— Да и угостить-то нечем. Сети не смотрели. Съездили бы вы, ребята, посмотрели. А как там Анни-то? Здорова ли? Подожди, я хоть самовар поставлю.. Говоришь, не в гости пришли. А давно в гостях не были. Когда ж это в последний раз-то были? Да еще до войны. После и носа не казали, точно и тещи не существует. Ну да, дети, от них, конечно, никуда не денешься. А сколько их у вас? Четверо уже, а-вой-вой, время-то идет. Ну и как они? Не болеют?
Через час Хуоти и Микки вернулись с озера. Доариэ выбрала окуня покрупнее и сварила уху.
— Садись, зять, за стол, окунь-то совсем свежий. А хлеб у нас горький. Заморозок, видишь, прихватил ячмень. А был ли у вас заморозок?
Хуму-Хуоти не успел и пообедать, как пришел кто-то из партизан и сказал, что они выступают.
— Опять? — всполошилась Доариэ.
Прощаясь с зятем на дворе, она сказала:
— Приходите с Анни погостить и ребятишек возьмите, чтобы увидеть, а то кто его знает…
Латваярвские партизаны тоже ушли, но они пошли не на погост, а домой. Надо было готовиться к сенокосу, скоро им предстояло отправиться на лесные пожни. В Пирттиярви оставались только свои, и тут вдруг обнаружилось, что куда-то пропал Хёкка-Хуотари. Рано утром он повел лошадь в лес и в деревню не вернулся. Неужели с ним что-то случилось?
Летняя белая ночь. Солнце едва успеет скрыться за горизонт, как снова начинает медленно подниматься. И на озере тихо-тихо, вода только чуть-чуть вздрагивает там, где рыба охотится за насекомыми. Кто бы ни оказался на лоне природы в такую ночь, — залюбуется ее красотой.
— Ребята, смотрите! — сказал Харьюла. — Красота-то какая! Совсем как у нас на Сайме.
До Ухты они дошли, не встречая сопротивления. Единственным препятствием были слякоть и холодная вода, по которой пришлось шагать по колено, пока не добрались до села Паанаярви. После Паанаярви стало легче, лед на реке Кемь растаял, и они плыли на лодках. А так как на веслах сидели опытные гребцы — карельские женщины, привыкшие проделывать на веслах многокилометровые переходы, — продвигались быстро.
В Ухте они тоже не встретили сопротивления: оказалось, что Ухтинское правительство вместе со своей «армией» погрузилось в лодки за два дня до их прихода и покинуло село. Вскоре к Ухте подошли и те роты, что шли на лодках через Юшкозеро и Лусалми.
Но в Ухте им пришлось задержаться и пробыть более недели. Во-первых, потребовалось время, чтобы раздобыть нужное количество лодок для наступления на Энонсу и Ювялахти — туда можно было добраться только по воде: Но самым большим препятствием была нехватка продовольствия. Пришлось ожидать, пока карелки съездят в Паанаярви, куда перебрался штаб полка со складами, и доставят продовольствие в Ухту.
В Ухте Харьюла стал выяснять, нет ли в селе кого-либо из родственников Иво Ахавы. Родственники нашлись. В живых оказалась и бабушка Иво, совсем дряхлая старушка. Харьюла рассказал им, что белые убили Иво. Бабушка утирала уголком платка слезящиеся глаза, а остальные родственники слушали и отмалчивались. Харьюлу удивило это. Он не знал, что молодой хозяин дома был белым и ушел вместе с ухтинской «освободительной армией».
Когда Харьюла вернулся от родственников Ахавы, Кюллес-Матти сообщил ему, что в Пирттиярви крестьяне подняли восстание и прогнали из деревни головной отряд отступающей «ухтинской армии». Значит, Теппана сдержал свое слово. Теперь надо было и им торопиться.
Тут же Харьюлу позвали в штаб батальона. План наступления был уже готов. Решили выступить ночью и к рассвету незаметно подойти к Ювялахти, так, чтобы застать противника врасплох. Первая рота пойдет в обход через Энонсу. Вторая высадится на берегу пролива Кормуссалми, по зимнику перейдет через перешеек и нападет на деревню с тыла. Обе роты должны атаковать деревню одновременно, в 5 часов утра.
Приближались к Кормуссалми, где рота Харьюлы должна была сойти на берег. Этот пролив славился своей семгой, почти такой же крупной и жирной, как та, что ловилась в пороге Ужмы. Жители Ухты ездили в Кормуссалми ловить семгу на блесну.
Налево смутно вырисовывался остров Ухутсаари, на фоне его виднелись лодки, направлявшиеся к Энонсу. Харьюла всматривался в противоположный берег пролива, до которого было рукой подать. Они должны были проявлять осторожность. Кто знает, а вдруг их встретят огнем вон из-за тех деревьев. Но все шло хорошо. Разведчики, посланные разведать берег, махали им руками.
