Падая, Митька расслышал, как над ним просвистели еще две пули. Он вовремя упал: промедлил бы хоть мгновение - и все. Но командир полковой конной разведки Ветерок пережил на фронте немало критических минут и знал, как важно сохранять самообладание. Наверное, бандит поверил, что не промахнулся: он наклонился и подхватил с земли упущенный повод уздечки.

Митька мигом вскочил на ноги, и «черный змей» взвился в воздух вторично. До чего же сильным оказалось это древнее оружие, которым в былые времена пастухи отбивались от волков: гибкий конец ремня захлестнул шею налетчика, и тот неловко скособочился, припал на колено…

Теперь бы Митьке не утратить мгновения, запустить «черного змея» в третий раз, но как раз этой секунды ему и не хватило. Бандит был расторопен и вынослив, к тому же он понял, что другого оружия, кроме арапника, конник не имел. Ошпаренный, будто кипятком, округлым концом ремня, с лицом, перечеркнутым багровой полоской, он все же устоял на подогнутых ногах и, но прежнему скаля зубы, уверенно поднял пистолет.

Почему он скалится? Наверное, уверен, что этот злобный оскал испугает противника?..

А черная точка дула сначала отклонилась в сторону, как бы ощупывая Митькину фигуру, потом замерла неподвижно, и бывалый разведчик Дмитрий Ветерок понял: больше бандит не промахнется…

На железнодорожном перегоне у реки путевые рабочие заменяли старые шпалы. Их было четверо, и они катили перед собой по рельсам тележку, груженную новыми шпалами и инструментом. Там, где нужна была замена, они останавливали тележку и принимались за работу. Машинисты поездов, которые следовали этим маршрутом, были заранее предупреждены и, завидя ремонтников, сбавляли скорость. Рабочие дружно и быстро сбрасывали шпалы на откос и снимали с пути тележку. Поезд проходил, и работы опять возобновлялись. Казалось, им не будет конца, ведь захватчики, отступая из Донбасса, взрывали мосты и вокзалы, водокачки и пакгаузы, даже стыки рельсов.

Когда Василий Иванович вынес из подвала Макарыча, осторожно опустил на горку битого кирпича и, как будто ища подмоги, оглянулся по сторонам, он расслышал размеренный звон металла. Прислушался и догадался: ремонтируют пути! Это смекнул и Емелька и, не ожидая распоряжения начальника, метнулся к насыпи, с разбега взлетел на ее гребень. И тут услышал веселый голос:

- Гляньте-ка на пацана!.. С неба свалился, что ли?..

Четверо рабочих в стеганках и ушанках, в добротных кирзовых сапогах и брезентовых рукавицах стояли у тележки и с интересом разглядывали Емельку. А тот никак не мог перевести дух:

- Снимайте… с дороги… тележку… и быстро вниз, в Гнездышко… Вас ждет начальник товарищ Бочка… С ним двое потерпевших… Пошли!

Ремонтники переглянулись:

- Не шутишь?..

- Да ведь беда случилась…- в отчаянии выкрикнул парнишка.- Большая беда!..

Через двадцать минут гремучая железная тележка подкатила к вокзалу, и крепкие парни внесли на руках в медпункт Макарыча и Анку. Второпях какой-то силач подхватил на руки и Емельку, но Старшой так рванулся в сторону, что чуть не выбил из рук Василия Ивановича невесть откуда взявшийся помятый ржавый чайник.

- Держи,- сказал Бочка, передавая чайник Емельке.- Да смотри не расплескай, проверим, что за чаек…

Емельян понял:

- Может быть, зелье какое-то?..

Лейтенант кивнул и тоже прошел в медпункт. Старшой последовал за ним. Чайник они тотчас же передали строгому очкастому доктору в белом халате.

Макарыча Емеля здесь не заметил, наверное, старика перенесли в другую комнату, а девочка лежала на узком топчане, и се шелковистые белые кудри струились с подушки, словно ручейки. Почти с испугом Старшой подумал: какая же Анка маленькая!.. Он хотел было поправить ее кудряшки, но пожилая женщина, тоже в белом халате, как и доктор, мягко отстранила его, и Емеля успел заметить: в руке той женщины резко блеснул стеклом и металлом шприц.

Стоя за приоткрытой дверью, Емельян услышал разговор. Василий Иванович спрашивал, не скрывая тревоги:

- Они будут жить?

