Внезапно, перекрывая шум битвы, по залу прокатился странный, но удивительно знакомый звук: музыкальный аккорд неземной, пугающей красоты. У меня перехватило дыхание — и не только у меня одного. Звук повторился, нарастая и приближаясь, мелодия — сначала звучавшая отдельными нотками, — лилась и вырисовывалась все явственнее. Большинство сражающихся замерли, некоторые — как Пожиратели, так и члены Ордена, — заозирались по сторонам, в поисках источника этого потустороннего пения.
Песнь феникса. Для меня она всегда означала надежду — обычно в той ситуации, которая казалась безвыходной. В первый раз я услышал ее в Тайной Комнате, когда готовился стать ужином для василиска, второй — на кладбище, ожидая смерти в той издевательской «дуэли» с Волдемортом. В первый раз пела саама птица, во второй песнью звенели нити нашей скрестившейся магии. Но ведь пока что, несмотря на сражение, наши палочки еще не скрестились как в тот раз! Так… Неужели Фоукс вернулся? Впрочем, самого феникса мы так и не увидели, если не считать слабого золотистого сияния, окрасившего небо совсем не с той стороны, где должно было бы вставать солнце. Если он и вернулся, то вмешиваться в наши дела не торопился. Наверное, подумалось мне, сама птица тут была все-таки не причем, а песня и сияние — неизученные эффекты взаимодействия наших с Лордом родственных палочек. Возможно, это было что-то вроде предупреждения — ведь до сих пор нам не приходилось противостоять друг другу так долго?
Как и в прошлый раз, первым опомнился Волдеморт. Пение феникса, постепенно утихшее, кажется, не произвело на него такого же глубокого впечатления, как на остальных участников сражения. Наверное, меня спасло в тот момент только то, что я все равно не терял бдительности — ну и еще то, что все-таки на моей стороне оставалось одно-единственное крохотное преимущество. А именно — молодость и быстрота реакции.
А дальше… А дальше мне казалось, что начали сбываться мои самые ужасные кошмары. Кажется, я в достаточной степени вывел Волдеморта из себя, чтобы ему не хотелось играть со мной как кошка с мышью. Проклятия и всевозможные атакующие чары сыпались на меня как из рога изобилия. Какую-то часть мне удавалось блокировать, другую — отражать обратно или перенаправлять, как учил в этом году директор. Как и всегда, у меня будто открылось второе дыхание, я забыл обо всем, целиком погрузившись в быстрый, рваный ритм схватки. Блок, удар, защита… От чего-то приходилось уклоняться — хотя это я всегда делал с опаской, ведь мало ли кто может оказаться за спиной. Допустить, чтобы заклятие Волдеморта настигло кого-то из моих близких, я не мог…
Кое-что не давало мне покоя. Помня схватку Волдеморта и Дамблдора при Ставке, я и мысли не допускал о том, что смогу справиться хотя бы с половиной того, что тогда Лорд обрушил на директора. Однако так же смешно было бы сейчас допустить мысль, что он меня щадит. С какой стати ему делать это? Ведь он собирается убить меня? Однако Волдеморт почему-то не торопился с Авадой. Может, Драко был прав, предполагая, что магия слишком часто подводила Лорда когда он пытался меня прикончить, и теперь он предпочитает положиться на что-то другое? Но на что? Его собственные руки и острый нож в прошлый раз помогли ему ничуть не лучше.
Несмотря на то, что до поры мне удавалось оставаться относительно невредимым — пару ударов я все-таки пропустил, правда, не очень сильных, — я понимал, что долго это продолжаться не может. Помимо всего прочего, мои силы постепенно таяли — особенно, если учесть, что ночка и так выдалась напряженная сверх всякой меры. Я понимал, что, если я хочу хотя бы попытаться достать Волдеморта, мне нужно действовать быстро, пока напряженный бой не вымотал меня настолько, что сил на Аваду уже не хватит. Однако при этом я никак не мог улучить время, чтобы собраться с силами достаточно для смертельного проклятия. Лорд попросту не давал мне опомниться, мне приходилось без роздыху отбиваться от его атак и уклоняться от того, что мне было не под силу отразить. Царапины и синяки, магические и обыкновенные ожоги, которые я получил в сражении, буквально горели на моем измочаленном за эту бесконечную ночь теле. Я сам не понимал, как мне удается до сих пор оставаться в живых — возможно, помогало мое легендарное везение, но даже оно не могло длиться вечно…
Улучив момент, я контратаковал мощным связным каскадом чар, рассчитанным на то, чтобы пробить защиту противника. Правда, я не особенно верил в то, что это поможет — но выбора у меня не было. Я должен был хоть как-то занять его, показать, что могу оказать хоть какое-то сопротивление. Наградой мне стало озабоченное выражение на мерзкой змееподобной физиономии. Я просто глазам своим не поверил. Чары-то мои он отразил с легкостью, но вот такая вот озабоченность как-то не вязалась с тем, что я сам думал о нашем поединке. Неужели… однако сомнение в красных глазах мне явно не чудилось?
