— Не говори так, — пробормотал я, сглатывая образовавшийся в горле комок и чувствуя, что к глазам подступают слезы. Мои слава были не более чем сладкой ложью для умирающего — и все мы это знали. Рон, упрямо помотав головой, все-таки вышел. Я попытался было наложить диагностику, придумать хоть что-то, чтобы поддержать … Но на все мои попытки Колин лишь с большим усилием покачал головой.

— Оставь… — с дрожью сказал он. Было видно, каких усилий стоит ему каждое слово. — Послушай… Я… Гарри. Гарри… Ты…

— Я здесь, Колин, — проговорил я, сглатывая подступающие слезы, и заставляя себя крепиться ради умирающего мальчика. Как бы жаль его мне ни было, ни к чему пугать парня еще больше.

— Я не сказал бы этого… при жизни, — выдавил он и слабо усмехнулся. — Но теперь уже… все равно. Я… Я люблю тебя. Гарри.

— Колин… — выдохнул я, не зная, что на это сказать. «Я тоже тебя люблю?» Но это глупо — во-первых, это неправда, во-вторых, он прекрасно об этом знает. Это было бы не милосердие к умирающему, а жалкая на него пародия. Он знает, что любит безответно. Любит…. О чем-то похожем я всегда догадывался, но всегда думал, что Колина скорее привлекает во мне Мальчик-Который-Выжил, знаменитость, слава, которой я не просил, но на которую поклонники слетались как мухи на варенье. Похоже, эти мысли он знал не хуже меня самого — а может, они отражались у меня на лице? Полгода общения с Драко так и не научили меня скрывать эмоции.

— Я знаю… — через силу продолжал мальчик, не отрывая от моего лица жадного взгляда — словно хотел запомнить навсегда, унести с собой в вечность то, что было ему дорого. — Я знаю, — повторил он хрипло, — я всегда был… одержим тобой. Твоей славой… силой. Все эти фотографии… ты знаешь. Но это… это другое. Я… я наблюдал за тобой. Всегда. Даже когда ты не замечал. Я хотел… хотел знать все о моем кумире. Я не заметил, как… как стал видеть не только твой шрам. Не только твои очки, но и… Но и твои глаза за ними. Самые выразительные на свете… Удивительные… зеленые, как… как трава. Как листья весной… как новая жизнь после снега… как… — он закашлялся, да так, что аж приподнялся от усилия. Из уголка рта по побелевшей щеке потекла струйка невероятно алой крови, и я потянулся вытереть ее свободной рукой. Ощутив мои пальцы, Колин вдруг прижался щекой к моей ладони — и я понял, что сдерживаться бесполезно. Я не могу остановить слезы, и они уже текут по моим щекам.

— Колин… — Мой вздох походил на всхлип — или это он и был?

— Выслушай… — тяжело дыша, попросил он, и я умолк, едва находя душевные силы кивнуть. Руку я так и не убрал, и Колин продолжал прижиматься щекой к моей ладони. — Я … Я действительно узнал о тебе все. Только это было… не то, о чем я думал раньше. Но я… я этому рад. Я знаю теперь… Знаю как ты улыбаешься — и как грустишь. Как смеешься — и как плачешь. Знаю, какой ты, когда ты счастлив… и когда тебе плохо тоже знаю. Ты… Ты всегда разный — и… и всегда один. Это ты. Только ты… Знаешь… когда-то я мечтал… поцеловать тебя. Все время… думал об этом. То думал… залезть к вам в спальню… То… подождать: может ты… как-нибудь… уснешь на диване. В гостиной. Даже хотел… в начале года… подлить тебе приворотное зелье. Легкое… чтобы только на поцелуй. Я думал… Думал, может, оно того стоит. А теперь… Теперь думаю — это к лучшему. Что не вышло. Ты был… Ты был мечтой, Гарри. Чудесной… и далекой. А мечту нельзя… хватать руками. Тогда она… перестает быть… мечтой… — Последний, хрип, слабая улыбка… Голос, звучавший все тише, затих окончательно. Мерлин, я никогда не видел ничего более ужасного, чем этот затуманенный нежный взгляд, сменяющийся стеклянной пеленой смерти. Эти глаза — еще мгновение назад живые, а теперь застывшие навеки. Ему ведь всего шестнадцать — а они больше уже ничего не увидят. Ничего в этом мире, со всем его многообразием…

Струйка крови текла по моему запястью, капая уже на пол — но это не имело значения. Я просунул руку дальше, под шею мальчишки, притянул его к себе, второй рукой не выпуская его ладошку. Обнял коченеющее тело, прижал к груди. Слезы катились по моему лицу, я уткнулся лицом в кудрявые светлые волосы, всхлипывая. Эта смерть потрясла меня как никакая другая. Это несправедливо. Нечестно! Ведь он всего лишь ребенок! Еще несовершеннолетний! В чем его вина? В том, что влюбился в неподходящего человека?

