Августовские вечера быстротечны, и время дружного ужина пронеслось, как одна минута. Пожалуй, прав был Василий Иванович насчет богатырской силы, скрытой в кулеше: Верзин попросил помочь ему встать, придвинулся ближе к костру. Лейтенант не забыл прерванного разговора с геологом и, едва парень в тельняшке убрал котел, напомнил:

- Так, значит, Степаныч, про алмазы… Вы остановились на том, будто за самыми крупными из них непременно тянутся следы крови…

Анка шикнула на вертлявого Костю, шепотом приказала:

- Слушай.

Задумчиво глядя в огонь, где в грудах жара, будто в знойной дали, возникали ущелья, утесы, скалы, Верзин продолжил:

- Мы можем перечислить самые знаменитые бриллианты. Вот, например, «Орлов». Сейчас он - музейный экспонат, а во времена царей украшал русский скипетр. Вы знаете, что это за штуковина? Это красивая палка, или жезл, украшенный резьбой и драгоценными камнями. Та палка не просто дорогая, но еще и символическая: она была знаком царской власти. Ну, камень «Орлов», похожий на розу, и сделали набалдашником той дорогой палки.

Анка мучилась любопытством, ей не терпелось с вопросами, и она, робея, тоненьким голоском спросила:

- Где же тот камушек нашли?

Верзин качнул головой и улыбнулся:

- Камушек!.. За тот камушек граф Орлов уплатил четыреста пятьдесят тысяч рублей золотом. Зачем он это сделал? А чтобы преподнести подарок царице Екатерине. Вы только подумайте, друзья, сколько школ и больниц можно было бы построить в России на те деньги! Крепостные русские крестьяне умирали от голода и болезней. Емельян Пугачев и Степан Разин поднимали голодных на восстания против богачей, царские служаки казнили повстанцев на берегах Волги, тяжко стонала вся Россия, а любимчик царицы Орлов отсчитывал сотни тысяч рублей народных денег за бриллиант для царицы.

В овражке было сумеречно и тихо, люди у костра молчали, только вспыхивали и потрескивали, сгорая, тонкие ветки, да где-то в синеве ночи покрикивала птица козодой.

- Впрочем,- заметил Михей Степанович, взглянув на Анку, притихшую у огня,- твой вопрос, девонька, вполне уместен. Откуда он объявился, тот необычный камень? Биография у него оказалась длинная и очень богатая. Когда-то в одном из храмов Индии он был глазом бога Брахмы. Тот бог изображался трехликим и четвероруким: в религии индуизма он почитался создателем Вселенной и всех живых существ, то есть одним из наивысших богов. Но какой-то безвестный вор с могущественным богом не посчитался: выковырял у него обыкновенным ножиком драгоценный глаз и унес!

Антоша подложил в огонь пару сухих палок и обронил насмешливо:

- Бог-то был каменный, потому и не почувствовал.

- А потом тот драгоценный «глаз»,- продолжил Верзин, пропустив мимо ушей шутку морячка,- оказался у некоего Надир-шаха… Ну, скажу вам, фигура! Начал с того, что стал атаманом шайки, грабил на караванных путях купцов. Убил своего дядю, начальника крепости Келат, и захватил крепость. Затем обманом, подкупом, убийствами пробрался к власти. Опасаясь наследника, своего сына, приказал ослепить его. Воевал с Турцией, Арменией, Грузией, Индией - казнил без разбору тысячи и тысячи людей, и в конце концов, сам был убит одним из своих приближенных… Фигура!

- Босяк! - сказала Анка и отвернулась.

- Фашист,- подтвердил Костик.- Фашист и босяк - они рядышком.

- А что же камень? - нетерпеливо спросил Василий Иванович.

Михей Степанович понимающе кивнул ему:

- Пословица гласит: не торопись прерывать, торопись слушать. У «камушка» начались новые приключения. Вот если бы он мог о них рассказать! Известно, что после убийства Надир-шаха «глаз» был украден каким-то французским солдатом-гренадером. Тот продал его за бесценок на базаре в Бомбее. Из Индии камень перекочевал в Европу. Там его и сграбастал Орлов… Но не подумайте, друзья, что он сграбастал самый крупный в мире бриллиант. Есть камни и покрупнее и подороже. Могу назвать их имена.- И он усмехнулся Костику, который все еще не вспомнил, что нужно бы закрыть рот. - Запоминай, вихрастый, если интересно. Итак, «Великий Могол», «Звезда Юга», «Регент», «Флорентийский», «Кохинур», «Санси», «Полярная Звезда», «Шах»… Особенно этот камень запомни - «Шах», он кровью нашего прекрасного писателя омыт - Александра Грибоедова.

Анка привстала у огня на колени:

- Кровью?

- Да, девочка, кровью,- подтвердил и Мороз.- История давняя - тысяча восемьсот двадцать девятый год, но такие раны не заживают. В иранской столице Тегеране темная, обманутая английскими агентами толпа растерзала русского дипломата и писателя Александра Сергеевича Грибоедова. А потом как плату за жизнь великого человека царь принял от иранского правительства бриллиант «Шах»…

Айка вскинула руки растерянно:

- Да разве такое можно… плата за жизнь?

Пока дедушка Митрофан осматривал Емельку и, опустившись на колено, прислонясь ухом к его груди, вслушивался в четкое, размеренное биение сердца, человек на противоположном берегу реки наблюдал за действиями старика. Еще несколько минут назад он спешил к реке: сбросил на ходу пиджак, торопливо расстегнул поясной ремень, видимо, собираясь раздеться и одолеть брод. Не спуская взгляда с Емельки, неизвестный уже было принялся снимать сорочку, но тут из зеленой гущи камышей появился высокий и нескладный старец с удочками на плече, и человек метнулся с открытого берега в заросли верболоза, стал наблюдать из своего укрытия за мальчишкой и стариком.

Это был тот неизвестный, которого Емелька увидел в заброшенном штреке старой шахты. Появление старика сначала привело его в растерянность: он спрятался за зеленым оперением верболоза. Но тут же, спохватившись, кинулся по крутому откосу вверх, пересек железную дорогу, перепрыгнул кювет и канул в непролазные сплетения крутояров.

Если бы дедушка Митрофан не был так занят Емелькой и хотя бы взглянул на правый берег (а речка Донец здесь узка, и берег от берега близко), он увидел бы того человека и подивился бы той прыти, с какой неизвестный бросился прочь от реки…

Наконец-то Емелька открыл глаза, тяжело перевел дыхание и спросил растерянно, с ноткой надежды:

- Где Гнедой?.. Куда забежал?.. Нашли?..

Дед Митрофан повел седыми лохматыми бровями:

- Очнулся? Ну и молодец! Так что же с тобой приключилось?

Емелька, вздрагивая, часто заморгал глазами.

- Может, я испугался? Наверное… Да и как не испугаться, деда, если прямо передо мной человек объявился, словно из-под земли? А чуток попозже, когда я спустился вниз по крутояру, он швырял в меня камнями. Зачем? Что я ему сделал? Кто он, это подземный человек?..

Дед озабоченно пожевал губами, сказал с сомнением:

- Да было ли такое? А если тот человек подземный только причудился тебе? Ладно, не оправдывайся. Вижу, ты действительно испугался. Сейчас мы возьмем лодчонку,- вон она причалена в камышах,- и я доставлю тебя в нашу хижину. Лодчонка, правда, чужая, обходчику дороги Терентьевичу принадлежит, но мы с ним в приятелях - не обидится. Напою тебя липовым отваром, хорошенько отоспишься - вот оно и пройдет.

Емелька стал горячиться:

- Дедушка Митрофан, ты не веришь мне? Не веришь, что Гнедой оборвал повод и куда-то умчался? Но вот, смотри-ка, уздечка - она с него, с Гнедого! Там, в кустах на крутоярах, стая одичалых собак с волками. Их-то, как видно, конь и испугался. И другим надо бы заказать, чтобы без ружья ни шагу на крутояры!

Дед слушал, посмеиваясь, то кладя ладонь на лоб Емельке, то прощупывая запястье, но рваную уздечку осмотрел внимательно и бросил в лодку.

Предвечерье было безветренное, и от речного простора тянуло влажной прохладой. Если бы не страхи, пережитые у пещеры, Емеля с наслаждением окунулся бы прямо с борта в эту ясную и манящую речную глубину. К тому же было обидно, что дедушка Митрофан, и рассудительный, и дотошный, с недоверием отнесся ко всему, что он второпях рассказал ему.