— Ар истекает кровью, — хмуро прокомментировал Марк.

— Точно подмечено, — не мог не согласиться я.

— Куда мы идём? — спросил он, шагая следом за мной.

— Хочу посмотреть, что происходит на стенах, — отозвался я.

— То же самое, — усмехнулся мой друг, — что происходило в прошлый раз.

— Я хочу посмотреть, какие у них успехи, — объяснил я.

— Ты просто хочешь поглазеть на девушек флейтисток, — проворчал он.

— И это тоже, — признал я.

Через несколько енов мы вышли на проспект Турии, один из самых крупных проспектов Ара. По сторонам его были высажены туровые деревья.

— Какая красивая улица! — восхищённо воскликнула Феба.

Открывающаяся перспектива, когда прохожий внезапно выходит сюда, особенно из узких переулков, действительно впечатляет. Марк резко обернулся и раздражённо посмотрел на свою рабыню. Девушка остановилась, словно налетев на стену.

— Ты в ошейнике? — строго спросил у неё юноша.

— Да, Господин! — ответила она.

— Значит, Ты — рабыня? — уточнил Марк.

— Да, Господин! — признала Феба.

— Наверное, Ты думаешь, — поинтересовался он, — что я не стал убивать тебя в день победы Коса просто, потому что я слаб?

— Нет, Господин! — поспешила заверить его рабыня.

— Или, что Ты теперь можешь поступать, как тебе вздумается?

— Нет, Господин!

— Я уже почти было решил думать о тебе просто как о той, кто Ты есть, то есть как о рабыне.

— Конечно, Господин.

— А может быть, Ты решила, что какой-нибудь косианец, захочет освободить тебя, потому что когда-то Ты была с Коса? — осведомился он.

— Нет, Господин, — заверила его Феба, — ведь теперь я больше не имею никакого отношения к Косу. Теперь я не более, чем домашнее животное, не более, чем рабыня.

— В таком случае, может быть, в следующий раз Ты рассмотришь эти вопросы, прежде чем решишь заговорить без разрешения, — язвительно поинтересовался Марк.

— Да, Господин, — пообещала она, и мы продолжили наш путь.

Марк, даже будучи влюблённым в свою рабыню, в каждый её взгляд и движение, в каждое слово и локон волос, был настроен, и признаться, я был рад это отметить, держать её под строжайшей дисциплиной. Безусловно, в этот раз он не избил девушку. Но с другой стороны, она получила недвусмысленное предупреждение, и в следующий раз за такое нарушение, в некотором смысле смелость выйти за границы своего статуса, можно было бы ожидать немедленного и строгого наказания. Бывает и так, что девушка сама нарыватся на плеть, и даже фактически провоцирует рабовладельца на её применение, чтобы потом, после порки, заверенная в бескомпромиссности власти своего господина, и того, что она будет находиться на том месте, которому она принадлежит и хочет на нём оставаться и далее, с благодарностью и любовью пресмыкаться у его ног, стремясь услужить ему всеми способами, по первому же щелчку его пальцев. Разумеется, я полагал, что в данном случае, восклицание Фебы была чисто рефлекторным, сделанным по рассеянности. Честно говоря, я не был уверен в том, как бы я поступил на месте Марка. Возможно, точно так же, а может быть, с другой стороны, и шлепнул бы её разок. Трудно сказать. Конечно, рассеянность — рассеянности рознь. Обычно девушка может сама определить, когда у неё есть неявное разрешение на это, то есть, например, когда владелец не возражал бы против этого или даже приветствовал бы, и когда было бы мудро сначала спросить разрешения. Если же она чувствует малейшее сомнение, то для неё будет разумно уточнить. Я сам, кстати, бываю склонен поощрять определенную изобретательность и спонтанность со стороны рабынь. С другой стороны, девушка должна постоянно ясно осознавать, что она подчинённая. В конце концов, она — рабыня.

— Ты заметил стрижку того молодого парня, которого мы только что повстречали? — поинтересовался я.

— Да, — кивнул Марк. — Стиль Мирона Полемаркоса.

— Точно, — усмехнулся я.

— Вон доски объявлений, — указал юноша.

