Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Список, как видим, полный. Не забыт никто. И вывод из этого «документа», назвать который иначе, как доносом, — нельзя, напрашивается сам собой: социалистическому реализму приходит конец и уже никакие доносы, никакие запугивания, ни даже сам Сталин, если б он встал из гроба, его не спасут.

«У нас, как говорят в Сталинграде, почему-то «никто не идет в критики». К слову сказать, и в Москве ряды критиков не очень-то растут». Это из статьи И. Егорова «Наши нужды» в номере 81 «Литературной газеты». Жалуется и «Выборгская сторона»: «Не видим мы подчас настоящей смелости и у критиков; слишком уж они бывают осторожны и, как в старой игре, «да» и «нет» не говорят».

Удивляться нечему: кому охота быть наводчиком, да и кабы только наводчиком. А то изволь свое подлое дело делать с «художественной выразительностью», проявляя при этом, как говорит Дымшиц, «жар души и большую сердечную щедрость». Не просто предавать, а со слезой, с объятьями и с поцелуями. Тьфу!

И вот писатели либо молчат, либо избегают общественных тем. От «Литературной газеты» это обстоятельство, конечно, не ускользнуло. Некто Аскад Мухтар[179] в статье «О широте и узости взгляда писателя» в номере 82 отмечает: «В последние годы одно за другим появляются произведения, особенно рассказы, где герои перестали жить общественной жизнью, оторвались от народа». В другом месте другой критик приравнивает отрыв от общественной жизни к отрыву от жизни вообще. Писатель, а тем более критик, оказавшийся — все равно, по какой причине — за бортом советской действительности, как бы вообще перестает существовать, ибо собственного бытия не имеет. С другой стороны, теперь уже «научно» доказано, что ревизионизм (а в нем-то и кроется причина всех зол) есть «лжесоциализм» и как таковой подлежит искоренению, в какой бы области обнаружен ни был. В течение целых двух дней в Москве в Академии общественных наук при ЦК КПСС проходила сессия «ученого совета» по вопросам борьбы с ревизионизмом, на которой были прослушаны многочисленные доклады, имевшие задачей «осветить вопрос» со всех сторон. Со стороны литературной он был «освещен» проф. А. Мясниковым[180], сделавшим доклад на тему: «Против ревизионистских извращений проблем эстетики». И «Посев», откуда взята эта заметка, заключает: «В основе всех докладов лежало осуждение всех проявлений «лжесоциализма» (и… панический страх перед ним)».

Да, страх. Страх у палачей и тюремщиков и все растущее бесстрашие у «крамольников» — вот та неожиданная перемена, что за последний год произошла в России. На всесоюзном съезде советских писателей, который, кстати, не за горами, ревизионизм будет, конечно, предан анафеме, но правительственных позиций это ни в какой мере не укрепит. По русской пословице: «Вертит баба задом и передом, а дело идет своим чередом» — дело освобождения души России из советского вшивого мешка, куда ее посадили еще во времена Горького и не без его участия.

О том, что она жива, мы, как это ни странно, узнаем из той же «Литературной газеты». На этом духовном пустыре, где, кроме щебня, битого стекла и грязных костей, — ничего, вдруг каким-то чудом расцветают настоящие, живые цветы, как, например, следующие три прелестных стихотворения Людмилы Татьяничевой[181]:

У русских женщин есть такие лица:
К ним надо приглядеться не спеша,
Чтоб в их чертах могла тебе открыться
Красивая и гордая душа.
Такая в них естественность, свобода,
Так строг и ясен росчерк их бровей…
Они, как наша русская природа, —
Чем дольше смотришь, тем они милей…

Хорошо и стихотворение о «Лесорубе»:

Пила, как пойманная щука,
Пыталась вырваться из рук.
На вид не хитрая наука,
А постигается не вдруг.
Вспухали на руках мозоли,
От пота вымок русый чуб…
Не чуя холода и боли,
Сражался с кедром лесоруб.
И кедр не выдержал. Крылато
Взмахнул ветвями и упал.
Узор старинного булата
Смолистый срез напоминал.
В душе у парня радость пела.
— Держись, косматая тайга!
И затянулся неумело
Горчайшим дымом табака.

«Пила, как пойманная щука» — это очень хорошо сказано. А вот третье — о «Глиняных куклах» (которое в газете напечатано первым).

В смешных рубашках из холстины,
На вырост сшитых нам до пят,
Лепили мы из желтой глины
Забавных маленьких куклят.
А хлеб, он был лишь не у многих.
Война. Разруха. Нищий быт.
У наших кукол тонконогих
Был непомерный аппетит.
И мы на них ворчали: дуры,
Чем вас кормить, в конце концов!
…Лепили детство мы с натуры,
Не зная лучших образцов.

Самое значительное — это, конечно, первое. Но радуют все.

Человекообразные[182]

Недавно вернулся из поездки в Советский Союз один мой знакомый — русский инженер, ставший французом. Вернулся очарованный и умиротворенный. Если верить его рассказам, то живут в России отлично, всего вдоволь, народ счастлив, Хрущева[183] любят и никто ни о каком перевороте не помышляет. Опускаю восторги перед «роскошью» московских гостиниц, ресторанов и метро. Словом, Россию спасать — глупая затея, да Россия вовсе этого и не желает.