Интерлюдия.
В же самое время, Хогвартс, временный Лазарет.
Староста школы среди девочек, лучшая ученица своего курса Гермиона Грейнджер чувствовала себя беспомощной маленькой девочкой. Сидя на одной из кушеток, трансфигурированных из школьных парт, она то и дело ежилась от холода — и, что уж греха таить, от страха. Не то, чтобы она в данный момент боялась чего-то конкретного, что угрожало ей сию секунду — да и вообще, чего-то, что угрожало бы лично ей. Боялась Гермиона сейчас всего подряд — и за всех подряд. Боялась за окружающих, бывших под прицелом палочек слуг Темного Лорда — помня судьбу Симуса Финнигана, девушка каждое мгновение опасалось, что нечто подобное может повториться. Боялась за Джинни, насчет которой Волдеморт все еще мог передумать и решить попытаться как-то использовать девушку. Тревожилась за Рона, отправившегося вместе с Гарри на поиски Нагайны. Найдут ли друзья проклятую змею — и если найдут, смогут ли они с нею справиться? И если все-таки смогут — то какова будет цена? Беспокоилась даже и за Драко Малфоя. все-таки парень в этой битве показал себя с лучшей стороны — да и вообще, они с ним уже давно нашли общий язык. Но уцелеет ли Слизеринский Принц в сегодняшней мясорубке? Боялась Гермиона и за Блейз, которую Темный Лорд увел с собой для участия в своем мерзком ритуале. Но больше всего она боялась за Гарри. Поддастся ли он на шантаж Волдеморта, согласиться ли принимать участие в его безумной затее — или предпочтет пожертвовать жизнью Блейз, лишь бы не потворствовать своему врагу? И если бы это был только вопрос его гордости! Но на кону куда больше… Гермиона не взялась бы сказать, какой вариант предпочтительнее. Если Гарри откажется — слизеринка умрет тут же. Если согласится — так или иначе, в результате Ритуала, скорее всего, они погибнут оба. Оставалась лишь одна, крохотная надежда — что Гарри и Рон все-таки разделаются с последним крестражем раньше, чем узнают о пленении Блейз. И что Поттеру удастся-таки одолеть Темного Лорда. Как истинная гриффиндорка, Гермиона изо всех сил старалась верить в пророчество и доверять силе своего друга. И в то же время, как человек рациональный, она не могла не понимать, что Лорд вероятно, могущественнее, и — совершенно точно — гораздо опытнее противостоящего ему юноши. А значит… А значит, шансы у Гарри невелики, если они вообще есть.
Захваченный Пожирателями Лазарет представлял собой теперь нечто среднее между тюрьмой и полевым госпиталем — причем ближе к первому. Фигуры Пожирателей, закутанные с головы до пят в темные мантии с островерхими капюшонами, прохаживались между кроватями. Более-менее оправившиеся пациенты, сиделки и целители, сбившись в кучу в углу комнаты, настороженно наблюдали за ними. Ни у кого из пленников, естественно, не оставалось палочек, часть пузырьков с зельями была перебита, несколько котлов опрокинуты. Джинни Уизли, поначалу пытавшаяся возмущаться таким обращением, скоро выдохлась. Все ее попытки уговорить захватчиков хотя бы позволить целителям позаботиться о наиболее тяжелых раненных, требовавших постоянного ухода, разбивались о глухую стену равнодушия. Никому из Пожирателей не было дела, сколько членов Ордена умрет сегодня. Каждый погибший для них означал всего лишь ликвидацию очередной проблемы.
