— Можешь вернуться к подножию и встать там, — указал он.

Я, склонив голову, попятилась вниз и замерла там, выпрямившись перед моим хозяином, как это и ожидалось от рабыни. Полагала, что меня сейчас отпустят, но ошиблась. Хендоу, молча, смотрел на меня. Меня опять начали терзать подозрения. Я снова испугалась.

— Я могу встать на колени, Господин? — осторожно поинтересовалась я.

Признаться, я чувствовала бы себя куда комфортнее, стоя на коленях в присутствии такого мужчины, как Хендоу. Тем более что я уже была напугана до слабости в коленях, причём в прямом смысле этого слова, так что мне было бы легче стоять на коленях, чем на ногах. По крайней мере, не надо было бы следить за тем, чтобы не пошатнуться или не упасть.

— Нет, — отрезал Хендоу.

Пришлось стоять. Я задрожала сильнее. Я не так далеко стояла от мужчины, чтобы у него возникли затруднения в считывании реакций моего тела. Любое, даже самая минимальная дрожь моего тела, малейшая слабость в ногах были ему превосходно видны.

— Ну что ж, эти люди своё дело знают туго, — отметил он. — Твои уши проколоты просто превосходно.

— Да, Господин, — отозвалась я. — Спасибо, Господин.

Конечно же, я и сама была довольна тем, что работа была сделана на высоком уровне. Признаться, я сама была рада носить на себе такие украшения, ведь они могли сделать меня ещё привлекательнее для мужчин. Кроме того, у меня уже появилось некоторое понимание того, какое значение имеет ношение сережек для гореанских мужчинам, и того, какое влияние оно на них может оказать.

— Сними свою одежду, — приказал мне Хендоу.

Я дотянулась до раздевающего узла, завязанного на левом плече, и, потянув за свободный кончик, позволила короткой шёлковой тунике, которая в тот момент была на мне, изящно стечь к моим ногам. Дело было утром, так что на мне была туника, сделанная из тонкой, но непрозрачной шёлковой ткани, а не из прозрачного шёлка, в котором мы обычно выходили в зал вечером, чтобы обслуживать клиентов нашего хозяина. Тунику из такого шёлка мы могли бы носить даже вне таверны. Безусловно, это был шёлк того вида, который позволят носить только рабыням для удовольствий. Всё же мы одевались согласно предпочтениям мужчин. Кстати, за всё время моего здесь нахождения, мне ни разу не разрешили покинуть территорию таверны. Нет, мне, конечно, было предоставлено определенное время на то, чтобы выходить и заниматься на свежем воздухе в маленьком закрытом со всех сторон дворике позади таверны, но и только.

Я осталась совершенно обнажённой перед Хендоу. Туника жёлтой шёлковой лужицей растеклась вокруг моих ног.

Мужчина внимательно рассматривал меня.

Теперь, я была более чем уверена, что он пытался прочитать моё тело. Дрожь охватила меня с новой силой. В какой-то момент мне показалось, что он мог заглянуть внутрь меня и узнать все мои самые сокровенный тайны и даже мысли. Я покачнулась, едва устояв на ногах, настолько ослабли мои колени. Удержать равновесие удалось с трудом.

— Ты боишься? — спросил Хендоу.

— Да, Господин, — призналась я.

— Почему? — полюбопытствовал он.

— Я в присутствии своего господина, — объяснила я.

Мужчина кивнул и продолжил рассматривать меня.

