят.

— Это еще кто? — спросил Чинг.

— Друг. Не обращай на него внимания.

— Ладно. Итак, ты хочешь, чтобы мы, вирусы Западного Нила, оставили в покое людей?

— Ну да, примерно таков общий замысел.

— Скажу тебе от лица всех нас: рады бы пойти навстречу. Но вы, люди, — важная составляющая нашего питания.

— А если я предложу кое-кого получше? Или, по крайней мере, не хуже?

— О ком это ты?

— О хомяках.

— Я все слышу. — Дженсен говорил вслух, но отвечал собственным мыслям. — Хомяки? Эти милые пушистые малютки? И как он только додумался их предложить?

— Правда, почему нет? — продолжал между тем Бэйли. — У меня есть кузина по имени Флойд, она разводит хомяков и морских свинок на продажу. В лабораториях их массово используют для экспериментов. И вам, вирусам, они наверняка подойдут.

— А вы, люди, сможете поставлять их в достаточном количестве?

— Конечно, у нас же целая хомяководческая ферма. Я даже готов собственноручно усыплять хомяков.

— Это еще зачем?

— Чтобы вам, вирусам, было проще ими питаться.

— Лишний труд, — сказал Чинг. — Для нас, вирусов, хомяки — легкая добыча, к тому же мы ничего не имеем против сопротивления. Надо же поддерживать спортивную форму.

— Слава богу, этот разговор записывается, — бормотал Дженсен. — Потом прослушаю и нахохочусь до упаду. А сейчас нельзя смеяться! Все слишком серьезно.

— Ну хорошо, можно обдумать твое предложение, — сказал Чинг. — Когда ты нам покажешь хомяков?

— Нужно позвонить на ферму, договориться, — ответил Бэйли. — Я с тобой попозже свяжусь.

— Ну, тогда пока.

Бэйли повернулся к Дженсену:

— Все, можешь выключать свой ДНК-компьютер.

Дженсен щелкнул выключателем.

— И дай-ка мне телефон.

— Хочешь позвонить кузине на хомяководческую ферму?

— Это потом. Сначала позвоню жене и сообщу, что докторская степень ей обеспечена.

Через минуту Бэйли дозвонился до Эвелин, однако порадовать ее сенсацией не удалось. Сначала пришлось выслушать жену, а она сообщала, что некая организация, называющая себя «Объединенным хомячеством», прислала в центр эпидемиологии заявление. Якобы человечество намеревается натравить лихорадку Западного Нила на хомяков, что не может быть расценено иначе как возмутительный акт геноцида. Если воспоследуют попытки инфицировать хомяков, будут приняты ответные меры, причем не хомяками — они народ мирный, — а их близкой и дальней родней и союзниками.

— Быстро же распространяются слухи, — заметил Бэйли. — А на каком языке написано заявление?

— Конечно на английском, мы с тобой не на Кубе живем. Ну а у тебя что новенького?

— Расскажу, когда домой вернусь, — пообещал Бэйли. — Нам с тобой придется срочно заполнить кое-какие пробелы в образовании.

— Ох и здорово же мы опростоволосились, — пробормотал Дженсен.

— Даже не знаю, удастся ли найти в мире животных вид, подвид или семейство, не имеющие близкой и дальней родни, а также союзников, — посетовал Бэйли.

Дженсену уже приходила в голову такая мысль.

— Может, рогозуб?

— И как тебе представляется инфицирование рогозуба комаром? — хмыкнул Бэйли.

— Хороший вопрос, — сказал Дженсен.

Шел седьмой час, а у Дженсена на этот вечер было назначено свидание.

Итак, о коварном плане людей защититься от лихорадки Западного Нила, вместо себя скармливая вирусу хомяков, стало известно хомячьему коллективному сознанию, именующему себя «Объединенным хомячеством». И оно обратилось к людям с категорическим протестом.

Чтобы обещанные меры противодействия не выглядели пустой угрозой, была проведена демонстрация силы. Хомяки состоят в отдаленном родстве с псовыми — на этом основании они воззвали к коллективному сознанию собак и напомнили, что те слишком долго шли на поводке у людей и смотрели сквозь когти на творимый ими произвол. Теперь пришло время исправлять ошибки.

Коллективное сознание псов с этим согласилось и довело приказ до каждого своего индивидуума. Собака-поводырь норовила затащить своего хозяина под машину или на худой конец ушибить об уличный телефон. Армейская или полицейская ищейка вынюхивала исключительно тимьян. Даже изнеженный диванный мопс приходил в неистовство, слыша «ах ты мой сладенький» или «ути-пути, лапочка», и норовил цапнуть сюсюкающего.

Чтобы достичь такого эффекта, Мировой конгресс коллективных сознаний был вынужден выработать специальное соглашение, разрешающее «Объединенному хомячеству» провести необходимые биохимические реакции. Кое-кто остался недоволен: дескать, собаки резко поумнели. Но группировка разумов, назвавшая себя «Детенышами благородства», предоставила опровержение — на видеозаписи щенки гонялись за собственным хвостом, как это делали их глупые сверстники во все времена. «Детеныши благородства» убедили Мировой конгресс в том, что толика интеллекта никак не повлияет на собачье легкомыслие.

Бэйли пришлось очень долго убеждать жену, что его разговор с вирусом не розыгрыш, а событие исключительной важности. А убедить ее начальство мог только документальный фильм. Ему дали пугающее название «Коллективные сознания сорвались с цепи! Новая смертельная угроза человечеству».

Понадобились время и деньги, но на помощь пришел известный режиссер, любивший, по его словам, «дикие проекты». Корпус связи армии США поставил на фильм печать «Одобрено». Власти наконец вняли тревожным сигналам — тем более что в последнее время участились нападения собак на людей. А вскоре и до президента дошло, что необходимо срочно принимать меры, иначе придется подписывать указ о поголовном уничтожении всех домашних любимцев, с риском проиграть следующие выборы. Поскольку собачий бунт принял характер пандемии, промедление с таким указом тоже было чревато катастрофической потерей популярности.