- Кольца…- изумленно прошептал Григорий.- Смотрите, кольца… брошки… серьги… ну, право, целый ювелирный магазин!..

Голос лейтенанта стал строгим:

- Григорий, у нас нет времени… Где Макарыч и девочка?.. Тут промедление непростительно, пошли!

Гриша еще успел сгрести с досок в изорванную сумку горку безделушек, а на те, что просыпались наземь и в щели, махнул рукой.

Лейтенант шагал широко и уверенно, Емелька едва поспевал за ним, неся брезентовую сумку с камешками. Григорий, замыкающий цепочку, скользил совсем неслышно, точно и не касаясь ногами сухого, ломкого суглинка.

В самом конце штрека, где лунное сияние пересиливало подземную темь, их встретил Трифон.

- Вокруг ни души,- доложил он, облегченно вздохнув.- Только грызутся меж собою да воют полуволки.

Емелька поразился виду приятеля: на черном лице Костика лишь блестели зубы да белки глаз.

- Ты что же это, Костик… угольной пылью умывался?

Костик смутился:

- Нет, я по нишам… по забутам лазил.

Удивился и Василий Иванович:

- Зачем?

Костя опустил голову:

- Мне все время голос Кудряшки слышался. Вот и сейчас…

Лейтенант вскинул руку, и все пятеро затаили дыхание.

Снизу, из серой гущи кустарников, донеслось рычание, потом пронзительный визг, и все затихло, лишь сторонний шорох ветра шелестел.

- Понятно,- сказал Василий Иванович.- Это у тебя шибко работало воображение. А по забутам больше не лазить. Очень опасно. Там ведь нет крепления: полезешь - и не вернешься… Усек?

- Угу,- промычал Костик, глотая слезы.- Но… голос Кудряшки все же доносился…

Лейтенант взял у Емельки сумку с камешками и передал Трифону:

- Ты посильнее, Триша. Пошли.

После того, как через хуторок Сухой Колодец прокатился фронт, оставляя за собой руины и пожарища, и Пивень остался один-одинешенек среди развалин, Аким Назарыч шумно радовался любому гостю.

Шустрый незнакомец средних лет. в старой шинелишке, вязаной шапчонке и стоптанных башмаках появился на хуторе чуть свет и сразу же направился к Сухому колодцу. Аким Назарыч имел привычку вставать со вторыми петухами. Правда, петухов у него теперь не было, но привычка осталась. И, заметив незнакомца, он радушно пригласил его в свою мазанку.

Незнакомец был плотен, коренаст, с движениями рассчитанными и уверенными, с быстрым и цепким взглядом в упор, с привычкой осторожно озираться. Прежде чем присесть к ящику, который в мазанке заменял столик, гость задержался у порожка, что-то перекладывая из кармана в карман, а когда сбросил шинелишку, на его поношенной гимнастерке блеснули орден Красной Звезды и медаль «За отвагу».

- Э, да ты, солдат, как вижу, геройский,- облегченно заметил хозяин.- Садись и угощайся, чай сейчас поспеет, а пока отведай солдатских даров… Правда, сначала ты не очень-то мне приглянулся: есть у тебя во взгляде вроде бы колючка. Ну, да люди не сразу узнаются. Неспроста в народе говорят: не узнавай друга в три дня, узнавай в три года.

Гость с интересом осматривал коробку португальских сардин.

- Откуда у тебя, дед, такое? Это же, пожалуй, из генеральской кладовой?..

Аким Назарыч улыбнулся одними глазами:

- Нашему солдату что рядовой фашист, что генерал: за шкирку и но шее! Касательно консервов, сыра, шоколада - штуки пользительные, пригодились.

Гость откинул голову и коротко хохотнул. Смех прозвучал неестественно, будто сдавленный. Намазывая маслом ломоть хлеба, он мимолетно спросил:

- Слышал, тут у вас какие-то работы начинаются?

- Да, вроде бы,- неопределенно ответил дед.- Вон сколько горя фашист принес: камня на камне не осталось. Если ищешь работу - оставайся.

С аппетитом жуя бутерброд, гость все поглядывал на солдатские дары, сложенные на полке у степы.

- А что ж, и остался бы. Да жить-то где? Говорят, работы с колодца начнутся? А зачем тот колодец, если он сухой?

Дедушка Пивень снял с печурки котелок, налил гостю в жестяную кружку чаю:

- Зачем да почему - это начальству виднее, а ты для начала сказал бы, голубь, кто, откуда, куда?

Гость ожегся чаем, осторожно отставил кружку.

- Ну, дедуля… Ты, может, из милиции? Или без всякого уважения к моим боевым заслугам? Я трижды под Сватовом ранен и два месяца в госпитале провалялся. Уволен подчистую, инвалид. А ты сразу с допросами…

- И вовсе не с допросами,- пожал плечами Пивепь.- У нас всегда было принято расспрашивать гостя о его путях-дорогах…

Гость покивал головой, объяснил:

- А зашел я, дедуля, на хуторок не случайно… Хочется узнать об одном человеке… Крепко дружили мы с ним, да то ли куда-то уехал он, то ли погиб… Может, слышал, дед, про Васильева?.. Геолог Васильев Иннокентий? В этих местах он когда-то работы вел…

- Иннокентий Федотыч?.. Как же, знал его. Пусть земля ему будет пухом…

Гость мучительно покривился:

- Значит, молва не солгала. А мне все не верилось. Брел наудачу: а вдруг кто-то знает и скажет, что Иннокентьюшка жив…- Он помолчал, задумавшись, и вдруг спросил: - А что Иннокентий спрятал в этом вашем колодце? Свою находку?..

- И добрый струмент,- добавил дедушка Пивень.

- Молоточек с длинной ручкой, лопату, кирку?..

Аким Назарыч согласно кивал головой:

- Струмент был в добротный брезент завернут бечевой перетянут вдоль и поперек.

- А находка?..

- Стало быть, шкатулка? - уточнил дед.- И она со струментом.

- Ты видел ее, дедуга… находку? Велик он, тот черный камень?

Хозяин неторопливо убирал с ящика остатки завтрака.

- Не ведаю,- молвил безразлично.- Васильев с камнями все время возился.

Гость опять болезненно покривился и устало повел рукой:

- Мне тоже они, эти камни, дедуля, без интересу. Что взял бы я на память, так это молоточек Васильева. Помню, как он, бывало, камень с земли поднимет, или голыш, или плитняк,- и молоточком цок-цок… цок-цок… А потом этак внимательно разлом осматривает. Малая вещица - молоток, а память была бы дорогая…

Дедушке Пивню пришлись эти слова по душе, и он тепло подумал о госте: сначала показалось - вроде бы колюч, а присмотреться, прислушаться - добрая струнка жива.

- Это я понимаю,- сказал Аким Назарыч, подбрасывая в печурку щепок и жмурясь от близкого огня.- Память - это свято. Ладно, очистим колодец, возьмешь себе тот молоток.

Гость не успел ответить, лишь криво усмехнулся, как у мазанки послышались голоса и кто-то постучал в дверцу.

- А входи запросто, любезный,- живо откликнулся Аким Назарыч.- Ко времени гость не в убыток!..

Дверь приоткрылась, и крепыш-майор заглянул в мазанку. Он широко и весело улыбнулся, и на лице его отчетливо проступил бурый рубленый шрам от переносицы до виска.

Пивень засуетился, приглашая гостя к столу. Офицер козырнул Акиму Назарычу, подал руку:

- Гвардии майор Прохор Пташкин. Прибыл по просьбе товарища Верзина…

- Вы насчет колодца? Сапер? - уточнил Пивень, но майор не ответил - внимательно изучал гостя.

Лицо Пташкина стало суровым, он потребовал коротко:

- Документы!

Недовольно кривясь, гость расстегнул карман гимнастерки.

- Справка из госпиталя. Больше ничего нету. Я рядовой Сергей Мишин. Ранен под Сватовом… Да и какие у солдата документы, кроме боевого номерка?..

Он подал майору потертую бумажку, и тот развернул ее, прочел, еще раз внимательно взглянул на гостя:

- Здесь сказано, что ваши документы пересланы из госпиталя в Трудовской военкомат. Что ж, подождите два-три дня, в тот край пойдет моя полуторка, она и довезет вас до Ясиноватой. До Трудовских рудников оттуда - рукой подать…

Солдат принялся горячо благодарить, но майор остановил его недовольным жестом:

- Не стоит благодарности. Помогать раненым фронтовикам - святой долг…

- Вы говорите, машину придется ждать два-три дня; так разрешите помогать вашим солдатам,- попросил Мишин.- Картошку там чистить, дрова колоть или еще что-нибудь… Чтоб не стыдно было кусок хлеба принимать.