Следом за дедом я стал подниматься по широким мраморным ступеням. В отличие от самого особняка, мрамор лестницы был светлым — хотя, возможно, это была просто отделка, что-то вроде плитки. Лестницу окружали перила, тоже кованные (кажется, мои предки питали слабость к продуктам кузнечного ремесла), но, в отличие от черной ограды поместья, выкрашенные в белый или бледно-бежевый цвет. Присмотревшись, я с удивлением обнаружил, что краска кое-где облупилась и потрескалась — хотя места сколов были аккуратно зачищены, так что это не бросалось в глаза. То же самое творилось и с ковром, покрывающим центральную часть ступенек. Держащие его скобы потускнели от времени, хотя нигде не было ни пылинки и ни малейшего следа ржавчины. Ковер тоже был чистым и прекрасно вычищенным, однако кое-где — особенно на сгибах ступенек и под скобами, — виднелись вытертости и проплешины.
Присмотревшись к интерьеру, я обнаружил ту же историю практически во всем. Обстановка была красивой, и когда-то, несомненно, дорогой. Но сейчас на всех вещах лежал явственно ощутимый налет времени. Они были безукоризненно чистыми — этого не отнять, эльфы, видимо, и правда, великолепно знали свое дело — но вместе с тем то тут, то там виднелись свидетельства того, что здесь ничего не менялось уже лет двадцать, а то и больше. Ну да, если разобраться, и Сириус, и Снейп ведь говорили, что разругались отец с дедом примерно в то самое время — а дедова супруга покинула его почти сразу после его отречения от сына. Вряд ли у него с тех пор появлялось желание обновить обстановку в доме — да и не для кого…
— Насколько я понимаю, поужинать ты успел? — заметил дед, уже добравшийся до верха лестницы. Я кивнул, хотя на ужине поесть толком не успел — перехватил ложку картофельного пюре и крохотную куриную ножку, да и ту не успел съесть целиком. Разве этого достаточно для семнадцатилетнего парня? Впрочем, почему-то признаться, что все еще немного голоден, было стыдно, и я решил, что вполне могу стерпеть. В конце концов, в этом отношении у Дурслей я прошел неплохую подготовку (хотя меня никогда особенно не морили голодом, что правда то правда). Джаред все еще отдувался после подъема, хотя лестница была довольно пологой. Сам я даже не запыхался и опять с любопытством огляделся по сторонам.
Мое внимание привлекла висевшая в центре стены, прямо перед лестницей, картина, а точнее, портрет. Изображал он Джареда, стоящего, гордо выпрямившись, на той самой аллее, куда перенес нас портключ, но чуть ближе, почти у дверей особняка.
— Парадный портрет? — спросил я. Дед, наконец, выровняв дыхание, кивнул.
— Это не столько портрет кого-то определенного, — отозвался он. — Эта картина — что-то вроде семейного артефакта. Она всегда изображает главу Рода, и почти всегда — его наследника. Вот, посмотри, — он указал на темную фигуру на картине, которую я поначалу принял за изображение причудливого куста в изгороди. Но присмотревшись, я понял, что вижу человеческий силуэт, правда, довольно расплывчатый.
— Кто это? — спросил я, хотя уже догадывался об ответе.
— Не узнаешь самого себя? — хмыкнул Джаред. — Да, пока еще, все, что мы видим — абстрактное пятно. Я неофициально признал тебя, а значит, картина отразила, что наследник уже есть — но ты еще не принят в род, и Родовая Магия, ощущая, что ты есть, еще не знает тебя — вот почему изображение такое расплывчатое. Тебе нужно… побыть здесь. Позволить силе этого места изучить и рассмотреть тебя, почувствовать свое единство с ней и со своей семьей… Лучше всего это дается во сне. Именно поэтому я настаивал, чтобы ты провел эту ночь здесь, в поместье. Время, как сказал Дамблдор, поджимает.
— Понятно, — кивнул я. — А… Я… Я даже не знаю толком, как этот дом называется, — смущенно проговорил я. — Ну, я имею в виду, обычно у всяких поместий есть названия. Там, например, как у Уизли — «Нора»? Или просто, как было принято раньше — вроде Малфой-Манора?
— О, вот ты о чем вспомнил… — хмыкнул Джаред. — Вообще-то это место раньше называлось «Даррен-Холл». По имени моего прапрапрадеда, Даррена Поттера, который последним перестраивал его. Он счел излишним использовать в названии фамилию… Впрочем, если хочешь подробностей — обратись в семейные анналы.
— Ээээ… ну, может, как-нибудь потом, — пробормотал я. — Но вы сказали — «раньше называлось»? А теперь?
— Теперь… Вот уже много лет я называю его не иначе, как «приют одиночества»… — пробормотал в ответ дед, и его взгляд омрачился — но всего на мгновение. — Но это не официальное название, как ты понимаешь, — хмыкнул он. — Надеюсь, теперь это изменится. Идем, я покажу тебе дом, и твою комнату тоже.
