Уинг-коммандер Роджер Паллин, командир 19-й эскадрильи, с трудом мог поверить себе. В 04.30 15 августа, крайне усталый, он посадил свои последние пять «Фантомов» на во второй раз отремонтированную взлетную полосу. Его экипажи — то, что от них осталось — держались из последних сил, вымотанные напряжением боя и просто усталостью. Сейчас на другом конце стола в комнате брифингов, между двумя важного вида авиатехниками, сидел живой советский летчик, в их аналоге высотно-компенсирующего костюма «Мэй Уэст». По-видимому, он был очень сердит.

Ребята рассказали, что он буквально свалился посреди стоянки самолетов эскадрильи, отстегнул парашют, бросил револьвер[91] себе под ноги и, что-то бормоча себе под нос, охотно пошел за ними в помещение эскадрильи.

Роджер отчитался командиру базы, уведомил подполковника — командира наземных сил, и повернулся к сидящему перед ним сердитому человеку. Вечером 3-го августа, менее двух недель, но, казалось, целую вечность назад, Роджер зашел в офицерскую столовую раздобыть бутылку виски. С тех пор не было времени думать о ней, так что она все еще была у него в портфеле. Теперь же он достал ее и на отличном русском языке спросил «гостя», не желает ли он чашку кофе или, может быть, чего-нибудь покрепче. Пилот был ошеломлен этим предложением, а еще больше тем, что оно прозвучало на его родном языке. Подполковник был выпускником Кэмбрижа по специальности «современные иностранные языки» и побывал в конце 1970-х в Москве в качестве помощника военного атташе, но «гость» не мог этого знать. Через пять минут он уже сидели в кабинете Роджера, с открытой дверью и вооруженной охраной в паре метров от порога.

Роджер получил торопливые инструкции от командира базы.

- Его заберут наверх, как только смогут, чтобы допросить силами специалистов. Я же хочу, чтобы вы получили от него его собственный рассказ о том, что с ним случилось и записали на диктофон так, как если бы это был рассказ одного из наших собственных ребят, чтобы я мог получить реальные подробности. Я так понимаю, он несколько взвинчен и должен говорить свободно. У вас есть десять минут.

Пилота звали капитан Леонид Балашов. Он был только что сбит одним из своих же ЗРК. Когда Роджер спросил его, как это случилось, Балашов выдал поток оскорблений и обвинений, ни одно из которых не относилось к военно-воздушным силам Союзников, а лишь к системе, которая направила его в ту же часть неба, в которой полчаса назад разыгралась массированная бомбардировка авиацией Союзников.

Нижеизложенное было получено из записи, которую Роджер Пэллин положил на стол командиру базы несколькими минутами позже.

«— Как будто мало того, что летишь без тщательного наземного контроля «в сторону «неизвестной цели», находящейся на высоте «примерно» 9-12 тысяч метров вместе с группой пижонов на МиГ-25, которые ни разу не стреляли ни во что в своей поганой жизни и понятия не имеют, что такое атака в строю, так еще и с кучей гребаных поляков на хвосте, от которых не знаешь, чего ждать, то ли они просто разбегутся, то ли сначала подстрелят тебя, а потом разбегутся…

Пилот «Флоггера» потянулся за кружкой.

