Когда Хуоти скрылся за поворотом, Наталия побежала следом, чтобы увидеть сквозь березы, как он завернул за следующий поворот.

Председатель волостного Совета протянул Хуоти выписанное от руки командировочное удостоверение и посоветовал ехать в Кемь на лодках, которые отправлялись туда за товарами.

— Учиться? — удивился один из кормчих, когда Хуоти, придя на причал, сказал, куда он едет.

— Не беда, что мужичок с ноготок, лишь бы башка на плечах была, — сказал другой, но таким тоном, что трудно было понять, защищает он Хуоти или тоже подшучивает над его малым ростом.

Хуоти боялся, что они его не возьмут с собой.

— Я буду грести, — пообещал он.

В Кемь отправлялись три лодки, в каждой был мужчина-кормчий и две женщины — на веслах.

— Садись к нам, — позвали Хуоти в третью лодку.

Хуоти приходилось много слышать о большом мире. Теперь он сам отправлялся туда. Большой мир начинался с погоста, дальше которого Хуоти не приходилось бывать. В начале пути все казалось ему интересным и даже загадочным. И само озеро Верхнее Куйтти. И мыс Ристиниеми. Сперва мыс смутно вырисовывался вдали, потом его очертания начали становиться все более четкими. Уже можно было различить покачивающиеся на его берегу сосны и длинную песчаную косу, которая вытягивалась далеко в озеро и светлой полосой виднелась даже из-под волн. Должно быть, мыс очень красив в середине лета, в ясную солнечную погоду. Сейчас небо было в тучах, и дул сильный ветер. Сперва лодки шли против ветра, но когда обогнули отмель, волны начали бить то справа, то слева. Волны здесь сшибались точно так же, как в устье залива на Пирттиярви. На другой стороне возле самой воды виднелись баньки, повыше шли избы, а за ними поля. Было видно кладбище и на нем часовенка, притулившаяся над огромными соснами. Там была деревня Пирттилахти.

Небо заволокло тучами, и чем темнее становились тучи, тем сильнее дул ветер и тем больше приходилось налегать на весла. На просторах Куйтти волне есть где разгуляться. Лицо то и дело обдавало брызгами холодной воды. Хуоти, не такому уж новичку на воде, временами становилось страшно. Пирттиярви осенью тоже бывало бурным, но его нельзя было и сравнить с разбушевавшимся Куйтти. Почти десять немеряных верст пришлось проделать на веслах, чтобы пересечь озеро и добраться до мыса Петяяниеми, где в заветрии причалили к берегу. Путники из приграничья, провожавшие дочерей, выданных замуж в соседние деревни, отвозившие рекрутов на военную службу или отправившиеся к Белому морю за мукой и солью, всегда останавливались на привал на этом мысе. Так повелось с давних пор, так было и теперь. О том, сколько раз они зажигали свои костры на мысе и подкреплялись у огня, рассказывала куча камней, из-под которых был уже едва виден крест. И теперь женщины подобрала по обмытому волнами камешку и бросили на груду камней.

— Святой Ийвана-кормилец, пособи нам в пути, — просили они.

Кочки под соснами были буквально красные от брусники. Хуоти стал собирать ягоды.

Отдохнув, путники опять сели в лодки и взялись за весла. Ветер по-прежнему был сильный, но в проливе, прикрытом прибрежным лесом, он уже был не так страшен, как на открытом озере. Где-то на левом берегу пролива должна была находиться деревенька Ювялахти, но ее не было видно. Часа через два добрались до неглубокого, но каменистого порога Елмонен, от которого было уже рукой подать до известного хутора Энонсу.

На хуторе было всего два дома. Один — двухэтажный, желтый, другой — одноэтажный, некрашеный. Путники остановились в одноэтажном. Зять когда-то рассказывал Хуоти о запруде для ловли семги, построенной в Энонсу богатым хозяином хутора. Хуоти собирался пойти посмотреть, но у него уже не было сил.