Сам дом мне понравился, несмотря на царящую в нем атмосферу увядания. Почему-то припомнился рассказ Драко о том, что тот чувствовал, проведя несколько дней дома во время Рождественских каникул. Малфой-Манор, как он говорил, явно скучал по своим хозяевам. Что, если Даррен-Холл тоже реагировал на положение дел в семье? Что ж, пожалуй, это все объясняет — до моего появления и пробуждения во мне Родовой Силы, предполагалось, что род Поттеров на Джареде закончится. Неудивительно, что дом ветшал потихоньку. Но если так, то дед, опять же, прав и в другом — все изменится с моим появлением.
В отличие от Родового Гнезда Блэков, которое было мрачным и темным даже после того, как мы с Сириусом основательно почистили его и подновили что могли, Даррен-Холл даже теперь был светлым и уютным. Конечно, на улице царила ночь, но, глядя на обилие больших окон, было нетрудно представить, как он выглядит при дневном освещении. Просторные коридоры и светлые комнаты, мебель — красивая и изящная, заставившая меня в который раз пожалеть, что я не разбираюсь в стилях и мастерах, и не смогу как следует описать то, что вижу, когда друзья начнут расспрашивать. В основном, в интерьере преобладали мягкие и пастельные тона, и даже в деревянной мебели оттенки были по большей части светлыми. Естественно, повсюду в коридорах висело множество портретов, но внутри комнат — особенно спален, — картины были по большей части пейзажами. Впрочем, на эту тему я тоже что-то слышал от Драко — вроде бы, вешать портрет в чьей-то спальне считалось почти неприличным, так как нарушало частную жизнь. Исключение составляли портреты супругов и особенно близких друзей.
Осмотр дома занял у нас остаток вечера, и, несмотря на любопытство, к концу я изрядно устал, и уже не находил в себе сил уделять должное внимание коллекции оружия или галерее старинных портретов. От внимания Джареда это не укрылось, и он улыбнулся.
— Да ты уже спишь на ходу, — сказал дед, прервав на полуслове нашу «экскурсию».
— Простите, — быстро выпалил я, немного смутившись, и изо всех сил заморгал, тряхнув головой, чтобы стряхнуть сонливость.
— Нет-нет, ничего страшного. Время уже позднее, полночь на носу, да и у тебя выдалась напряженная неделя. Идем, я отведу тебя в твою комнату. Надеюсь… Надеюсь, она тебе понравится. Я приказал приготовить для тебя покои Наследника рода. Это будет наилучшим вариантом для того, чтобы магия поместья могла… эм… ну… как бы сказать — ну, РАССМОТРЕТЬ тебя, распознать в тебе Поттера и наследника рода, и… так сказать, СРОДНИТЬСЯ с тобой. Понимаешь? Нет, если ты против, или тебе неуютно, ты только скажи, мы приготовим другую комнату, это… в принципе, разница-то небольшая, думаю, мы все равно уложимся в отведенное время…
— Да нет, все в порядке, — пожал плечами я, не очень понимая причину его волнения. Раз уж я согласился на все это, так какая разница, назовут меня наследником на полдня раньше или позже? Или дело тут не в этом? — А… почему мне должно быть неуютно? — полюбопытствовал я. Джаред остановился перед двустворчатой дверью из красного дерева (впрочем, возможно, из него была выполнена только отделка) и неуверенно посмотрел на меня.
— Видишь ли… вплоть до нашей ссоры и его изгнания, это была комната твоего отца, — сказал он осторожно, не спуская с меня напряженного взгляда. А у меня, кажется, на мгновение остановилось сердце — а потом заколотилось как сумасшедшее, в бешеном, равном ритме. Я судорожно сглотнул — голова закружилась, и я чудом устоял на ногах. Комната отца. Как мало у меня было от него до сих пор — лишь несколько фотографий, мантия-невидимка и Патронус-олень — образ, живущий в сердце. Каждое связанное с ним воспоминание было для меня настоящим сокровищем — и о зеркале Еиналеж, и о том, что рассказывали Сириус и Ремус, и о явлении призраков родителей при столкновении магии моей палочки с палочкой Волдеморта — и даже те достопамятные неприятные мгновения, подсмотренные в думоотводе Снейпа. И все — таки, и воспоминания, и фотографии, и даже патронус — все это было лишь памятью, эфемерной и зыбкой. Единственным, что было связано с отцом, к чему я еще мог прикоснуться, была мантия-невидимка, — но с ней теперь была связана и моя собственная история, так что она чаще вызывала воспоминания о наших приключениях с Роном и Гермионой, а не о родителях… А теперь… А теперь я стоял на пороге комнаты, в которая каждая вещица, каждый предмет мебели когда-то принадлежали ему.