Слушая своего знакомого, я вспоминал книгу о России Зинаиды Шаховской «Моя Россия в советской одежде»[184], вышедшую в этом году у Грассе. У Шаховской все иначе, именно так, как мы себе здесь представляем и как оно, по всей вероятности, на самом деле и есть — в большинстве случаев. Но просто пройти мимо фактов, о которых рассказывает мой знакомый, — тоже нельзя. Сорок лет продержаться одним только террором советская власть не могла бы, даже во всем совершенстве своего полицейского аппарата. Значит, есть там какая-то новая порода человеческих существ, которым идея свободы не то что не нужна, а прямо-таки ненавистна и на которых, по-видимому, опирается власть. О происходящих в России событиях мы обычно судим и не можем судить иначе, как со своей человеческой точки зрения, считаясь не только с психологией, но и с физиономией современного русского человека. Но именно поэтому наши выводы не всегда соответствуют истинному положению вещей. Мы не учитываем наличие в Советском Союзе не то что какого-нибудь нового класса, а нового биологического вида, новой породы существ, на человека похожих исключительно внешне. Как и почему произошло «перерождение тканей», давшее в результате новую породу «человекообразных», касаться этой темы я сейчас не буду. Отмечу только, что «человекообразные» не в одной России. Никакими специфически русскими или какими-либо другими национальными чертами они не обладают. Они — везде. Это они распоряжались в гитлеровских концентрационных лагерях, уничтожая евреев, а в русских уничтожая русских, так же как их рук дело «Катынь», «Орадур»[185] и убийство Царской семьи[186]. Из их среды — все чекисты: латыш Петерс[187], еврей Зиновьев[188], венгр Бэла Кун[189], поляк Дзержинский[190], наш Ежов[191] и сколько еще других, проливших реки человеческой крови, не говоря уже об «отце народов», великом Сталине. Но «темпы» их роста с темпами «достижений» Третьего Интернационала совпадают не всегда. У них своя история, и, может быть, овладеть миром и перекроить его на свой нечеловеческий лад им суждено еще не так скоро. Но неслучайно сейчас из всех «народных» республик ближе к ним и к их цели современный Китай. В чем-то очень существенном они, по-видимому, с ним совпадают.

вернуться

179

Аскад Мухтар (1920–1997) — узбекский поэт и прозаик.

вернуться

180

Мясников Александр Сергеевич (1913–1982) — литературовед, писатель.

вернуться

181

Татьяничева Людмила Константиновна (1915–1980) — поэт.

вернуться

182

Человекообразные. Возрождение. 1958. № 82.

вернуться

183

Хрущев Никита Сергеевич (1894–1971) — первый секретарь ЦК КПСС с 1953 г., в 1958–1964 гг. одновременно председатель Совета министров СССР. На XX и XXII съездах КПСС выступил с разоблачениями культа личности Сталина и осуществлявшихся им репрессий. К снятию с постов привели его политическое и экономическое прожектерство (лозунги-призывы «Догнать и перегнать Америку!», построить коммунизм к 1980 г.), подавление инакомыслия, произвол в отношении к интеллигенции, обострение военного противостояния с Западом.

вернуться

184

«Моя Россия в советской одежде» («Ма Russie habillee en URSS»; Париж, 1958, на фр. яз.) — мемуарная книга. З.А. Шаховской о пребывании в Москве в 1956–1957 гг. Зинаида Алексеевна Шаховская, княгиня (в замуж. Малевская-Малевич; 1906–2001) — прозаик (автор романов на фр. яз., печатавшихся под псевдонимом Жак Круазе), поэт, публицист, мемуарист. С 1920 г. в эмиграции. С 1942 г. редактор Французского информационного агентства в Лондоне. В 1945–1948 гг. военный корреспондент в Германии (печатала репортажи с Нюрнбергского процесса), Австрии, Греции, Италии. Офицер ордена Почетного легиона, Командор ордена Искусств и Словесности, дважды лауреат Французской академии. С 1968 по 1978 г. главный редактор газеты «Русская мысль». Автор мемуаров «Таков мой век» (т. 1–4,1964–1967; на фр. яз.) и «Отражения» (1975).

вернуться

185

Орадур (Орадур-Сюр-Глан) — поселок во Франции, уничтоженный фашистами вместе с жителями в 1944 г.

вернуться

186

…убийство Царской семьи. — Николай II и его семья по решению большевистского руководства были расстреляны в ночь на 17 июля 1918 г.

вернуться

187

Петерс Яков Христофорович (1886–1938) — в 1918 г. заместитель председателя ВЧК, председатель Ревтрибунала. Репрессирован.

вернуться

188

Зиновьев Григорий Евсеевич (наст. фам. Радомысльский; 1883–1936) — политический деятель. С 1903 г. большевик. С декабря 1917 г. председатель Петроградского совета. Один из организаторов «красного террора». Репрессирован.

вернуться

189

Кун Бела (1886–1939) — один из организаторов компартии Венгрии. С 1916 г. в России как военнопленный. Участник подавления мятежа левых эсеров в Москве (1918). Будучи членом реввоенсовета Южного фронта Красной армии, стал организатором массовых репрессий в Крыму. Впоследствии репрессирован.

вернуться

190

Дзержинский Феликс Эдмундович (1877–1926) — с 1917 г. председатель ВЧК, один их главных организаторов «красного террора». В 1919–1923 гг. нарком внутренних дел, одновременно с 1921 г. нарком путей сообщения. С 1924 г. председатель ВСНХ СССР.

вернуться

191

Ежов Николай Иванович (1895–1940) — нарком внутренних дел в 1936–1938 гг. и нарком водного транспорта в 1938–1939 гг. Один из главных исполнителей массовых репрессий. Расстрелян.

22
{"b":"585583","o":1}