Хвала творящим, до Нарайна никому дела не было. Лишь один прохожий, сам изрядно пьяный, остановился было, тронув за плечо:

— Что, мальчонка, перепил с непривычки?

Но второй его тут же одернул:

— Логрин, не трогай парня, сам не лучше. Идем.

И они ушли, даже отговариваться не понадобилось. И хорошо.

Нарайн подошел к фонтану, сполоснул лицо, глотнул воды из ладоней и присел на бортик в тени кустов. Мимо то и дело кто-то пробегал или чинно прогуливался, долетали обрывки разговоров, Нарайн их не слушал, пока не зацепился за знакомое имя:

— …Геленн Вейз, вот у кого сегодня праздник, — сказал какой-то мужчина. В голосе скользнула ехидная усмешка. — Добился-таки…

— Да уж, своего не упустит, — вторила женщина. — Серьги, что я себе приглядела, из-под носа увел. Сказал, подарок дочурке в день Младшей…

Потом голоса затерялись среди других, и дальше слова стало не разобрать… а и зачем? Нарайн и так узнал, что хотел — все оказалось до смешного просто… Кто же пойдет замуж за изгоя и преступника?

А он-то, наивный! Мотался всю ночь по пригороду, гонял коня через Козий брод, пока грабили его дом и избивали семью… Впору бы посмеяться от души! Да он бы и посмеялся. Или поплакал, если бы мог. Но ни слез, ни смеха не было, только сжались, наливаясь тяжестью, кулаки, и черная бездна снова встала перед глазами.

Зато музыканты старались вовсю: под радостные выкрики и смех одна мелодия сменила другую. Ритмичный плеск шагов стих, чтобы через несколько тактов начаться снова. Толпа зрителей разлилась по площади. Две девушки присели совсем рядом, заметили. Одна даже протянула руку:

— Эй! Чего один грустишь? Идем танцевать!

Но едва наткнувшись на его взгляд, смутилась и убежала, утянув за собой подругу, только золотистые косы блеснули в свете фонарей. Ленты Нарайн не разглядел, но девушка показалась смутно знакомой. Может, она его тоже узнала и донесет?.. Мысль казалась здравой, но такой далекой, что он даже шевелиться не стал. Какой смысл? Все, что с ним случилось — неудачный побег, потеря Салемы, пустой разрушенный дом, погоня — все это никуда не денется. Прямо сейчас происходит что-то страшное, непоправимое, его жизнь рушится, а он не может этого предотвратить… Он даже понять ничего толком не может.

Глава 16

Салема остановилась у окна, засмотревшись на медленно плывущие облака, окутанные позолотой восходящего солнца. Вот бы и ей стать таким же облаком, далеким и спокойным, оторваться от земли и уплыть, не оглядываясь на тающий вдали дом… и не вспоминать. И о ней пусть бы не вспоминали.

Она так живо представила себя одинокой и забытой до скончания дней, что чуть не разревелась. Но плакать было нельзя, никак нельзя — не хватало еще, чтобы домашняя прислуга заметила, и тогда охов-вздохов не оберешься. А уж чего она меньше всего желала, так это уподобиться матери и превратиться в хозяйку, которую жалеют собственные рабы. Значит, надо бросить таращиться в окно и, как бы ни было тяжело на сердце, приниматься за работу.

Каждый день одно и то же: завтрак, уборка дома, обед, шитье и вышивание и так до самого вечера. Раньше были уроки музыки, тетя Рахмини учила ее играть на саранги, показывала шиварийские ритуальные танцы. Или мастер Ияд заходил расставить пару партий стратега, тогда, честно проиграв старому вояке, можно было надеяться на верховую прогулку по саду или на урок оружного боя с младшими братьями. Все это ей нравилось… раньше.

А теперь стало безразлично. Брать в руки меч и приближаться к конюшне запретил отец, а от игр и танцев сама отказалась. Только бросить шитье ей не позволили. Да еще и следить за прислугой теперь стало ее обязанностью. Мать так и сказала: «Раз ты у нас доросла до замужества, значит, пора учиться самой вести дом». С тех пор кухня, уборка, стирка — все на ней… так что свободного времени у Салемы не оставалось.