Я задышала несколько увереннее. Мне показалось, что, возможно, он всего лишь захотел полюбоваться на мою красоту, если конечно таковая у меня имелась с его точки зрения. Такое весьма обычно у гореанских мужчин. Они не видят ничего предосудительного в том, чтобы приказать своим рабыням раздеться и покрутиться перед ними, принять те или иные соблазнительные позы, подвигаться определенным образом, или иным способом продемонстрировать свою красоту. Гореанские мужчина, сильные мужчины, вообще очень ценят красоту женщины. Не будем забывать и о том, что в случае с рабыней, речь идёт об их собственности, ведь девушка им принадлежит. Таким образом, мужчины могут командовать ею, требовать от неё выступать именно так, как это нравится владельцам, а женщина соответственно должна повиноваться им со всем возможным совершенством. Она — их рабыня. Полагаю, что это, по крайней мере, частично, следствие понятного желания ценить и получать удовольствие от своего имущества, или, от того, что можно было бы рассматривать, как драгоценности или сокровища. Например, мы не увидели бы ничего странного, если бы земной мужчина, время от времени, вынул бы монету или марку из своей коллекции и провёл бы некоторое время, любуясь этим, тщательно исследуя и осматривая предмет своей гордости. Ведь в его руках предмет его увлечения, если не сказать страсти. Точно так же, ничего странного не увидит гореанин, если, скажем, городской чиновник, генерал или Убар мог бы любить время от времени садиться в своих садах удовольствий и разглядывать принадлежащих ему женщин, крутящихся перед ним нагими или одетыми согласно его предпочтениям. Столь же понятно, что не столь богатый и не занимающий высокий пост человек мог бы, точно так же, как и они, но на более скромном уровне, наслаждаться видом его девушки или девушек, которыми он владеет. И, как знать, возможно, такому бедняку вид одной единственной, зато любимой рабыни доставит куда больше удовольствия, чем богачу вся его коллекция. Если какой-либо мужчина, вдруг, возможно на улице или в транспорте, замечает женщину, с его точки зрения привлекательную, разве он не будет, пусть и украдкой, с удовольствием рассматривать её? А случись так, что предмет его интереса оказался бы в его власти, как владельца, если бы рассматриваемая им женщина вдруг оказалась его собственностью, его имуществом, разве было бы что-то удивительное в том, что он мог бы просто приказать, возможно, перед этим дав ей то имя, которое понравилось бы ему: «Сними свою одежду, и покажи мне себя». Конечно, те, кому такие соображения просто непостижимы, из-за того, что их сексуальность находится на крайне низком уровне, врятли будут в состоянии понять смысл сказанного. Ведь, если мужчина приказал женщине, раздеться, и, возможно, потребовал от неё продемонстрировать себя, то весьма обычно, что это может закончиться её использованием. С другой стороны это тоже не всегда обязательно. Иногда рабовладелец, насладившись красотой своей женщины, может просто приказать ей одеться и вернуться к исполнению прежних обязанностей. Надо ли объяснять, как разочаровывающе может подействовать такой приказ на возбуждённую рабыню. Ведь довольно трудно сняв себя одежду перед мужчиной и, возможно, быть вынужденной продемонстрировать ему себя во всей красе и при этом не оказаться охваченной горячей тревожащей волной своих собственных пробуждающихся потребностей.

— Интересно, — протянул Хендоу.

— Господин?

— Ты довольно красива, — сказал он.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила я.

— Но в мире много женщин красивее тебя, — продолжил хозяин.

— Господин? — удивилась я.

— Что же, тогда, такого особенного есть в тебе, чего нет в них? — спросил он.

— Я не понимаю вас, Господин, — призналась я.

— Ты, правда, земная женщина? — уточнил Хендоу.

— В некотором смысле, Господин, конечно, да — кивнула я, — в том смысле, что я — женщина, родившаяся на Земле. Но с другой стороны, я уже давно не земная женщина. Теперь я всего лишь гореанская рабыня.

— Чему Ты научилась на Горе? — поинтересовался мужчина.

— Я научилась тому, что к мужчине следует обращаться «Господин», — ответила я.

— Поясни, что Ты имела в виду, — потребовал он.

— Господин? — не поняла я.

— Почему Ты должна обращаться к мужчинам не иначе как «Господин», — пояснил Хендоу.

— Я поняла, Господин, — кивнула я. — Простите меня, Господин. Я сказала неточно. Я сразу должна была выразиться яснее. На Горе я узнала, что мужчины — мои владельцы.

— Именно поэтому для тебя является правильным называть любого из них «Господин», — сказал он.

— Да, Господин.

— Я приказал проколоть твои уши, — заметил Хендоу.

— Так было угодно вам, Господин, — отозвалась я.

— Теперь Ты всего лишь девка с проколотыми ушами, — сказал он.