— Профессор Дамблдор! — выдохнул он, чуть ли не падая на колени от облегчения. Так вот что означала песнь Феникса! Это была вовсе не реакция их родственных палочек!

Приблизившись к юноше, Дамблдор ободряюще сжал его плечо, однако ничего не сказал — и обратил внимательный, испытующе-беспощадный взгляд на Волдеморта.

— Наш поединок еще не закончен, Том, — спокойно сказал он. — Я не могу позволить тебе и дальше калечить жизни детей.

— Мне следовало прикончить тебя в больнице, когда была такая возможность, — прошипел Лорд, прищурившись. Удивительно, но даже сейчас он еще не терял надежды одержать верх. — Но так, пожалуй, даже лучше. Избавившись от вас обоих, я создам, благодаря этому, новый крестраж. Пожалуй, далеко и за объектом ходить не придется… — он кивнул в сторону трупа МакНейра.

— Прости, Том, но ничего не выйдет, — покачал головой директор, и его рука, лежащая на плече Гарри, напряглась. Парень вскинул голову. Легилименция, или догадка — не столь уж важно, что подсказало ему, что надо делать. Он вскинул палочку одновременно с директором и Лордом.

— Авада Кедавра!

Заклятие, выкрикнутое на три голоса, ни в одном случае не сработало так, как нужно. Все три зеленых луча столкнулись в одной точке — но не отразились обратно и не проникли дальше. Вспышка — ослепительная, мертвящая, потусторонняя — осветила Зал, а затем раздался оглушительный хлопок — и все вокруг померкло в клубящемся дыму.

Когда он рассеялся, вместе с ним пали и чары, держащие весь Зал в оцепенении. И пожиратели Смерти и члены Ордена Феникса, в недоумении оглядывались вокруг, на какое-то время забыв о своей вражде. Картина, представшая перед ними, буквально приковала их к месту, не хуже этих же самых пресловутых чар.

В центре Зала стоял на коленях старик, держа на коленях растрепанную голову лежащего без сознания юноши. Напротив них медленно зашевелилась облаченная в темную мантию фигура, приподнимаясь с земли. Директор пронзил взглядом приподнявшегося мужчину, давно утратившего человеческий облик.

— Все кончено, Том, — с неподдельной жалостью сказал он. — Довольно. Прощай. Авада Кедавра!

Зеленая вспышка — на сей раз не остановленная другой. Белое лицо Темного Лорда, на котором как никогда явно был виден узор чешуек, в последний миг исказила чудовищная гримаса ненависти, но было уже слишком поздно. Луч смертельного проклятия поразил его в грудь. Красные глаза, не веря, расширились…

Тело величайшего Темного Волшебника последнего столетия опрокинулось навзничь с глухим стуком. Конвульсивно дернулись бледные, тонкие пальцы, словно силясь нашарить свою палочку. Бессильно царапнули по полу желтые, обломанные ногти… Тихое шипение сорвалось с бледных, бескровных губ — и покинуло их, вместе с последним дыханием жизни.

Pov Блейз Забини

Первым, кого я увидела, выйдя из камина, был профессор Снейп в неизменной черной мантии, который с недовольным лицом рассматривал на просвет объемистую пузатую реторту, наполовину наполненную вязкой темно-бурой жидкостью. Я понятия не имела, чем бы она могла оказаться, да и не особенно интересовалась.

— Здравствуйте, сэр, — сказала я, предварительно негромко кашлянув, чтобы привлечь его внимание. Снейп обернулся и снисходительно кивнул в знак приветствия.

— А, это вы, мисс Блейз, — сказал он таким тоном, словно я была бедной родственницей, в сотый раз явившейся занять у него денег. Прошло уже почти три недели, а он все еще сердился на мою выходку с превращением в Дафну и шпионажем. Впрочем, не только за нее, наверное, но и за то, что я осталась в Хогвартсе во время битвы, вместо того, чтобы укрыться в Малфой-Маноре вместе с малышней. Ну что ж, по крайней мере, я снова «мисс Блейз», а не «мисс Забини» — а значит, он уже близок к тому, чтобы простить меня. Вот только жаль, что это не облегчает мое с ним общение….