— Я не налетал на «Флоггере» и тысячи двухсот часов за тринадцать лет, а свой значок «летчик-снайпер» получил, обхаживая комиссара эскадрильи. Но я догадался, что это был «Здоровяк». И я знал все об F-15: чтобы иметь хоть какой-то шанс, нужно оставаться на малой высоте и молиться, чтобы твоя «сирена», работала. Тогда был шанс подгадать время подлета захватившей тебя «Сперроу» и резко уйти в сторону. И я проигнорировал приказ о остался на малой высоте. Это сработало, я мог видеть что происходит в верхней полусфере, и уже мог видеть поток бомбардировщиков или, по крайней мере, некоторые из них на своем радаре в 24 километрах, когда мне оторвало хвост. И что, твою мать, характерно: пять лет нам, пилотам «Флоггеров» говорили проявлять инициативу. Это означало, что если план провалиться, командир эскадрильи может сказать, что это потому, что ты не следовал плану и сделал что-то по своему, а если у тебя получиться, то он может сказать, что твоя инициатива доказывает гибкость его плана. Проблема была в том, что козлам на ЗРК тоже рассказывали про то, что нужно проявлять инициативу, и это было реальной проблемой. Да в любом случае, как можно было оставаться компетентным летчиком-истребителем и в то же время становиться подметальщиком, когда вам позволяют летать только 90 часов в год. А да, с 1981 года они пытались сделать из пилотов «Флоггеров-G» еще и штурмовиков. Теперь они тратят на это время и топливо вместо того, чтобы отрабатывать перехват силами полка — и пусть клоуны на «Фоксбетах» идут вперемешку с «Флоггерами» — никому в штабе армии никогда не было дела до каких-то бакланов из эскадрилий. Они просто подписывают гребаные бумажки и следят за списками на присвоение очередного звания.

Наконец, прибыла полиция КВВС. Балашов быстро отхлебнул из кружки еще раз, а затем, в первый раз запнувшись, сказал более-менее по-английски:

- Ура, товарищи. Вы хорошие солдаты».

Затем он, слегка пошатываясь, двинулся по коридору. Командир эскадрильи, смотревший ему вслед, подумал, что летчики-истребители во всем мире одинаковы — особенно после того, как были сбиты в 04.30 собственным ЗРК.

По крайней мере было ясно, что они до сил пор не решили проблему контроля воздушного пространства даже по свою сторону фронта![92]

Не зависимо от проблем, советское командование понимало, что как растущее беспокойство в Кремле по поводу появившихся признаков внутренней неустойчивости, указывало на настоятельную необходимость скорейшего и успешного завершения боевых действий в Центральном регионе. Не было сомнений в том, что противостоящие им ОВС НАТО в Европе находились в тяжелом положении. Было хорошо известно, что ВГК ОВС НАТО находились под сильным давлением командующих группами армий, требующим применения тактического ядерного оружия. Оно все еще сопротивлялось этому, будучи убеждено, что это приведет к тотальной ядерной войне, которой опасались с обеих сторон. Президент США разделал эту точку зрения. SACEUR понимал, что перед ним стоит три основные задачи: исключить возможность прорыва у Венло, где все еще продолжались тяжелые атаки 20-й гвардейской армии, возглавляемые 6-й гвардейской мотострелковой дивизией. Требовалось уменьшить давление на фронт, предприняв контрнаступление на север, в сторону Бремена и блокировать переброску советских войск через территорию Польши, так как из Белоруссии начала выдвигаться группа танковых армий. Поэтому SACEUR готовил стратегический резерв, тщательно husbanded, находящийся под командованием ОВС НАТО в Центральной Европе (AFCENT) с указанием не предпринимать никаких действий, пока резерв не будет доведен до семи дивизий. Он ожидал, что если трансатлантический воздушный мост будет функционировать, а противовоздушная и противолодочная оборона у британских островов будет достаточной, чтобы провести в порты четыре крупных морских конвоя, то он сможет очень скоро рассчитывать, даже принимая во внимание возможные тяжелые потери в море, на эквивалент двух свежих американских корпусов. Кроме того, он смог убедить французов перебросить танковую дивизию, предназначенную для ЮЖАГ на север и ожидал ее прибытия под Маастрихт в течение сорока восьми часов. Наконец, он верил в силу и способности, а также в командование Объединенных Военно-Воздушных сил. Несмотря на сильную измотанность, они по-прежнему могли приложить особые усилия и добиться определенного успеха.

Крефельдский выступ под Венло должен был просто удерживаться войсками при содействии французских сил и тех сил, что смогла выделить ЦГА — возможно, бригада или две, пока не подойдут свежие силы. Но войска там должны были получить максимум поддержки военно-воздушных сил.

Крайне важное контрнаступление в направлении Бремена должно было быть осуществлено СГА. Он приказал ей задействовать для этого четыре своих драгоценных резервных дивизии с 00.01 14 августа, чтобы начать наступление на рассвете 15-го.