— Продолжай, — бросил я ей, не обращая внимания на её возмущение.

— «У тебя слишком короткие волосы» — заметила Убара. «Да, Госпожа, — сказала я, и пояснила: — Я работала в поле». Однако она мне не поверила: «Ты слишком привлекательна, — сказала женщина, — чтобы тебя отправили в поля». «Я была наказана, — объяснила я. — Я подала пагу одному из гостей моего хозяина, недостаточно подогрев её». «Глупая рабыня» — прокомментировала она. «Да, Госпожа» — признала я. «Значит, после того как Ты отработала своё наказание в поле, тебя вернули в дом и назначили в услужение к Мило?» — уточнила она. «Да, Госпожа» — ответила я. «Держи голову в прежнем положении, — напомнила мне Убара, и снова спросила: — И Мило никогда не трогал тебя?». «Нет, Госпожа» — заверила я её. «Интересно» — протянула она. «Боюсь, что все его мысли посвящены только одной женщине» — намекнула я ей. «О?» — удивилась Убара. «Да, Госпожа, — поспешила заверить её я. — И я боюсь, что это ей, причём ей одной принадлежит его сердце». «И кем может быть эта женщина?» — осведомилась она. «Возможно, Госпожа сама может догадаться» — ушла я от прямого ответа. «Он — дурак, раз совершил такую глупость, написав мне это письмо» — внезапно заявила женщина, касаясь своих одежд в том месте, где она спрятала послание. Я, конечно, не ответила ей, Господин, но Мило совсем не дурак!

— Понятия не имею, дурак он или нет, — усмехнулся я, — знаю только, что этого письма не писал.

— Верно, — согласилась Лавиния.

— Продолжай, — понукнул я рабыню.

— Потом Убара спросила меня, единственные ли мы, кто знает об этом послании, в том смысле, что Мило, я и она. «Думаю да, Госпожа» — ответила я ей. «Тогда, — сказала она, — возможно, мне нужно отрезать твой язык, а затем заживо содрать с тебя кожу».

— Она не сделает этого, — поспешил я успокоить свою рабыню, — ведь она нуждается в тебе как в посреднике.

— Я надеюсь, что Господин не ошибается в своём предположении, — покачала головой Лавиния.

— Я в этом уверен, — улыбнулся я.

— Это, как мне кажется, подтверждается её последующими словами о том, что сама она не совершит такой глупости, и не станет писать никаких писем.

Я понимающе кивнул, и моя рабыня продолжила:

— Через некоторое время Убара сказала мне: «Ты можешь опустить голову». «Спасибо, Госпожа» — ответила я. «Я думаю, тебе не хотелось бы, чтобы наш безумный, опрометчивый мальчик Мило, был сожжён заживо, не так ли?» — спросила меня она. Я вздрогнула и сказала: «Я хочу надеяться, что Госпожа примет во внимание, что это повреждение ума связано с её легендарной красотой, даже мысль о которой может зажечь в сердцах бедных мужчин огонь любви, и будет готова снизойти до жалости, согласившись рассматривать столь смелый поступок с некоторой мягкостью». Убара улыбнулась, и я решилась продолжать: «Ведь нельзя же обвинить утро в том, что оно блистает в свете солнца, или прилив за то, что он притянут лунами, или масло за то, что оно не может не загореться, если к нему поднесли огонь?» «Возможно, Ты права, — сказала она, — тщеславное, надменное животное!».

— Продолжай, — кивнул я.

— «Несмотря на то, что, как Ты должна понимать, я лично ни в малейшей степени не интересуюсь вопросами, подобными этим, — сказала Убара, — однако среди моих знакомых есть женщина, которая, вполне возможно, не окажется совсем уж равнодушной к такому вниманию». «Госпожа?» — спросила я. Она подумала, что я поверю ей! «Но сначала, я должна буду выяснить это у неё лично» — добавила Убара. «Да, Госпожа» — кивнула я, и тогда она назвала имя той женщины: «Людмилла из Ара».

— Ого! — не удержавшись, воскликнул я.

— Это имя что-то говорит Господину? — поинтересовалась рабыня.

— Думаю да, — кивнул я. — Я, конечно, не уверен, но очень может быть, что это подтверждение того, что я давно подозревал.

— Господин? — не поняла Лавиния.

— В любом случае, — сказал я, — очевидно, это будет имя, которое она будет использовать для своей интрижки.