Рано утром опять взялись за весла: надо было засветло успеть до следующего места ночлега. Им предстояло пройти на веслах верст тридцать, и все время по открытому озеру. Как только прошли остров Ухутсаари, открылся простор Среднего Куйтти. Чем дальше плыли, тем шире становилось озеро, но лодки шли не прямо через озеро, а от мыса к мысу, не уходя далеко от берега. Они находились где-то посредине озера, когда на лесистом берегу показался дом, затем второй. Это была губа Каклалахти. Хуоти удивился; оказывается и здесь, на берегу далекой губы, люди, отвоевав у тайги клочок земли, возделали поля и построили жилища. Путники редко заворачивали в Каклалахти — только когда вынуждала буря.

Гребцы поочередно подкреплялись захваченными из дома припасами и опять брались за весла. Пока дошли до деревни Луусалми, руки покрылись волдырями. Было еще не поздно, хотя и совсем темно, однако ни одно окошко в деревне не светилось. Постучались в одну из изб. Впустив закоченевших на осеннем ветру путников, хозяйка зажгла лучинку и поставила самовар.

Вечером в темноте Хуоти не успел разглядеть деревню. Он увидел ее в утренних сумерках. Деревня была небольшая. Пожалуй, даже меньше, чем их Пирттиярви. На другой стороне пролива Хуоти увидел двух белоснежных лебедей.

Пролив был неширокий, в одном месте такой мелкий, что лодка задевала дно. Предание рассказывало, что некогда пришедшие с запада враги получили на этом проливе такой отпор, что до сих пор на песчаном дне находят их кости. Правда, в деревне уже не было очевидцев давней битвы, но жители ее утверждали, что именно поэтому их деревня и называется Луусалми — что значит «пролив костей».

А впереди, насколько хватало глаз, открывалась ширь Нижнего Куйтти. К счастью, ветер за ночь утих, и можно было продолжать путь. За этот день им пришлось немало погрести, прежде чем они добрались до порога Юряхмя, с которого и начиналась река Кемь. Порог был небольшой и короткий, и они легко прошли его. Но на другом конце заводи шумел грозный Кинтизма.

стала напевать одна из женщин, когда они поднялись на берег в надпорожье Кинтизмы.

Кинтизма считался трудным порогом, и не каждый осмеливался пройти через него на лодке. Самого порога не было видно, доносился только шум его. Хуоти не утерпел и пошел посмотреть, что это за порог.

Большинство женщин взяли кошели и пошли по тропинке через узкий перешеек, а те, кто решился пройти порог на лодке, сели на свои места, сперва гребцы, затем рулевые. Кормщики вставили в уключины толстые и длинные весла, предназначенные для прохождения через порог, дали гребцам последние указания, и лодки отчалили.

Взялись за весла. Чем ближе становился шум ревущего порога, тем напряженнее становилось лицо кормчего и тем быстрее работал он веслом. Это был верный знак того, что вот-вот начнется спуск. Деревья на берегу зарябили в глазах Хуоти, и вода со страшной силой потянула лодку навстречу бурным волнам. Хотя ему и было страшно, речи о возвращении не могло быть.

— Налегай! — послышался крик.

Тут же лодка словно провалилась, ударившись о воду, так что затрещали борта и взлетели брызги. Казалось, она застыла на месте. Но нет, вот она опять взлетела на гребень волны и снова провалилась между волнами.

— Левым, греби левым! — услышал Хуоти сквозь шум порога.

Возле мыса порог сделал крутой поворот и, казалось, лодка неминуемо налетит на камни. Но кормчий не впервые проходил через этот порог.

Когда вышли на спокойную воду и заплыли в заводь, кормчий сказал Хуоти:

— Ты, парень, будешь ходить по порогам.

Хуоти было лестно слышать эту похвалу. Он взял со дна черпак и стал вычерпывать воду, которой набралось чуть ли не пол-лодки. Хуоти все время поглядывал на порог. Показалась вторая лодка. Она то взлетала на волнах, как легкая щепка, то опять исчезала среди волн. Когда она снова появилась, Хуоти облегченно вздохнул. Через минуту и она причалила к берегу. А следом шла третья лодка.