Гермионе снова стало хуже. Девушка еще не успела выпить дополнительную дозу зелья, а теперь, под пристальным взглядом тюремщиков, провернуть это не было никакой возможности. Гриффиндорка тщательно следила за окружившими их группу Пожирателями — но ей казалось, что она почти физически чувствует на себе их пристальные взгляды. Стоит только достать из кармана заветный флакон — и можно не сомневаться, его постигнет та же участь, что и большинство остальных зелий. Проклятие, на время уснувшее в ее теле, — сначала под действием первой дозы зелья, а потом благодаря поддержке и помощи Драко, — все явственнее напоминало о себе, точно так же, как тогда, в коридоре школы, после убийства Петтигрю.

Странное дело, но тот факт, что она убила человека, не очень-то беспокоил девушку. Она сама с трудом отдавала себе отчет, почему именно. Возможно, она просто воспринимала предателя-анимага скорее как крысу, чем как человека, а возможно, просто навидалась слишком много смертей за сегодняшнюю ночь. Гораздо больше ее волновала судьба тех, кто был еще жив…

В голове один за другим рождались планы бунта или побега — один безумнее другого. Ах, если бы, например, Джинни умела колдовать без палочки! Ее знаменитый Летучемышиный сглаз сейчас пришелся бы как нельзя более кстати! Ну или, например, если бы им удалось пробраться в подсобку, где все еще оставались нетронутые котлы с настаивающимися зельями… при помощи одного-двух дополнительных ингредиентов некоторые из них можно превратить в едкие составы, которые сгодятся для какой-никакой атаки… Или вот, к примеру, будь у них хоть одна палочка на всех, можно было бы попробовать разбить крепления карнизов над окнами, на которых висели тяжелые плотные занавески. Если попробовать использовать эти занавески, чтобы отвлечь внимание Пожирателей — например, набросить их сверху, как ловчую сеть! — то можно попытаться добраться до сложенных на одном из столов конфискованных палочек и вооружиться…

Увы, все эти планы оставались лишь несбыточными мечтами. Колдовать без палочки младшая Уизли не могла. Дойти до подсобки незамеченной нечего было и думать, Пожиратели не сводили с них глаз. Несколько излишне непоседливых пленников уже получили Круциатус за попытку подняться с места. План с занавесками и вовсе был наивен до крайности. Во-первых, ни одной палочки в руках пленников не оставалось, а во-вторых, тюремщики держались порознь, на расстоянии друг от друга — а значит, нечего было и пытаться накрыть занавесками хотя бы несколько человек одновременно. Да и не факт, что занавеска сможет запутать их достаточно надолго. Все-таки это не сеть, выбраться из-под плотной ткани гораздо легче…

Сколько она так просидела в бесплодных раздумьях, гриффиндорка не знала. Сердце заходилось от страха при мысли о том, что происходит сейчас в Большом Зале. Рон, Драко, Блейз, Гарри… Живы ли они? Есть ли у них вообще шансы? Да есть ли хоть у кого-нибудь вообще шансы уцелеть в сегодняшней бойне?

Ночь казалась бесконечной. То и дело кидая взгляды за окно, Гермиона задавалась вопросом, а действительно ли она видела сереющее в предрассветном сумраке небо — или это всего лишь игра воображения? А может, просто ее глаза уже настолько привыкли видеть за окном ночной мрак, что начали видеть сквозь него — как у кошки? Потому ей и кажется, что там стало светлее? В отчаянии девушка уже переставала верить в то, что когда-нибудь все-таки наступить утро. Разве может быть утро в этом аду, в который превратилась сегодняшняя ночь?

Безучастно уставившись в мутный серый сумрак, девушка позволила своим мыслям снова унестись вниз, к друзьям. Что-то сейчас там происходит? Что они делают? Может, Гарри подчинился Волдеморту, и как раз сейчас в Большом Зале исполняется тот самый мерзкий Ритуал, о котором рассказывала Джинни? Девушка была благодарна подруге за то, что та хотя бы избавила ее от подробностей… А может быть, Поттер не склонился перед Темным Лордом? Как знать, а вдруг он все-таки нашел в себе силы принести свою любовь в жертву долгу перед Магическим Миром? Или, может быть, им все-таки удалось уничтожить все крестражи вовремя, и теперь в Зале кипит смертный бой?