Пристали к берегу и устроили привал. Перекусив, отправились дальше по суше. К Ювялахти подошли незамеченными. Стрелки часов показывали уже пять, а роты, которая шла через Энонсу, было не видно и не слышно. Неужели нарвалась на засаду? Но стрельбы-то с той стороны вроде не слышно было.
Со стороны деревни послышалось звяканье колокольчиков. Скотину гнали в лес. Звяканье приближалось, а вот показались и коровы.
— Ну, пошевеливайся! — покрикивал пастух.
Следом за стадом шел не только пастух. То ли в Ювялахти каким-то образом узнали о приближении красных, то ли просто из предосторожности белые выслали разведку.
— Пусть подойдут поближе, — предупредил шепотом Харьюла, но один из красноармейцев не расслышал его команды и выстрелил.
С фланга ударил второй выстрел. Затем третий. Коровы, толкаясь, ринулись в разные стороны. Завязалась перестрелка.
Бой разворачивался совсем не так, как предполагали в Ухте. Первая рота все еще где-то задерживалась, а здесь, за деревней, стрельба становилась все ожесточенней. Из деревни на подмогу своим бежали белые, кто с маузером, кто с винтовкой.
— Кюллес-Матти ранило, — пробежало по цепи.
Санитары вынесли Матти из-под огня, и Хилья, укрывшись за большой раскидистой березой, стала снимать с него гимнастерку, из-под которой струилась кровь.
— Не стоит уже, — прошептал ей Кюллес-Матти. — Так и не довелось увидеть сына… Скажи Татьяне…
Но он не успел сказать, что передать жене.
Хилья сидела рядом с ним, бессильно уронив руки. Со стороны деревни все еще доносились выстрелы. «А вдруг Яллу тоже… — подумала она. — Или ранят…»
Потом она услышала шаги и негромкие голоса.
— Слава богу, — прошептала Хилья, увидев Яллу среди тех, кто отошел в лес.
Харьюла шел и ругал вслух первую роту:
— Какого дьявола они там мешкают…
— Матти убило, — сказала Хилья, когда Яллу подошел к березе.
Опять захлопали выстрелы. Стреляли где-то подальше, за деревней.
— Наконец-то! — сказал Харьюла. — Ну, ребята, попробуем и мы еще раз.
— Будь осторожнее, — напутствовала его Хилья.
Харьюла оглянулся, но ничего не сказал. Да что говорить. «Ох уж эти бабы», — только удивлялся он про себя.
Бойцы ушли. Остался один молодой красноармеец-карел, которого ранило в руку разрывной пулей. Хилья перевязала его рану.
Целых шесть часов шел бой за Ювялахти. Сопротивление оказывали не только жители деревни, вместе с ними обороняли деревню и мужики из других деревень, сражавшиеся кто сознательно, кто поддавшись на удочку белой пропаганде. Уцелевшие мятежники отошли на лодках в Вуоккиниеми, откуда намеревались добраться до Пирттиярви, чтобы затем уйти за границу. Но путь к границе был закрыт.
«…Если вы немедленно не уберетесь из Вуоккиниеми…» — услышав это, главнокомандующий «освободительной армией» бросил трубку на рычаг полевого телефона и, с минуту поразмыслив, приказал своему воинству снова сесть в лодки, пройти на веслах до устья реки Пистоеки и подняться вверх по реке до озера Пистоярви. Оттуда, с фланга, они смогут совершить внезапную вылазку в Ухту и отбить село у красных. План операции созрел у Парвиайнена моментально. Надо только действовать быстро и успеть проскочить прежде, чем красные доберутся на лодках до Верхнего Куйтти. Да и со стороны Пирттиярви в любую минуту могут нагрянуть партизаны.
Остатки «освободительной армии» были, видимо, уже где-то в устье Пистоеки, а может и дальше, когда в Вуоккиниеми высадились бойцы шестого финского полка. Жители села встретили красных по-разному. Одни молча, выжидая, что же будет дальше. Другие — не скрывая радости. На следующий день прибыли музыканты полка, и в селе был словно праздник. Да и было что праздновать: на обширном фронте, проходившем на севере Советской России, настала долгожданная тишина. Кажется, единственным местом, где еще лилась кровь, оставалось Пистоярви. Кроме того, пришла весть о признании автономии карельского народа, и в честь этого стоило устроить праздник. Погода стояла теплая, тихая, какая выдается на севере редко, разве что в разгар сенокоса. Играл духовой оркестр — в Вуоккиниеми его слышали впервые. Особенно рады были девушки: танцевать под духовой оркестр — одно удовольствие.
