Ради чужого отца никто не подаст перепелки.
Если почувствует жар Галлита бездетная или
100 Паций-богач, то таблички «за здравье» весь портик закроют;
Даже иной лицемер готов обещать гекатомбу.
Раз уж не видно слонов и нельзя их купить по соседству:
Этот не водится зверь на латинской земле и под нашим
Небом; его привезли, получив из страны чернокожих,
Он и пасется с тех пор в рутульских лесах, на полянах
Турна-царя, как Цезарев скот[371]; никому он из честных
Лиц никогда не послужит: ведь предки слонов Ганнибалу
Тирскому только служили, да нашим вождям, да Молоссу;
Предки рутульских слонов носили когорты на спинах,
110 Целый военный отряд или башни, идущие в битву.
Значит, не в Новии здесь, не в Пакувии-Гистре помеха,
Что к алтарям не влекут слоновую кость в приношенье
Ларам Галлиты как жертву, одну лишь достойную этих
Самых божеств — и ловцов их наследства достойную также.
Если позволишь заклать, так иной обречет тебе в жертву
Самых красивых рабов, самых крупных и телом дородных,
Либо он даже юнцам иль служанкам наложит повязки
Прямо, как жертве, на лоб, и, если есть дома невеста,
Там Ифигения, что ль, он отдаст алтарям и невесту,
120 Хоть бы не верил в подмен ее тайный трагической ланью.
Я земляка хвалю, предпочту завещанье неверной
Тысяче я кораблей, ибо если болящий избегнет
Смерти, то он уничтожит таблички, попавшись в ловушку
После заслуги такой изумительной, и, вероятно,
Сразу имущество все получит один лишь Пакувий:
Гордо он будет шагать, победивши соперников. Видишь,
Как исключительна польза — принесть Микенянку[372] в жертву.
Пусть же Пакувий живет хоть Несторов век, я согласен,
Пусть он богат, как Нерон с грабежей, пусть золота — горы,
Пусть, не любя никого, остается никем не любимым.
САТИРА ТРИНАДЦАТАЯ
Всякий дурной пример никогда не бывает по сердцу
Даже виновнику : он наказание сразу же терпит,
Сам осуждая себя, оправданья не видит, хотя бы
Претор пристрастно считал голоса из обманчивой урны.
Как полагаешь, Кальвин, рассуждают о новых злодействах,
О преступленье, о том, что попрана честность? Но ты ведь
Вовсе не нищий бедняк, чтобы средних размеров потеря
Тяжко легла на тебя: огорченья такие нередко
Видеть случается нам; это случай, повсюду известный,
10 Ставший обычным, одна из многих превратностей судеб.
Громкие жалобы прочь: не должна досада мужчины
Слишком его волновать и мучить хуже, чем рана.
Ты же выносишь едва и ничтожную самую долю
Малых, пустячных невзгод, и кипит и клокочет утроба
Вся у тебя потому, что приятель доверенных денег
Не отдает. Изумляться тебе ль, что несешь за плечами
Шесть десятков, тебе ль, что рожден в консулат Фонтея?
Разве тебе не принес ничего долголетний твой опыт?
Мудрость, которая нам наставленье несет в философских
20 Книгах, победу дает над судьбой, но счастливыми также
Мы полагаем и тех, кто, наученный жизнью, умеет
Жизни невзгоды сносить и ярма не старается сбросить.
Где такой праздничный день, в какой не поймали бы вора,
Не было бы вероломств, обманов, преступно добытой
Прибыли, — денег таких, что берутся мечом или ядом?
Много ли честных людей? Насчитаешь их меньше, чем входов
В Фивы с семью воротами иль устьев обильного Нила.
Время такое теперь, что похуже железного века;
Даже природа сама не нашла для преступного имя
30 И не смогла назвать по какому-нибудь из металлов.
Мы и к богам вопием и к людям взываем так громко,
Будто клиентов толпа выступление Фесидия хвалит
Ради подачки. Скажи, старичок (совсем ты ребенок),
Знаешь ты прелесть в деньгах чужих? Не видишь ты разве,
Что за насмешки в толпе вызывает твоя простоватость,
Ежели всем ты велишь свое слово держать и поверить
В то, что на всех алтарях обагренных и в храмах есть боги?
Некогда жили у нас так первые люди, доколе
Серп земледельца не взял, убегая, Сатурн, диадему
40 Снявший свою, и была еще девочкой малой Юнона,
Власти еще не имел в пещере Идейской Юпитер,
Пиршеств еще никаких не справляли живущие выше
Облак и кубка еще не давал илионский им мальчик
Иль Геркулеса жена[373]; Вулкан не хватался за нектар,
После липарских мехов не вытерши черные руки,
Каждый из древних богов у себя обедал, и столько
Не было их, как теперь; с божествами немногими небо
Легче давило тогда на несчастные плечи Атланта;
Жребий не выпал еще на глубинное скорбное царство,
50 Мрачную область Плутона с его сицилийской супругой[374];
Не было фурий, камней, колеса, ни коршуном черным
Казни: веселье теней не смущали цари преисподней.
Чести отсутствие странным казалось для этого века:
Было великим грехом, искупления смертью достойным,
Ежели пред стариком не встал бы юнец или мальчик
Пред бородатым любым, хотя бы и знал он, что дома
Больше плодов у него, желудевые кучи обширней:
Чтили тогда старшинство на четыре каких-нибудь года, —
Даже незрелый пушок с сединой равняли почтенной.
60 Нынче же, если твой друг признается в доверенных деньгах,
Ежели в старой мошне вернет он полностью деньги, —
Честность его — чудеса, что достойны этрусского свитка[375]
И очистительной жертвы овцой, венчанной цветами.
Только лишь я узнаю превосходного, честного мужа, —
Чудо такое равняю младенцу двутелому, рыбам
Дивным, найденным под плугом, иль самке мула жеребой;
Я беспокоюсь, как будто с дождем стали сыпаться камни
Или, как длинная гроздь, рой пчел опустился на крышу
Храма, как будто река потекла удивительным током
70 К морю и водоворот молока образует собою.
Горе твое, говоришь, что тебя нечестиво нагрели
На десять тысяч? А что, коль другой потерял двести тысяч,
Тайно ссуженные им? А третий — и большую сумму,
Что поместится едва в сундуке, до отказа набитом?
Так ведь легко и удобно презреть свидетелей вышних,
Лишь бы о том не узнал ни один из смертных. Посмотришь,
Как громогласно лжец отпирается, как он уверен:
Солнца лучами божится он твердо, тарпейским перуном,
Грозным Марса копьем, прорицателя киррского луком;
80 Он побожится стрелой и колчаном Охотницы-девы[376],
Даже трезубцем твоим, Нептун, Эгея родитель;
Лук Геркулеса он вспомнит, прибавит и дротик Минервы, —
Словом, все то, что хранят небеса в оружейной палате;
Если же он и отец, то: «Съесть мне бедную, скажет,
Голову сына, сварив ее в уксусе александрийском!»
Есть и такие, что все полагают случайностью судеб,
Верят, что движется мир без всякого кормчего, смену
Дней и годов оборот производит природа, — и, значит,
Тот или этот алтарь потревожат без всякого страха.
90 (Все же боится иной возмездья вослед преступленью.)
Этот верит в богов, но лжет и так рассуждает:
«Пусть с моим телом поступит Изида, как ей угодно,
Очи мои поразит своим систром[377] разгневанным, только б
Мне, хоть слепому, те деньги спасти, от которых отперся.
