Я бросила взгляд на вершину того холма, на котором была разбита палатка. До туда было приблизительно полпасанга. Надсмотрщик был вправе потребовать к себе любую из рабынь этого лагеря. Кроме того он мог направить любую кого бы он ни пожелал, и на столько, на сколько бы ни пожелал, любому из своих подчинённых или подопечных.

— Само собой, — добавила Тупита, — нас могут бросать в бригады, время от времени, в качестве награды или поощрения.

Я понимающе кивнула. Точно так же, как мужчины могли бросить нам в награду печенья или конфетки, ровно также, в свою очередь, и нами самими или нашим использованием, можно было наградить других.

— А есть ещё какая-нибудь информация о животном, которое убило эдила? — поинтересовалась я.

— Нет, по крайней мере, при мне больше ничего не сказали, — ответила она.

— А про тех двух рабынь, которые исчезли?

— Нет, — покачала головой Тупита.

— А вдруг они сбежали, — предположила я, и сама вздрогнула от мысли о том, что могло их ждать в таком случае.

Меня приводила в ужас даже просто мысль о возможных наказаниях за подобное нарушение. Учитывая культуру местного общества, его менталитет и повсеместное, мягко говоря, неодобрительное отношение к побегам, а также обязательное клеймение и прочие факторы, возможность удачного побега гореанской рабыни практически сведена к нулю.

— В рабочих туниках, в кандалах, через ограду? — скептически спросила она.

Я промолчала, признавая её правоту.

— Кроме того, рабочие рабыни вне ограды, когда поблизости нет рабочей цепи и без сопровождения охранника? Они мгновенно вызвали бы подозрение.

Я кивнула, не видя смысла спорить в этом направлении.

— Они бы уже через ан, лежали животах перед старшим надсмотрщиком в ярме для наказанья, — усмехнулась Тупита.

Понимающе кивнув, я спросила:

— В таком случае, кто мог украсть их?

— Понятия не имею, — пожала плечами моя собеседница.

— А что если, это было то животное?

— Честно говоря, я так не думаю, — ответила она, — но кто может знать наверняка?

— Дело идёт к закату, — заметила я.

— Пожалуй, этой ночью, я буду даже рада оказаться за запертой решеткой в нашем загоне, — призналась женщина.

— Я тоже, — поддержала её я, вздрогнув от липкого чувства страха.

— Пойдём уже, — сказала Тупита.

— Тупита? — окликнула я женщину.

— Что? — отозвалась она.

— Называйте меня по имени, — предложила я.

— А как тебя зовут?

— Тука, — сказала я.

Это было то имя, которое мне дал хозяин. Это была кличка данная мне, точно так же, как дают кличку собаке или другой рабыне.

— Тука, — повторила Тупита.

— А Ты любишь Мируса, — полюбопытствовала я.

— Я готова умолять его о том, чтобы он позволил мне целовать его плеть, — призналась она.

— А он тебя любит? — спросила я.

— Я не думаю, что для него имеет хоть какое-то значение, существую я или нет, — вздохнула она.

— Он — добрый и удивительный мужчина, — сказала я.

— Ты ему понравилась, — с горечью проговорила Тупита.

— В Брундизиуме я просто привлекла его внимание, — попыталась объяснить я, — новая девушка в таверне, ещё не полностью приученная к ошейнику. Наверное, ему нравилось обучать таких как я и проверять в деле. Ему, как и многим другим мужчинам доставляло удовольствие использовать меня. И, честно говоря, мне он тоже доставлял большое удовольствие, и я надеюсь, что и получал он не меньшее.

Тупита пристально, ничего не говоря, смотрела на меня.

— И я думаю, что испытывал ко мне нежные чувства, — предположила я.

— Это точно, — кивнула она.

— Но я не думаю, что в действительности была для него чем-то большим, чем любая другая рабыня, оказавшаяся у его ног. Уверена, что он никогда не думал обо мне как о возможной любимой рабыне.

Тупита по-прежнему не говорила ни слова, и её молчание начало меня пугать.

— Я даже не гореанка, — добавила я. — Я, всего лишь шлюха, которую привезли сюда с Земли, чтобы надеть ошейник и заставить изо всех сил служить мужчинам.