Гермиона не могла сказать с уверенностью, когда началась та странная тихая музыка — прекрасная и жуткая одновременно, — которая, постепенно приближаясь, заполнила, казалось, все ее существо. Это не было похоже ни на один из звуков, что ей доселе приходилось слышать. Потусторонняя, чуждая этому миру мелодия — то ли стон, то ли песнь… Но чья? Гриффиндорка, очарованная мелодией, не сразу поняла, что звучит она не только внутри нее — песнь слышали все. И Пожиратели, и их пленники недоуменно озирались по сторонам в поисках источника звука.

Моргнув, Гермиона недоуменно уставилась за окно. Нет, если предрассветные сумерки она еще могла списать на обман зрения, то с тем, что она видела сейчас, спорить было бесполезно. Северная оконечность школьного крыла, на которое открывался вид из окон Лазарета! Ночью можно было с огромным трудом различить только контуры самого здания — теперь же оно проступало все отчетливее, озаряемое приближающимся золотистым сиянием! Она приняла бы его за свет восходящего солнца — но солнце не встает на севере! Казалось, можно уже разглядеть каждый камешек в толстой кладке стен и каждое стеклышко в сложной мозаике окон! Да что там «казалось» — так оно и было! Но откуда мог взяться свет? Ответом стала слепящая, невероятно яркая вспышка, с громким хлопком озарившая палату…

Когда ослепительный, невыносимый свет померк, сменившись все тем же золотым сиянием, Гермиона с удивлением увидела, что почти весь Лазарет погружен в странное, невероятно ПОЛНОЕ оцепенение. Словно кто-то наложил на всю комнату невероятно мощный Петрификус Тоталлус, который по непонятной причине не подействовал на нее саму и на Джинни, сидящую рядом. Рыжеволосая гриффиндорка точно так же, как и сама Грейнджер, недоуменно оглядывалась по сторонам. Оцепенение действительно охватило абсолютно все и всех, не считая их двоих. Застыли даже капли пролитого зелья, капающие со стола на пол.

Впрочем, времени оглядываться у девушек не оказалось. Золотистое сияние, исходящее, кажется, из самого центра комнаты, странным образом вдруг свернулось, приобретая контуры… большой птицы с распростертыми крыльями. Гермионе не потребовалось долго гадать, что это такое.

— Феникс! — выдохнула девушка.

— Фоукс! — подхватила Джинни.

Крупная золотисто-красная птица, изящно складывая крылья, спикировала на спинку стоящей в углу кровати. Издав еще одну потусторонне-прекрасную ноту, словно поприветствовав девушек, феникс наклонил голову, всматриваясь в лежащего на кровати человека. В груди Гермионы затеплилась надежда. Если уж слезы феникса могут излечить даже после укуса василиска, то и укус Нагайны должны исцелить! Если Фоуксу удастся вернуть к жизни Дамблдора — у них, может быть, снова появится шанс? У Гарри появится шанс!

Кое-как соскочив со спинки в изножье кровати, феникс медленно, с видимой неловкостью двинулся по постели вверх, перемещаясь от ног к груди своего… хозяина? Покровителя? А может быть — друга? Когти птицы то и дело цеплялись за покрывало, но Фоукс не остановился, пока не оказался возле груди старика. Затаив дыхание, Гермиона и Джинни наблюдали, как благородное создание наклонило голову — и вот из его глаз закапали слезы, сверкающие во время падения, точно хрусталь…

Двадцать минут спустя, Хогвартс, кабинет директора.

Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, Альбус Персиваль Брайан Вулфрик Дамблдор с недоумением рассматривал груду щепок, громоздящуюся посреди его личного кабинета, и бывшую некогда, по-видимому, его собственным рабочим столом. Картину разрушения мило дополняли осколки, оставшиеся на месте стеклянного ящика, в котором хранился меч Гриффиндора. Дамблдор невесело хмыкнул себе в бороду. Из того, что поведал ему феникс, директор уже знал, кто осмелился так неуважительно обойтись с его собственностью — но упаси Мерлин сердиться на мальчишек! В конце концов, вещи — это всего лишь вещи.