— Именно так я и подумала, Господин, — улыбнулась она.

— Во всяком случае, — задумчиво проговорил я, — я не думаю, что то, что она назвала это имя в такой момент, может быть простой случайностью.

— Возможно, Вы правы, Господин, — озадаченно сказал женщина.

Разумеется, в Аре можно найти много Людмилл, точно так же, как и много Публий, Клаудий и так далее. Несомненно, найдутся даже несколько Тален.

— Чтобы не выходить из роли, я запротестовала: «Но это же по вам, Госпожа, а не по некой другой, великолепный Мило сохнет, словно дерево, лишённое корней». Убара только рассмеялась. Несомненно, она решила, что я глупа.

— Продолжай, — бросил я.

— «Ты сообщишь ему о Людмилле, — велела она мне. — Он поймет». «Но как я узнаю эту Людмиллу, и как он узнает её?» — поинтересовалась я.

«Ты будешь докладывать мне, — сказала она. — Первое время все дела будут вестись через меня». «Да, Госпожа» — ответила я. «И первое, что тебе предстоит передать ему, это то, что Людмилла недовольна его глупостью, имея в виду написание такого письма, и предупредила, что он должен дрожать от ужаса от того, что вызвал её неудовольствие своим опрометчивым поступком». Затем Убара помолчала, и задумчиво добавила: «И всё же она склонна, из-за своего мягкого характера, проявить милосердие, и, в действительности, она не осталась совсем равнодушной к его мукам». «Но разве Госпожа не будет совещаться с благородной Людмиллой прежде, чем передать это сообщение от её имени?» спросила я.

— Ох Лавиния, — улыбнулся я. — Тебе стоило бы поостеречься. Ты ходишь по лезвию ножа.

— Но она оказалась такой надменной шлюхой, Господин! — воскликнула женщина.

— Ты говоришь о ней так, словно она рабыня, — заметил я.

— Я думаю, что она и есть рабыня, — буркнула Лавиния, — просто одетая в одежды Убары!

— Возможно, — пожал я плечами.

— «Я могу говорить за неё, — ответила мне Убара. — Это сэкономит время. Я так решила». «Да, Госпожа» — сказала я.

— Очевидно, Убара нетерпелива, — заметил я.

— Да, Господин, — согласилась со мной рабыня.

— «Передай также ему, — сказала мне Убара, — что его письмо не могло не быть оценено по достоинству». «Да, Госпожа» — кивнула я, и тут она приказала: «Опусти голову к полу, рабыня». Я, конечно, повиновалась, и услышала, как она опустила свою вуаль. Об этом нетрудно было догадаться по тихому шелесту шёлка. «Ты можешь посмотреть» — сказала мне женщина. И я посмотрела, Господин! — сказала мне моя рабыня. — Я не то, что говорить, я вдохнуть не могла. Я была потрясена! Она оказалась красивее, чем я могла себе представить! Она оказалась красивее, чем я могла бы мечтать! Она оказалась красива до совершенства!

— В данном случае, твоё впечатление, несомненно, было функцией контекста, — заметил я, — Убара была в одеждах и вуалях, красивых и великолепных, кроме того, она Убара, а Ты просто рабыня, стоявшая перед ней на коленях. На самом деле, с такой ситуации впечатление с твоей стороны не может быть корректным.

— Но она очень красива! — стояла на своём Лавиния.

— Считается, что она является самой красивой женщиной Гора, — пожал я плечами, — но на Горе есть тысячи и тысячи невероятных красавиц, возможно даже миллионы, большинство из которых находится в ошейниках, где им и надлежит быть.

— Но конечно она — одна из самых красивых женщин на Горе! — заявила моя рабыня.

— И даже в этом я не уверен, — сказал я.

— Господин? — удивилась женщина.

— Она смазлива, — признал я, — и она дочь Убара, или точнее когда-то была ей. Подобные детали имеют тенденцию усиливать впечатление и поднимать репутацию в таких вопросах.

— Она, я уверена, одна из самых красивых женщин на Горе! — попыталась настаивать Лавиния.

— Я склонен сомневаться относительно истинности этого утверждения, — усмехнулся я. — Пожалуй, она привлекательная женщина, насколько я помню, и когда-то даже я нашёл её не лишённой интересности.

— Господин знает Убару? — испуганно спросила она.