— Значит, Ты действительно думаешь, что он добрый? — нарушила, наконец, молчание Тупита.

— Да, — кивнула я.

— И Ты думаешь, что он такой удивительный? — поинтересовалась она.

— Конечно, — заверила её я.

— И Ты думаешь, что он всё ещё испытывает к тебе нежные чувства?

— Я уверена в этом, — ответила я и, оглянувшись назад на песчаное дно распадка, внезапно севшим от осознания чудовищности моего проступка голосом, добавила: — Да, я заманила его в ловушку в Аргентуме. Я соблазнила того, кого я знала, и знала, что он был добр ко мне, доверял мне. Именно я стала причиной его цепей и неволи, и всё же, сегодня он спас мою жизнь.

Тупита опять промолчала.

— И я всегда буду благодарна ему за это. Если бы не он, меня бы сегодня убили, — дрогнувшим голосом произнесла я.

— Остерегайся его, — предупредила меня Тупита.

— Почему? — удивилась я.

— Как по твоему, почему он спас тебе жизнь? — спросила она.

— Потому, что ему небезразлично, что со мной будет, — ответила я.

— Нет, — покачала головой женщина.

— Тогда из жалости, — предположила я.

— Нет, — отрезала она.

— Из-за вожделения? — попыталась угадать я.

— И снова нет, — сказала Тупита.

— Тогда я ничего не понимаю, — сдалась я.

— Он не захотел, чтобы другие убили тебя, — сообщила она.

— Конечно, он этого не захотел, — кивнула я, не понимая, куда она клонит.

— Он — гореанин, — напомнила Тупита. — Я не уверена, что Ты на самом деле понимаешь, что это означает. У него хорошая память, и в том, что касается тебя, он, уже не совсем он. Когда дело касается тебя, он становиться наполовину бешеным.

— Я не понимаю, — прошептала я.

— Просто держись от него подальше, — предупредила она.

— Но у меня даже в мыслях не было пытаться отбить его у тебя, — заверила я Тупиту.

— Он — решительный и умный мужчина, — сказала она. — Он ждёт.

— Не волнуйся, он мне правда не нужен, — постаралась я успокоить её.

— Сейчас я предупреждаю тебя не ради своих интересов, а прежде всего ради тебя самой, — объяснила Тупита.

— Но он же не позволил им убить меня, — пробормотала я.

— И Ты можешь назвать какую-нибудь разумную причину этого?

— Я не знаю, — ответила я.

— Зато её знаю я, — заявила Тупита.

— Тогда скажи мне, — попросила я.

— В его намерения входит убить тебя своими руками, — ошеломила меня она.

— Но этого не может быть! — прошептала я. — Уверена, Ты ошибаешься.

— Он принял от тебя воду? — уточнила женщина.

— Нет, — замотала я головой. — Он вылил её на землю.

— Разве Ты не обратила внимания, что он даже мимолётного взгляда не бросил на тебя, когда Ты танцевала? — поинтересовалась она. — Разве Ты не заметила, что он, единственный их всех, не использовал тебя?

— Почему он этого не сделал? — задала я давно мучивший меня вопрос.

— Он опасался, что может смягчиться или успокоиться, — объяснила она.

Я испуганно уставилась на неё.

— Именно поэтому он не хотел, чтобы тебя убили другие, — продолжила она, — потому что он намеривается сделать это сам.

Я чуть не упала в обморок.

— Но в данный момент он в цепях, — сказала женщина. — Я не думаю, что у тебя есть причины бояться его сейчас. Просто не попадайся ему руку.

Я кивнула. Меня била крупная дрожь.

— Честно говоря, я не понимаю, что такого Ты сделала с ним, — задумчиво проговорила она, — чем именно Ты так изменила его. Но он совершенно отличается от того Мируса, которого я знала в Брундизиуме.

— Да, — прошептала я, — если то, что Ты говоришь, правда, это можно понять.

— Я любила его в Брундизиуме, — призналась она, — но я не знала насколько, до тех пор, пока не разлучилась с ним.

— Мы — рабыни, — вздохнула я. — Нас могут купить или продать, взять или оставить наедине со своими потребностями, как того пожелают владельцы. Наши желания никого не волнуют, и никоим образом не зависят от нашей воли. Наши желания, наши чувства не имеют никакого значения.