Глубоко вздохнув, Дамблдор сосредоточился, обратившись к островку спокойствия и равновесия внутри себя. Через мгновение потайное место за гобеленом, висевшим на стене за его рабочим креслом, засветилось. Отодвинув тяжелую ткань, старик открыл искусно замаскированную дверцу и извлек на свет собственную волшебную палочку. О тайнике, кроме самого директора, знали лишь двое его ближайших доверенных лиц — Северус и Минерва. Дамблдор не сомневался, что ее положил туда один из них. Погладив гладкое дерево, ставшее для него за долгие годы работы с этой палочкой почти таким же родным, как собственное тело, директор несколькими взмахами палочки привел себя в порядок. Длинная серая мантия облекла его фигуру вместо больничной рубашки, очки в форме полумесяцев привычно устроились на носу. Не теряя дальше времени, старик обернулся к устроившейся на своей, к счастью, уцелевшей жердочке птице.
— Понимаю, Фоукс, дружище, ты проделал большой путь и очень устал, — мягко сказал он. — Но мы не можем терять времени. Цена промедления может оказаться слишком высокой. Только один переход. Ты ведь понимаешь, как мне сейчас нужно твое содействие.
Феникс недовольно курлыкнул, но, внимательно посмотрев в глаза директора, согласно кивнул головой и начал расправлять крылья. Оттолкнувшись от насеста, птица рванулась вперед. Маг вытянул руку навстречу — и оба исчезли в золотистой огненной вспышке.
За минуту до этого, Хогвартс, Большой зал.
Битва в Большом Зале была в самом разгаре. Наверное, именно так все и должно было в конце концов обернуться. С одной стороны наседали члены Внутреннего Круга Пожирателей, нанося удары без пощады и оглядки на последствия. С другой стороны насмерть стояли маги Ордена Феникса, каждый из которых понимал, что пути назад сегодня уже не будет. Куда отступать, когда школа почти лежит в руинах, Аврорат разорен и захвачен, а боевые товарищи — вот они, рядом, бьются на пределе своих сил.
Некому было сейчас бросить взгляд со стороны, чтобы увидеть целиком картину битвы — битвы из разряда тех, о которых впоследствии поют песни и слагают легенды. А посмотреть было на что. На то, как с отчаянной, бесшабашной храбростью сыплет заклятиями Сириус Блэк, смеясь в лицо своему противнику Долохову и невзирая ни на поврежденную, почти негнущуюся ногу, ни на треснутые ребра. На то, как, рыча от напряжения, бьется Джаред Поттер, прижимая к груди перебитую заклятием левую руку. На то, как уверенно и со знанием дела наседают на Руквуда, — пожалуй, самого опасного из всех Пожирателей, — Грозный Глаз Грюм и сбросивший Империус Кингсли Шеклболт. Да, их двое против одного — но старик все еще силен, и авроры отнюдь не уверены в своей победе… Некому было оценить и ту безжалостную смертоносную точность, с которой наносят удары по своим прежним «товарищам» бывшие Пожиратели — Северус Снейп и Люциус Малфой.
А впрочем, даже и окажись в зале некто, кто мог бы посмотреть на происходящее со стороны, не принимая участия в битве, вряд ли все эти поединщики завладели бы его вниманием дольше, чем на минуту. Внимание, точно магнитом, неизбежно притянуло бы сражение, разворачивающееся в центре зала — прямо возле обломков старого факультетского стола. Кто мог бы подумать, что Гарри Поттер — мальчик, никогда не блиставший ни на одном уроке, кроме ЗОТС, — сможет противостоять самому ужасному Темному Лорду? Везение ли было тому причиной, или что-то иное? Сам юноша полагал, что дело именно в удаче. Но разве удачей было то, с какой скоростью он перемещался, с какой силой атаковал и какую мощь вкладывал в защиту? Удачей ли было замешательство в глазах Волдеморта, когда тот снова и снова пытался ударить своего юного противника — а тот увертывался, отражал его чары или же отбивал их обратно?
И к удаче ли можно было отнести то, как прикрывали его друзья — хоть у самого Гарри и не было ни секунды, чтобы обернуться и увидеть это? Ведь Пожирателей все равно оставалось больше, чем членов Ордена. Несмотря на кипящие в зале сражения, несколько их все же избежали атаки — для того, чтобы прийти на помощь своему Лорду. Но что заставило троих семикурсников встать на их пути? Только ли удача?
