Близнецы («Душа, ты в этот мир стремилась…») Душа, ты в этот мир стремилась, А ныне просишься назад. К непостоянству приучилась: Из ада — в рай, из рая — в ад! Нет, раз уж ты сюда попала, — Терпи, пока не вышел срок. Ты чтишь богов. Их здесь немало: Вот добродетель, вот порок. Добро и зло. Который краше? Два близнеца — не ошибись. Но отгадав, за души наши, Слепые души, помолись. Возрождение. 1957. № 63. «Вот сижу я в финской шапке…» Вот сижу я в финской шапке И в мешке американском И ропщу о том, что в мае Невесенняя погода. В этом Баре холод волчий И недаром он на Волке (Так зовут нетерпеливый, Ледяной поток в ущелье). На горе у Кузнецова, Где живу я под навесом, Много дум я передумал, Узелков тугих распутал. Научился я смиренью, Добродетели христьянской. И живу, не унывая, В тишине анахоретом. Одному лишь научиться До сих пор не удалось мне: Отличать холодным взглядом От пшеницы вражий плевел. Оттого, хоть и не очень Волчий холод мне приятен, Не ропщу я: нет полезней Для души моей лекарства. Возрождение. 1958. № 73. «Хорошо, что никто не знает…» Хорошо, что никто не знает, Злой я или добрый, Умный или глупый, Святой или грешный. Хорошо, что никто не верит Ни одному моему слову, Лица моего не видит, Голоса не слышит. Я для всех давно как бы мертвый. Но Богу все известно. Кому надо, откроет, Когда придет время. Возрождение. 1958. № 73. «Помнишь крест и широкий…» Помнишь крест и широкий Двор, поросший травой, Девы лик темноокий, В глубине — как живой? Нынче ветер и стужа, Злобно вздулась река. Отражается в лужах Уж не посох — клюка. Перед образом темным Девы чудной склонись, О бродяге бездомном Помолись. Возрождение. 1958. № 73. «Все в этот вечер было странно…» Все в этот вечер было странно, Воздушно, трепетно, туманно. Дождь моросил, фонарь горел. Без шляпы, в макинтоше длинном, Я на мосту стоял пустынном И в воду сонную смотрел. Стоял, смотрел… Одно движенье — Конец всему и разрешенье, Забвенье вечное, покой. Но тут как будто сквозь дремоту Мне вдруг почудилось, что кто-то Следит внимательно за мной. И осветилось дно речное: «Покоя хочешь? Нет покоя. Другое дно под этим дном». И стало страшно мне и стыдно. Но ничего уже не видно В потухшем зеркале речном. Возрождение. 1958. № 73. Монах и вор («За морями далеко…») За морями далеко, Над землею высоко, На Лазурь-горе зеленой Жил да был монах влюбленный. А в кого он был влюблен, Ведал только Бог да он. Проходили семь старух, Все вдовицы, кроме двух. Проходили три девицы, Крутобоки, белолицы. Проходила дрянь в штанах. Но не в них влюблен монах. Месяц всходит из-за гор. По тропе крадется вор, Нос крючком, волос — папаха, Прямо к хижине монаха. За плечами — узелок, В узелке — пустой мешок. Говорит: «Отец святой, Не взыщи за нрав крутой. Понял ты мою природу: Для тебя — в огонь и в воду. Не клялся ль, что украду Я вечернюю звезду? Я украл, да не донес. Чуть скатилась под откос, Я поймал ее, нагую, За косу за золотую. Но она, как тень легка, Упорхнула из мешка». Тут монах заголосил: «Без нее мне свет не мил. Ни любви не быть, ни чуду. Что теперь я делать буду?» Утешает вор: «Найду Краше во сто раз звезду. Не тужи, доверься мне. А лежит она на дне, В глубине морской, сияя Как жемчужина большая, И нежней, чем этот свет, Во вселенной света нет!» Возрождение. 1958. № 76. «Горит над озером звезда…» Горит над озером звезда И отражается в воде. Тебя я видел… но когда И на какой звезде? О, вспомни, может быть, на той, Что, в этот предвечерний час, Своей далекой чистотой Заворожила нас. И чей развоплощенный свет Еще играет на волнах, — На той, которой больше нет Ни в прозе, ни в стихах… Увы, я вспомнить не могу. Все это было, как во сне, На незнакомом берегу, В сверканье и в огне. Возрождение. 1958. № 76. |