— Я… — Я запнулась, не зная, что еще сказать. Профессор усмехнулся.

— Идите, идите уже, — раздраженно проговорил он, всем своим видом показывая, что он, вообще-то, занят делом, а всякие непутевые студентки, шатающиеся через его камин в Больницу и обратно так, словно это не кабинет декана а проходной двор, чудовищно ему мешают. Впрочем, не исключено, что так оно и было. Основной работой Снейпа оставалось зельеварение, даже в теперешние времена. Большинство участников битвы сильно истощили в ней свои магические силы, и теперь нуждались в том, чтобы восстановить их. Наш Мастер Зелий и тут показал свой талант во всей красе, когда всего за неделю изготовил совершенно новое зелье, способствующее скорейшему восстановлению магического потенциала. Его единственный минус был в том, что оно категорически не сочеталось ни с какими другими лекарствами.

Выскочив из кабинета, я на мгновение зажмурилась. Профессор чувствовал себя со мной достаточно свободно — а вот я сама глаза на него лишний раз боялась поднять после той выволочки, что он мне устроил в тот раз, когда я вернулась из Ставки. Глубоко вздохнув, я приказала себе забыть о Снейпе. У меня и без него дел полно. Я уже три часа — подумать страшно! — не видела Гарри. Что с ним за это время могло случиться!? Да все, что угодно! Сейчас, когда он совсем беспомощен, когда не в силах себя защитить…

Я сердито одернула себя. Ну, вообще-то, если уж откровенно, умом я прекрасно понимала, что за три часа моего отсутствия ничегошеньки с лежащим в бессознательном состоянии Поттером произойти не могло. Особенно под присмотром Рона и Гермионы. Не говоря уже о Драко, который костьми ляжет, но защитит его — от чего бы то ни было. Гарри не могло стать хуже, — продолжала я уговаривать саму себя, пока торопливо шла к лестнице, ведущей из подземелий наверх. По словам целителей, физически Поттер был совершенно здоров — но тем непонятнее было то, что он до сих пор не приходит в себя. Гарри будто застрял в переходном состоянии от обморока к обычному сну — и не мог вырваться оттуда. Нас всячески уверяли, что состояние это не было, — упаси Мерлин! — комой, или чем-то в этом роде. Скорее оно напоминало очарованный сон, вроде того, в который Дамблдор погрузил Сириуса тогда, под Рождество, после его возвращения. Вот только, в отличие от его крестного, Гарри в сон никто не погружал, он «уснул» сам — а значит, только сам теперь мог и проснуться. Не было никаких известных зелий или чар, способных помочь сейчас моему парню, разбудить его — не помогала даже их с Драко ментальная связь: Малфой на все лады пытался докричаться до Поттера, но безрезультатно. Дамблдор, впрочем, не терял оптимизма и не уставал повторять, что все будет хорошо. Словам директора хотелось верить — но в глубине души все равно всегда подспудно тлела искра тревоги.

Поначалу Гарри собирались поместить в Мунго, однако, ко всеобщему изумлению, Дамблдор решительно воспротивился. По словам директора, пока ускользнувшие из битвы Пожиратели бродят на свободе, больница оставалась чересчур публичным местом, и помещать туда юношу, ставшего одной из причин падения Лорда, было бы верхом неблагоразумия. Авроров, уцелевших в последних событиях, оставалось слишком мало, людей не хватало, и отрывать их от дел, чтобы обеспечить «Золотому Мальчику» надлежащую охрану, не стоило. Особенно если под рукой был другой, более простой выход. Спорить с этим было трудно, да никто особенно и не стремился.

Гарри поместили в Гриффиндорской башне, почти не пострадавшей при нападении, как и остальные факультетские общежития. Вот только лежал он, конечно, не в общей спальне седьмого курса, а в комнате Рона, которую тот сам предложил уступить. Не считая Поттера, гриффиндорских семикурсников осталось трое, то есть не бог весть как много — но как бы там ни было, для больного отдельная комната всегда удобнее. Поддерживая Дамблдора, мадам Помфри заявила, что находиться в более-менее привычной обстановке, среди родных и друзей и для самого Гарри будет комфортнее — как до, так и после пробуждения. Джаред Поттер, как ближайший родственник, тоже не возражал.