Но только заканчивались дневные хлопоты, закрывалась дверь спальни, и все ее мысли вновь возвращались к Нарайну, и их несостоявшемуся браку — и весь огромный мир проваливался в гулкую болезненную пустоту.

В ту злополучную ночь она рыдала, пока не уснула, а проснулась еще затемно. И сразу же сообразила: а ведь не все потеряно. Еще — не все! День Младшей впереди, целый длиннющий весенний день, от рассвета до заката! И в праздник-то ее точно не запрут. Значит, надо напроситься на городские гуляния, а там улизнуть. На Вечноцветущей будет толпа: шаг, другой в сторону — только ее и видели! До условленного святилища можно и самой добраться, остается придумать, как подать весть Нарайну.

Только знать бы, где он. Дома? Или бродит где-то, гадает, почему она не пришла? А ведь мог решить, что Салема нарочно его бросила. Передумала. Или вовсе не собиралась бежать с ним… Как же он тогда оскорблен, как же зол на нее! Может, и знать больше не захочет.

Нет. О таком даже помыслить страшно! Не мог Нарайн так быстро отказаться от своей Сали. Она найдет его, все объяснит, и он поймет, обязательно! Только вот как найдет? Одной не справиться, а поможет кто? Гайи? А если он не захочет?.. Тогда Лолия?

Лолия. Воспоминание о подруге отозвалось болью и обидой. Лоли, подлая предательница! Она одна знала, что Салема затеяла побег, значит, она и проболталась. Ведь не просто так же отец оказался в саду, не случайно решил вдруг запереть их с Гайяри по разным комнатам. Раньше-то никогда не запирал! Значит, кто-то его предупредил, а кроме Лоли — некому.

И значит, нет у нее больше подруги!

Салема сжала кулаки и изо всех сил ударила по постели, раз, еще и еще. Перестала, только когда из тюфяка полетели мелкие шерстинки. Злись-не злись, а Нарайна придется искать самой. Ничего, она не будет отчаиваться, обойдет по очереди все места, где он обычно бывает… Все у нее получится! Главное дождаться удобного случая и ничем себя не выдать.

С самого утра все только о празднике и говорили. Служанки, те, что заранее выпросились на гуляния, хвастались нарядами и посмеивались над менее удачливыми подругами, которым предстоит остаться смотреть за домом. Младшие братья пересчитывали скопленные монеты и спорили, на что их лучше потратить: на цветные леденцы и хлопушки или все-таки пойти в балаган к ярмарочной колдунье. Салеме все это казалось таким далеким, неважным, что и думать не стоило, однако к разговору братьев онавсе же по привычке прислушалась: конечно, они не собирались спрашивать о будущем, вот еще! Мальчишки хотели, чтобы ведьма дороги научила их колдовству.

Вот ведь не хватало! Натворят чего-нибудь и, мало того, что для самих опасно, так они еще и ее планы спутают.

— Это еще что за выдумки? Не вздумайте близко соваться к балаганщикам! — и даже припугнула: — А то все отцу расскажу — он вам покажет колдовство.

Но вместо того, чтобы испугаться, мальчишки дружно дали отпор:

— Ну и беги, жалуйся, ябеда! Отца-то все равно дома нет, уехал по делам.

Салема удивилась: какие дела могли быть в один из главных праздников? И тут же получила ответ:

— Точно-точно, уехал с самого утра, изменников в тюрьму сажать.

— Каких еще изменников? — переспросила она, — И при чем тут отец? Он же не блюститель.

Братья переглянулись и взялись объяснять наперебой:

— Ясно, каких: Орсов!..

— Они с умгарским правителем сговорились!

— А отец поехал проверить, чтобы все как надо сделали…

— …чтобы предатели не сбежали. Чтобы всех разом переловить!

От такого известия перехватило дыхание. Родители Нарайна — изменники и предатели?! Салема не верила. Слышала все эти разговоры про умгарского миротворца, да… но чтобы славнейший патриарх, член Высокого Форума изменил Орбину? Немыслимо!..

И что значит — переловить всех? Всех Орсов? И… Нарайна тоже? Но он-то в чем виноват?! Нет, ее любимый уж точно никого не предавал… да все это попросту невозможно! Какая-то чепуха, мальчишки, наверное, что-то подслушали, недопоняли и додумали сами, на что хватило ума. Салема так им и сказала: