«Что повелел я, то справедливо. Однакож кто мыслит,

190 Будто я в этом не прав, говори предо мной безопасно!»

   — О, да даруют же боги, властитель, тебе с кораблями,

Трою разрушив, обратно приплыть. Итак, мне вопросы

И возражения дозволены? — «Спрашивай! я дозволяю!»

   — Царь! за что же Аякс, сей герой, второй по Ахилле,

Столько раз греков спасавший, под небом тлеет открытым?

Или на радость Приама и Трои лишен погребенья

Тот, кем их юноши были могил лишены в их отчизне?

«Нет, а за то, что, напав на овец, восклицал он, что режет

Менелая, Улисса, меня!» — А когда ты в Авлиде

200 Дочь, как телицу, на жертву привел к алтарю и осыпал

Солью с мукою ей голову, был ли ты в здравом рассудке?

«Я? Почему?» — Но безумный Аякс перерезал лишь стадо,

А и супругу и сына он пощадил! Он проклятьем

Зла не сделал тебе; не напал на Улисса и Тевкра. —

«Я, чтобы ветер попутный судам от враждебного брега

Боги послали, хотел примирить их той жертвенной кровью». —

Чьею?.. своею, безумный! — «Своей, но совсем не безумный!»

   — Всякий безумен, кто, удаляясь от истины, ложно

Видит предметы и зла от добра отличить не умеет,

210 Гнев ли причиной тому, иль обманчивых чувств возмущенье.

Пусть был безумен Аякс, поражающий агнцев невинных;

Но не безумен ли был ты и сам, когда преступленье

Мыслил свершить, честолюбьем надменный и гордостью сердца?

Если б кто вздумал носить на покойных носилках овечку,

Шить ей, как дочери, платье и дать ожерелья, служанок,

Куколкой, девочкой ласково звать и готовить для брака,

Верно бы претор ему запретил управленье именьем,

Верно б его и имение отдал родным под опеку.

Как? неужели в уме тот, кто вместо безгласной овечки

220 В жертву приносит родимую дочь! Что ты скажешь на это?

Где безрассудность, там и безумие; кто же преступник,

Тот и безумец! Кто хрупким стеклом обольщается славы,

Верь мне, что тот оглушен и громами кровавой Беллоны[107]!

_____

Но рассмотрим теперь расточительность и Номентана.

Здравый рассудок тебе легко их безумство докажет.

Этот, как скоро талантов до тысячи схватит в наследство,

Тотчас объявит всем рыболовам и всем, продающим

Овощи, птиц и душистые мази, всей сволочи этой,

Всем шутам, мясникам, чтоб назавтра же утром явились.

230 Все прибегут! — Вот рабами торгующий речь начинает:

«Все, что ни есть у меня и у них, — все твое. Прикажи лишь,

Завтра иль нынче же все непременно доставлено будет!»

Слушай же, как благородно юный богач отвечает:

«Ты, — говорит он, — проводишь все ночи в снегах луканийских

С тем, чтоб доставить на стол мне тобою добытого вепря;

Ты, невзирая на бурное море, ловишь мне рыбу.

Я не тружусь, а пользуюсь всем, недостойный! Возьми же

Десять тысяч себе, и столько же ты! А тебе я

Втрое даю за жену: хоть в полночь позову, прибегает!»

240 Сын Эзопа[108] жемчужину, бывшую в ухе Метеллы[109],

В уксусе крепком велел распустить, чтобы, выпивши, разом

Проглотить миллион: не умнее, чем в воду закинуть!

Квинта же Аррия дети, двое известные братья,

Два близнеца по распутству, имели привычку в обеде

Каждый день блюдо иметь из одних соловьев! Неужели

Не сумасбродство и то? Чем отметить их: мелом иль углем[110]?

Если старик забавляется детской игрой в чет и нечет,

Или на палочке ездит верхом, или домики строит,

Или мышей запрягает в колясочку — он сумасшедший!

