— Ну что, старина? Да, старые мы с тобой, совсем уже старые…
Мерин был куплен еще при жизни отца. Купили они его вместе с братом у заезжего цыгана. Жили они тогда с Наумой под одной крышей. Пулька-Поавила хорошо помнил те времена. И не забыл он, как при дележе хозяйства из-за этого самого мерина чуть было не хватил брата поленом по голове.
— Да, чуть было не ввел ты меня в грех, — вспоминал Поавила, гладя коня.
И вдруг ему стало до боли жаль и себя, и коня. Сколько лет они вместе, обливаясь потом, трудились на каменистых полях, сколько раз ездили на лесные пожни за сеном, в лес за дровами. Еще сегодня утром ездили за бревнами к Вехкалампи. А кажется, целая вечность прошла с тех пор… Работать бы им вместе и дальше, да…
— Будет тебе, будет! — уговаривал Поавила мерина, который тыкался мордой в его бок.
Да, тяжело, конечно… А что делать? Нечего! Поавила пошарил в темноте, нащупал, наконец, топор, стоявший возле чурки, на которой рубили хвою… Руки дрожали, потом словно совсем отнялись… В висках застучало. Совладев с собой, Поавила левой рукой осторожно поднял ногу мерина, прижал к своему колену, правой одним ударом вогнал гвоздь в копыто…
Всю ночь Поавила не сомкнул глаз.
Среди ночи на окраине деревни ударил выстрел. Оказалось, часовому померещилось, будто кто-то пробирается на лыжах из деревни в лес, и он выстрелил в воздух. Поавила с облегчением вздохнул. «Теппана теперь уж далеко…»
Утром деревня проснулась от шума, криков и ругани.
— На лыжи, ребята!
— А мне уже кемские девочки снятся…
В избу Пульки-Поавилы примчался вестовой Малма.
— Запрягай лошадь! Живо!
— Я и сам собирался выехать за бревнами, да, видно, не придется, — не двигаясь с места, сказал Поавила.
Вестовой схватил с гвоздя сбрую и выскочил из избы. Поавила не торопясь пошел следом.
— Но-о! — кричал вестовой в конюшне, — что с твоей клячей?
— Хромает, — пояснил Поавила.
Вестовой, словно не понимая, уставился на Поавилу, потом, бросив мерина в воротах конюшни, побежал к дому Хилиппы.
На дворе избы Хилиппы причитала жена учителя.
— Только вернулся, и опять… Они убьют его…
— Ничего с ним не случится, — успокаивал ее Хилиппа. — Они же берут его переводчиком.
«Переводчиком? — Что-то в душе Пульки-Поавилы дрогнуло, и он почувствовал себя каким-то образом виноватым. — Лошадь-то я уберег, а вот человека…»
Лыжники и подводы, одна за другой, выезжали на дорогу. Казалось, им конца не будет. Наконец, последний финн в белом маскировочном халате исчез из виду. И вдруг наступила такая тишина, словно в деревне не осталось ни единой живой души…
VIII
На улице было еще довольно светло, хотя наступил вечер. Край неба на западе полыхал багровым пламенем. В воздухе чувствовалась какая-то тревога. Во дворах лаяли собаки. Улицы города казались пустынными. Только изредка мелькали прохожие. Останавливаясь, они озирались и говорили шепотом. Говорили об обысках, которые шли по всему городу.
После возвращения Кремнева из Петрограда красногвардейцы-железнодорожники начали проводить в Кеми обыски, чтобы реквизировать имеющиеся в городе излишки продовольствия, а также изъять припрятанное оружие. Двухэтажный дом купца Евсеева у самого моста, на стыке улиц Болотной и Каменистой, «социализированный» под давлением железнодорожников Алышевым и переданный под молодежный клуб, стал своего рода штабом. В коридорах и комнатах клуба вместо песен и звуков гармоники раздавался топот ног и щелканье винтовочных затворов. Тихо было лишь в одной комнате, куда возвратившиеся с заданий железнодорожники заходили докладывать о результатах обыска.
Кремнев сидел за столом и что-то писал в блокноте, когда в комнату вошел Закис и за ним какой-то неизвестный мужчина под охраной двух красногвардейцев. Александр Алексеевич вопросительно посмотрел на Закиса. Тот молча протянул пистолет, отобранный у арестованного, и изъятые у него документы. Кремнев взглянул на бумаги, и его бледное, усталое лицо помрачнело. Список бойцов железнодорожной охраны… План города с какими-то пометками. Схема железнодорожного моста…
Кремнев посмотрел в упор на задержанного. Тот не выдержал его сверлящего взгляда и опустил голову.
