Резкий стиль политики республиканской администрации в первые годы 80-х и растущая озабоченность Соединенных Штатов положением на Ближнем Востоке, Юго-западной Азии и Центральной Америке совпала по времени с усиление идущих из Европы криков о ядерном разоружении. Он также совпал по времени с негативными действиями, предпринятыми по инициативе мелких политических партий в Бельгии и Голландии, которые привели к сокращению их вооруженных сил и, одновременно, заявленному нежеланию разрешать размещение большего объема ТЯО на их территории. Было также отмечено, что в когда в Европе активно обсуждался вопрос об экономических санкциях в ответ на советскую войну в Афганистане в военное положение в Польше, Соединенные Штаты оказались не в состоянии воспользоваться коротким периодом, когда они могли ввести единственную санкцию, которая была понятна и человеку и давала бы широчайшие возможности — а именно остановить экспорт зерна в Советский Союз. Этого не было сделано не из-за сомнений в ее эффективности, а потому, что американские фермеры, чьи голоса имели важное значение для американской администрации, не пожелали отказаться от огромных продаж продукции в советский союз, от которых в значительной степени зависело его сельское хозяйство.

К счастью для запада, война разразилась в это время, а не позже. Соединенные Штаты и Европа встали на разные пути.

В начале 1970-х годов между Советским Союзом и Соединенными Штатами был достигнут ядерный паритет. Договор об ограничении стратегических вооружения (ОСВ), подготовленный в мае 1972 года устанавливал потолок на количество стратегических баллистических ракет. Также был подписан договор об ограничении систем противоракетной обороны. Вместе эти договоры предполагали, что обе сверхдержавы приняли принцип взаимного гарантированного уничтожения. На самом деле, это было не так. Для СССР ядерное сдерживание было очевидно направлено на способность выжить, сохранить боеспособность и победить в условиях ядерной войны. США полагались на достижение постоянного технологического превосходства, не оставлявшего советам шансов на это. По обе стороны в 1970-х наблюдался резкий рост количества боеголовок, в основном, за счет введения ракет с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН), а также заметный рост эффективности систем наведения и, следовательно, точности их доставки. Соединенные Штаты удвоили количество своих стратегических боеголовок с примерно 5 000 в 1970 до более чем 11 000 в 1980. В СССР их количество выросло с примерно 2 500 в 1970 до 5 000 в 1980, хотя этот показатель должен был вырасти примерно до 7 500 в ближайшие несколько лет. В то же время, точность стратегических ракет улучшилось по обе стороны. Круговое вероятностное отклонение (КВО — радиус от точки прицеливания, в который укладывается 50 % попаданий) снизилось с 600–900 (для ракет, запускаемых с земли, но не с подводных лодок) до 180–200 метров.

Технологическое преимущество США над СССР в стратегических вооружениях в 1980 было гораздо меньшим, нежели десять лет назад. Кроме того, общая поражающая способность американского стратегического арсенала (на военном жаргоне «контр-военного потенциала» или CMP), которая в конце 1970-х была в три раза выше, чем у СССР, была достигнута и превзойдена Советским Союзом в начале восьмидесятых. США сохраняли некоторые преимущества с бомбардировщиках и подводных лодках (из тридцати американских подводных лодок стратегического назначения постоянно находились на боевом дежурстве до двадцати, в то время как у Советского Союза — не более десяти), кроме того, в области противолодочной обороны (ПЛО) методы западных флотов определенно находились впереди. Тем не менее, в межконтинентальных баллистических ракетах (МБР) СССР продолжит оставаться далеко впереди до принятия на вооружение американской ракеты «Трайдент-2» — баллистической ракеты подводных лодок (БРПЛ) — и очень точной ракеты, которая будет принята на вооружение во второй половине восьмидесятых годов.