А ведь это из-за меня, подумал я с холодной ясностью. Не потому, что я не справился, или действовал слишком медленно, или защитить не успел… Нет, он вообще остался в Хогвартсе из-за меня. Остался, чтобы быть поближе к «мечте», — вместо того, чтобы спрятаться в безопасности вместе с остальными. Я ничего не сделал, чтобы послужить причиной его отчаянной выходки — но мне и не нужно было. Я просто… был. Есть. А вот его — его больше нет. Из-за меня…

Pov Драко Малфоя

Ни тогда, ни позже, вспоминая, я так и не смог точно определить, сколько же времени у меня заняло добраться до своей комнаты в Слизеринских подземельях и вытащить дневник Риддла. То мне казалось, что я проскользнул через всеобщую свалку, царившую в коридорах и переходах, как нож сквозь масло, — то наоборот, что я еле тащился, как сонная муха. Вот на то, чтобы завладеть злополучной тетрадкой, вернуться в общую схватку и пробиться на второй этаж, к туалету Миртл, времени ушло — я точно знал — куда меньше. Ну, вообще-то, у меня был существенный стимул: мыслесвязь Поттер блокировать и не думал, так что вся его схватка с Нагайной у меня в голове проносилась почти непрерывным калейдоскопом картинок — иными словами, как на ладони.

Коридор второго этажа был относительно пустынным — битва сюда, видимо, еще не докатилась. Свернув за угол, в ответвление, ведущее к туалету, я с разбега налетел на идущего мне навстречу человека, чуть не сбив его с ног. Он, однако, умудрился удержать равновесие, и, отскочив назад, выхватил палочку.

— Эй, эй, эй, Уизли, остынь! — воскликнул я, узнав Рона, и поспешно продемонстрировал ему пустые ладони (дневник Риддла я благоразумно зажал под мышкой). — Это я!

— Малфой! Чтоб тебе в луже утонуть, напугал меня до смерти! — ругнулся он, опуская палочку и слегка размякнув от облегчения. — Ты здесь откуда?

— Здраааасьте, а где я должен быть, по-твоему!? — фыркнул я. — Гарри же сказал, что вы пока разберетесь с Нагайной, а потом ему понадобится дневник Риддла!

— И ты его при… о, вижу, что принес, — отозвался Рон. — А ты случайно… это… А, ну да, целительства ты не знаешь… — он как-то сник. Моя связь с Поттером все еще не ослабевала — перед мысленным взглядом я видел умирающего кудрявого мальчика, что-то шепчущего Гарри побелевшими, почти бескровными губами. Первым побуждением было рвануть туда, но я одернул себя. Помочь я там все равно не смогу, а отвлекать их в такую минуту было бы свинством. Конечно, как и всякий слизеринец, я частенько пренебрегал тактичностью в угоду любопытству — но не в этот раз. Мысленно дистанцировавшись от Поттера, я снова обратил взгляд на Уизли.

— Вообще-то я прихватил пару зелий на всякий случай, — заметил я. — Но Криви этим уже не поможешь. Насколько я могу судить, повреждения слишком велики.

— Откуда ты знаешь? — опешил в первую минуту Рон. Потом часто заморгал и помотал головой. — Нет, не говори, я понял, — сказал он. — Черт, это так… странно. Ну — то, что вы с Гарри так… связаны. Почему именно ты, хотел бы я знать? — прищурившись, проговорил рыжий. — Мы с ним тоже спасали друг друга. Почему У НАС никакой такой связи не возникло?

— У тебя нет Родовой Силы, хоть ты и чистокровный, — объяснил я. — К тому же, бОльшая часть ваших приключений происходила до того, как Гарри вступил в наследие. Я имею в виду — до его семнадцатилетия. Так что ЕГО магия тут тоже еще повлиять не могла. И потом, наша Связь возникла из чувства долга и желания отплатить «врагу». Между друзьями все иначе, вы не считали себя обязанными друг другу за спасение. Ну, не так, как мы.