— Вот тезки взяли его, — пояснил Закис, показав на Петю Кузовлева и Пекку Нийкканайнена, стоявших с винтовками в руках у входа. — У Аннушки скрывался. Под чужим именем…
— Когда и откуда вы прибыли в Кемь? — спросил Кремнев.
Тимо вздрогнул и взглянул на Кремнева, но ничего не ответил. В голове проносились обрывки мыслей, какие-то разрозненные картины. Он чувствовал, как кровь отхлынула от лица. Но он не терял надежды. Малм не сегодня — завтра возьмет Кемь. Надо выкручиваться. Выдавать себя за инженера бессмысленно. Пекка знает его…
— Неделю тому назад… из Петрограда, — торопливо заговорил Тимо и показал на одну из бумажек, лежавших перед Кремневым. — В этих деревнях Кемского уезда имеются подпольные организации белых. Я должен выявить их и доставить точные сведения в чека…
— А где помещается чека? — перебил его Кремнев.
Тимо никогда не бывал в Петрограде и не знал, где находится чека. Но он быстро нашелся.
— Это военная тайна.
Кремнев взял со стола удостоверение личности.
— Вы финн?
— Нет, я карел, — быстро ответил Тимо, — мы с Пеккой из одной деревни…
— Ты знаешь его? — спросил Кремнев у Пекки, с разинутым ртом слушавшего объяснения Тимо.
— Конечно, знаю. Это сын Хилиппы. Я у них пастухом работал. Младшая сестра и сейчас у них в батрачках. А он, — Пекка показал на Тимо, — в начале войны убежал в Финляндию.
— Да, это правда, — подхватил Тимо. — Я не хотел воевать за царя. Поэтому я и подделал паспорт. А потом все же пошел добровольцем на фронт. Воевал на Рижском фронте. Был ранен. Получил георгиевский крест. После революции меня взяли на работу в чека и, как знающего карельский язык, направили сюда…
— Два дня назад я приехал из Петрограда и мне известно, кого чека направило в Кемь, — сурово прервал его Кремнев.
Было совершенно очевидно, что арестованный врет. Понимая, что дело обстоит куда сложнее, чем обрисовал его задержанный, и что без внимательного выяснения некоторых деталей его не распутать, Кремнев приказал отвести арестованного в подвал и запереть в бывшей кладовой, где на окнах имелись решетки.
Пантелеймон и Вера еще не спали, когда Кремнев пришел домой. Вера сидела на краю постели и читала вслух какую-то книгу. Они были настолько увлечены, чтением, что не услышали скрипа двери.
— Ну и долго же ты… — с упреком произнесла Вера, заметив отца. — Я уже собиралась пойти искать… Что-нибудь случилось?
Кремнев вкратце рассказал о задержании Тимо.
— Главное, что зацепка в наших руках, — закончил он, садясь за стол, на который Вера подала ему ужин. — Остается теперь распутать весь клубок…
…Подужемье осталось позади. Гимнастерка насквозь промокла от пота. Лыжи стерлись так, что стали белыми, на одной из палок сломался кружок. Теппана так устал, что с трудом переставлял ноги. Но до Кеми надо было дойти во что бы то ни стало. Надо сообщить людям… Тревога, сжимавшая сердце, заставляла, превозмогая усталость, идти вперед. Наконец, впереди показалось полотно железной дороги. Ну хоть бы одна живая душа попалась навстречу!
Какая-то женщина убирала снег с путей.
— Финны идут на Кемь! — хриплым голосом выкрикнул Теппана и сразу почувствовал облегчение, словно сбросил с плеч тяжелый груз.
Женщина растерянно застыла с метлой в руке, потом, заохав, семенящей походкой заспешила к стоявшим неподалеку баракам. Теппана вытер шапкой мокрое лицо и пошел дальше.
На окраине города Теппана увидел молодого железнодорожника с винтовкой на ремне. Тот стоял, словно, поджидая его. Видимо, это был патрульный.
— Лахтари идут, — выдохнул Теппана, с трудом переводя дыхание.
— Кто? — переспросил парень.