Как я уже отмечал, таковых в Аре было полно, особенно поблизости от площадей и перекрёстков, близ рынков, на главных улицах и проспектах.

— Есть ли что-нибудь новенькое? — полюбопытствовал я, отдавая Марку сомнительную честь разбирать надписи, тем более, что в отличие от меня, он читал по-гореански сравнительно бегло.

— По большому счёту, ничего, — пожал он плечами. — Привычные уже вещи, оценки свидетельств о преданности Косу и Ару от различных чиновников, декларации огорчения и позора то различных мужчин и заверения в том, что они не имеют ничего общего с преступлениями Ара под правлением Гнея Лелиуса.

— Понятно, — усмехнулся я.

Прошли уже около двух месяцев с того дня, как косианцы вошли в город, и последовавшего на следующий день триумфа Луриуса из Джада, на котором от его имени выступил Мирон Полемаркос. Как мы и ожидали в время триумфа к нему присоединились Серемидий и Талена. А ещё прошло несколько недель после вступления Талены на престол Ара, в качестве Убары. Её коронация, возможно, была несколько менее захватывающей по сравнению с вступлением Мирона в город и триумфом Луриуса, но, на мой взгляд, тоже была достаточно помпезной. Венец их туровых ветвей был водружён на её голову Мироном, но от имени людей и Совета Ара, в присутствии Серемидия и большинства членов Высшего Совета. Кое-кто из членов Высшего Совета, однако, не присутствовали, по причине, как утверждалось, нездоровья. Правда, по городу ходили упорные слухи, что, на самом деле, они сидели под домашним арестом. Затем на шею Талены повесили Медальон Ара. Правда, традиционный медальон, который носил Марленус, который он редко кому-либо доверял, и соответственно, увёз его с собой, отправляясь в последний поход, найден не был. Точно так же не было найдено кольцо Убара, впрочем, оно в любом случае было бы слишком большим для пальца Талены. Но того кольца, как был объявлено, не было в Аре уже в течение многих лет. Фактически, слухи об этом ходили в Аре, ещё до исчезновения Марленуса. Предполагалось, что оно было потеряно во время охотничьей экспедиции в северные леса. После медальона Талене дали в левую руку Домашний Камень Ара, чтобы она могла держать это вместе со скипетром, жезлом, символизировавшим её власть, которую она могла иметь по праву. Её коронация сопровождалась объявлением пяти дней празднеств. Помнится, за триумфом Луриуса из Джада проследовали целых десять таких дней. Главными советниками новой Убары стал Мирон с Коса и Серемидий прежде с Тироса.

— Вот что-то интересное, — сообщил Марк задержавшись у одного листка, — хотя я не до конца понимаю его посыла.

— Что там? — осведомился я.

— Тут вроде как обвинение граждан и совета Ара, и предложение рассмотреть то, как они могли бы покрыть причинённый ущерб от своего соучастия в преступлениях их города.

— Репарации? — уточнил я.

— Понятия не имею, — буркнул Марк.

— Мне показалось, что Ар уже сделал значительный взнос в это, — заметил я, вспомнив колонны фургонов, которые прошли перед инсулой Торбона по улице Деметрия.

— Будьте осторожны с тем, что Вы говорите, — посоветовал мужчина стоявший подле меня.

— Мы виновны, — вздохнул другой.

— Правильно, — поддержал его третий.

— Это очень правильно, — влез в разговор четвёртый, — что, мы должны попытаться покрыть причиненный ущерб нашим добрым друзьям с Коса и из других городов, которым мы, возможно, тоже причинили неудобства.

— Верный, — сказал пятый.

Мы с Марком, в сопровождении Фебы, поспешили покинуть это место и продолжить наш путь.

— Домашний Камень Форпоста Ара больше не выставляют публично, — уныло проговорил мой друг.

— Думаю, что скоро его выставят, — попытался я его успокоить.

— Откуда Ты знаешь? — сразу заинтересовался юноша.

— У меня есть на то свои причины, — ушёл я от прямого ответа. — Не спрашивай меня о них.

— Стена этого дома выглядит как будто голой, — заметил Марк, когда мы проходили мимо одного их общественных строений, кажется здания суда.