- Надеюсь,- ответил доктор.

- Все-таки, что с ними?..

- Похоже на отравление…

- Значит… яд?

- Большая доза снотворного,- сказал доктор,- тоже убивает, как и яд.

«И что за чудище этот доктор,- думал, кусая губы, Емеля,- произносит такие слова с непостижимым спокойствием…»

Казалось, прошла вечность, пока наконец дверь широко распахнулась, и, закрывая собой весь проем, Василий Иванович оттеснил Емельку:

- Так что, Старшой, наши дела пошли на поправку. Дыхание у Анки уже не прерывистое, ровное. Да и старикан молодчина, глаза открыл…- Рыжие пики усов начальника снова торчали вверх, а глаза смеялись. Он мягко потрепал парнишку по плечу: - Ступай-ка, товарищ помощник, к Костику. Наверное, бедняга, места не находит. А явятся Трифон и Григорий - пусть подождут, скоро буду.

От вокзала до старого домика на берегу для Емельки - пять минут пути. На этот раз ему хватило и трех минут. Едва он поднялся по знакомому крылечку и открыл дверь, как Костик повис у него на шее:

- Где были?.. Почему не разбудили меня?..

В двух шагах от печки, над большой миской, поставленной на табурет, мылся раздетый до пояса Триша. А поливал ему из большой кастрюли Григорий.

- Отчитывайся, товарищ Емельян,- улыбнулся ему сквозь мыльную пену Трифон.- Где это вы пропадали с начальником?

Пожалуй, впервые в жизни Емелька почувствовал себя таким значительным участником большого события. Поэтому нарочно помедлил, попросил важно:

- Плесни-ка и мне водицы, товарищ Гриша.

Пока он старательно мыл руки и умывался, трое напряженно ждали. Он понимал это, но таков уж бесенок самолюбия, что заставил Старшого после умывания еще и выдержать паузу.

- А дела такие,- причесываясь перед осколком зеркальца, сказал он,- что мы, то есть Василий Иваныч и я, нашли-таки Макарыча и Анку. Сейчас они находятся на вокзале на попечении врачей.

Что тут началось в светлице! Гриша, подпрыгнув, толкнул коленом миску, и вода выплеснулась на пол.

Триша затряс мокрой головой и, рассеивая брызги, принялся выбивать чечетку; Костик так пронзительно засвистел, что в окнах задрожали стекла. И лишь один Емелька, сложив на груди руки, скромно стоял в сторонке, молча наслаждаясь этой минутой дружной радости.

К тому часу, когда прибыл Василий Иванович, все четверо были умыты и причесаны, в начищенной обуви. Лейтенант, вопреки ожиданиям, не сиял от радости, наоборот - был озабочен и строг.

- Емельян уже рассказал вам,- хмуро сказал он,- где были найдены Макарыч и Анка. У них отравление сильной дозой снотворного. Тот гнусный разбойник, за-точивший пленников в сыром подвале, в чайник с водой подсыпал снотворного… Девочка все еще крепко спит, а Макарыч бредит… Речь сбивчивая, путаная. Я разобрал лишь несколько слов: Сухой Колодец… черный алмаз… Васильев… Но, между тем, картина вполне ясна: мы должны переправиться на левый берег и поспешить на хутор Сухой Колодец…

- Возьми, товарищ начальник, вот это…- сказал Трифон и протянул руку. На его раскрытой ладони заблестел округлый серебристый фонарик.- Да, с этой дареной штучкой вы спускались, товарищ начальник, в шурф. Ночью мы с Григорием повторили ваш маршрут. Скажу откровенно, это было не просто… Фонарик мы разобрали и удалили взрывное устройство. Теперь он неплохо светит и… не взорвется.

Лейтенант взвесил на руке серебряную вещицу, упрекнул мягко:

- Стоило рисковать?

Трифон возразил:

- Полагаю, товарищ начальник, стоило. Преступник предстанет перед народным судом, а этот фонарик - вещественное доказательство.

Лейтенант задумался.

- Преступника еще нужно задержать… Редкостный оборотень! Актеришка. Все время играет роль с переодеванием, с париками, с гримом. А теперь, надеюсь, доиграл-ся.- Он взглянул на Трифона: - Вам, дружище, придется остаться здесь. Будете навещать Макарыча и девочку. Если все в порядке - возьмете их сюда… Всем остальным - в путь!