С принятие Советским Союзом гораздо более продвинуты механизмов защиты правительства и промышленности, а также гражданской обороны стало ясно, что в первой половине восьмидесятых для СССР открылось то, что аналитики, как правило, с подачи Генри Киссинджера называют «окном возможностей». Несмотря на огромные технические трудности полностью скоординированного первого стратегического ядерного удара против американских МБР наземного базирования и уверенности, что даже при достижении оптимального результата значительная часть стратегических ядерных сил Соединенных Штатов уцелеет, а также оставшиеся нетронутыми американские подводные ядерные силы окажутся в состоянии ответить, для СССР открылась ясная возможность использовать свои стратегические ядерные силы для политического давления в международных отношениях. Если же это не позволит добиться решающих результатов, всегда оставалась возможность ведения открытой обычной войны против НАТО в Европе. Но в любом случае это «окно возможностей» останется открытым не более, чем на несколько лет.

Где велись действительно бурные дебаты в области международной ядерной политики (то есть того, что некоторые военные недобро называли «военной метафизикой»), так это в вопросе о тактическом ядерном оружии (ТЯО) ближнего радиуса действия, который вносил критический раскол и неопределенность в западный альянс. В начале восьмидесятых годов, СССР оказался в состоянии использовать сложившееся на западе беспокойство по поводу ядерной угрозы с наибольшей эффективностью через массовую пропагандистскую кампанию и «полезных идиотов».

При всей привычной неуклюжести Советского Союза не было никаких сомнений в том, что его манипуляции западной озабоченностью по поводу ядерного оружия были наиболее искусными.

Когда в 1960-х американское ядерное превосходство уступило место состоянию примерного равновесия между сверхдержавами, их уязвимость к ударам межконтинентальными баллистическими ракетами приобрела, возможно, меньшее значение, нежели уязвимость европейских союзников перед ядерным ударом. Независимо от любых преимуществ, которые могли дать сверхдержавам повышение точности, снижение уязвимости или сокрытие пусковых установок, повышение их мобильности и так далее, оставался просто факт: они не могли пострадать от первого удара противника настолько, чтобы потерять возможность разрушительного ответа. Важнейшим вопросом, поставленным в начале 1970-х, было то, в насколько тяжелом положении должны оказаться европейские союзники в случае войны, чтобы США решились на масштабный ракетно-ядерный удар по Советскому Союзу. Если бы угроза ужасного ответного удара поставила бы готовность любого американского президента сделать это под сомнение (а так не могло не быть), что можно было бы сделать, чтобы найти приемлемую альтернативу? Так европейская неопределенность относительно возможности положиться на США и принять на себя ужасный по своим последствиям ядерный удар ради союзника далеко за границей, породила широкое обсуждение проблемы ТЯО и его модернизации, обсуждения, которые сделали многое, чтобы привести Альянс в смятение и предложить Советскому Союзу возможность, которой он не преминул воспользоваться.

Принятие в конце 1970-х годов на вооружение Советским Союзом баллистических ракет СС-20[13] и бомбардировщиков «Бэкфайер» (используется классификация НАТО) дало Варшавскому договору качественно новые возможности для нападения на Западную Европу, хотя советская военная мысль рассматривала их лишь как новые средства прежней политической линии. Учитывая дальность ракет СС-20 в 3000-4 000 миль[14] (против 1 000-2 500 для заменяемых ею ракет СС-4 и СС-5[15]), у СССР появилась возможность поразить практически любую цель в Западной Европе со своей территории. В то же время ни одна ракета наземного базирования не могла достичь целей за пределами Восточной Европы на территории самого СССР. Немногочисленные самолеты альянса, способные нести ядерное оружие, также не могли с уверенностью рассчитывать на прорыв к целям, даже имея достаточную дальность полета. Оставались, правда, 400 БРПЛ «Посейдон», находившиеся в распоряжении Верховного Главнокомандующего Объединенными силами НАТО в Европе (SACEUR), но использовать их означало спровоцировать советский удар по континентальной части Соединенных штатов, за которым, разумеется, последовал бы ответный удар американскими МБР.