250 Ну, а если рассудок докажет тебе, что влюбленный

Больше ребенок, чем он? Что валяться в песке, как мальчишка,

Что в ногах у красавицы выть — не одно ли и то же?..

Можешь ли ты, например, поступить Полемону[111] подобно?

Бросишь ли признаки страсти, все эти запястья, подвязки,

Эти венки, как бросил их он, вином упоенный,

Только услышав случайно философа слово, который

В школе своей натощак проповедовал юношам мудрость!

Дай раздраженному мальчику яблоко: он не захочет.

«На, мой голубчик, возьми!» Не берет! Не давай: он попросит!

260 Так и влюбленный. Выгнанный вон, перед дверью любезной

Он рассуждает: войти или нет? А тотчас вошел бы,

Если б она не звала. «Сама, говорит, умоляет;

Лучше нейти и разом конец положить всем мученьям!

Выгнала, что же и звать! Не пойду, хоть проси с униженьем!»

Столь же разумный слуга между тем говорит господину:

«Что не подходит под правила мудрости или расчета,

То в равновесие как привести? В любви то и худо:

В ней то война, то последует мир. Но кто захотел бы

Сделать то постоянным, что переменно, как ветер

270 Или как случай, — это все то же, как если б он вздумал

Жить как безумный, и вместе по точным законам рассудка!»[112]

Как? когда ты, гадая, зернышки яблок бросаешь

И так рад, что попал в потолок, неужель ты в рассудке?..

Как? когда ты, беззубый, лепечешь в любви уверенья,

То умнее ль ребенка, который домики строит?

Вспомни и кровь и железо, которыми тушат сей пламень;

Вспомни Мария: он, заколовши несчастную Геллу,

Бросился сам со скалы и погиб; не безумец ли был он?

Если же это безумие ты назовешь преступленьем,

280 В сущности будет все то же, различие только в названье!

Вольноотпущенник некто, не евши и вымывши руки,

До свету бегал по всем перекресткам, где только есть храмы,

Громко крича: «Избавьте, о боги, меня вы от смерти!

Только меня одного! Всемогущие, это легко вам!»

Всем он здоров был, и слухом и зрением; но за рассудок,

При продаже его, господин бы не мог поручиться!

Эту всю сволочь Хрисипп в собратьи Менения числит.

«О Юпитер, от коего все: и болезнь и здоровье! —

Так молилася мать, у которой ребенок был болен: —

290 Если его исцелишь, обещаю, что завтра же утром,

Так как наутро свершаем мы пост в честь тебя, всемогущий,

В Тибр его окуну!» Что ж? если бы лекарь иль случай

И избавил его от болезни, то глупая матерь

Непременно б ему лихорадку опять возвратила!

Что тут причиной безумства? Причиной одно: суеверье!

_____

Так Стертиний, мой друг, осьмой меж семью мудрецами,

Дал мне оружие, дабы отныне никто не остался

Безнаказан, задевши меня! Кто мне скажет: «Безумец!» —

Тотчас ему я в ответ: «Оглянись, не висит ли что сзади!»

Гораций

300 Стоик! Да будешь ты, после банкротства, гораздо дороже

Новый товар продавать! Но коль много родов есть безумства,

То какое ж мое? А по мне... я здоров головою!

Дамасипп

Но неужели Агава[113], голову сына воткнувши,

Вместо звериной, на тирс, почитала себя сумасшедшей?

Гораций

Правда, пришлось уступить. Сознаюсь откровенно: глупец я!

Даже безумный подчас! Но скажи мне, однакож: какою

Я страдаю болезнью души? ..

Дамасипп

Во-первых, ты строишь!

То есть ты подражаешь людям высоким, а сам ты,

Ежели смерить твой рост, не выше двух пядей — и сам же

310 Ты насмехаешься Турбе, его и походке и виду

В бранном доспехе, какой совершенно ему не по росту.

Меньше ль смешон ты, когда с Меценатом равняться желаешь?

Где же тебе, столь несходному с ним, в чем-нибудь состязаться?

Раз лягушонка теленок ногой раздавил: ускользнувши,