Нет, не она. Гарри Поттер действительно обладал недоступной и непонятной Темному Лорду силой. Нет, сила Любви не делала юношу более ловким, не добавляла ему магической мощи и искусства, не прибавляла и физических сил — которые после ночи непрерывных сражений были на исходе. Но именно она давала сейчас юноше душевные силы, без которых и магия, и ловкость и физическая сила были бы бесполезны. Силы любви питала железную, несгибаемую волю Гарри, заставляя его раз за разом поднимать палочку, делать новый шаг, новое движение, накладывать новое заклятие. Ведь если он не сделает этого — кто же защитит тех, кто бьется сейчас за его спиной?
Это была истинная сила мальчишки-Поттера. Она жила не только в нем самом, но и в тех, кого он сам любил. Во всех, кто бился за него сейчас, кто прикрывал его спину и всем сердцем желал ему … да даже не победы — всего лишь жизни. Именно за нее, за его жизнь сейчас и сражался с яростным блеском в глазах Рон. За нее, шипя от злости, насылала проклятия Блейз, действительно напоминающая в этот миг разъяренную лесную кошку. За нее швырялся беспалочковыми заклинаниями почти на пределе своих возможностей побледневший, но все такой же решительный Драко…
Когда Уолден МакНейр обезоружил Рона и занес свой топор, у гриффиндорца не было возможности уклониться. Палочка улетела куда-то далеко в гущу сражения, сам он, споткнувшись об обломок камня, упал на спину и от боли не был в состоянии достаточно быстро уклониться. Блейз, видевшая, что парень загнан в ловушку, была слишком занята, отражая натиск Эйвери, который со смехом атаковал ее непрерывным каскадом легких, но очень неприятных чар. Она не могла прийти на помощь другу, да и что она могла с палочкой против топора? Уизли зажмурился, ожидая удара. Свист топора…
Металлический лязг, раздавшийся почти над головой, заставил его распахнуть глаза. Над ним стоял Малфой… с мечом Гриффиндора в руках. Лицо слизеринца, и так обычно бледное, было почти серым, губа закушена и по подбородку стекает тонкая, невероятно алая струйка крови, а серые глаза распахнуты в пол-лица от шока. МакНейр с удивлением посмотрел на Драко — а потом на кусок топорища у себя в руках, обрубленного примерно посередине. Верхняя часть, увенчанная топором, по инерции отлетела назад и теперь валялась где-то там, совершенно бесполезная. Пожиратель покачнулся от неожиданности и опустил руки, отступая. Намеревался ли он бежать — или просто опешил от неожиданности и через мгновение вернулся бы в битву, — осталось навсегда невыясненным. Слизеринский Принц одним движением перехватил рукоять меча в другое положение, отвел руку — и с силой швырнул гриффиндорский клинок вперед, словно метательный нож. Меч вообще-то плохо предназначен для подобных целей… но бросок был совершен почти впритык. Клинок с силой вонзился в грудь Пожирателя, тот булькнул, пытаясь что-то сказать… Кровь хлынула из его рта — и МакНейр повалился лицом вперед, до конца загоняя в себя торчащий из его груди меч. В тот же момент Драко со стоном упал на колени, прижимая к груди трясущиеся руки.
— Дрей! — крик Блейз оборвался, когда какое-то из бывших частью каскада Эйвери заклятий все-таки попало в нее. Охнув, девушка выронила палочку и медленно осела на усыпанные осколками камня и дерева плиты.
Рон, вскрикнув, дернулся, чтобы вскочить, хотя еще не знал, к кому именно стоит кинуться в первую очередь — к Блейз или к Малфою. А может, надо сперва разобраться с Эйвери?
Вспышка слепящего белоснежного света под потолком нарушила его планы.
Гарри, тяжело дыша, точно загнанная лошадь, таращился на облаченную в серую матнию знакомую фигуру, быстрым шагом приблизившуюся к ним. В первый момент Поттер даже не понял, что произошло, и почему все остальные, кроме него самого и Волдеморта замерли в оцепенении. А потом — когда он узнал новое появившееся действующее лицо, — в сердце юноши затеплились надежда и радость.
