- Здорово! - засмеялась Анка.- Молодец, щука!

Поленца уже догорали, и хозяин придвинул свою табуретку поближе к печи.

- Сейчас вы узнаете, чем все кончилось. То есть как так получилось, что мой дед Башлык превратился в Шашлыка. После того, как щуке удалось спастись бегством, десятский со звучной фамилией Барабан объявил Елизария арестованным и привел в казенный дом, где сам чинил допросы. Тут Барабан вызвал старичка-писаря и спросил: «Бумага есть еще? Чернила остались? Садись и пиши протокол допроса задержанного преступника». Теперь Елизарию пришлось вынуть изо рта кольцо: «Разве это преступление - поймать щуку? Десятский ударил кулаком по столу: «Ты оскорбил мой мундир, когда свалил меня на землю».- «Извините,- сказал досушка Елизарий,- вы сами изволили прилечь на травку». Барабан заскрипел зубами: «А что ты, хитрованец, вынул сейчас изо рта?» - «Подарок от рыбки,- сказал Елизарий.- Это кольцо она носила». Десятский схватил с ладони деда кольцо: «Врешь, сиволапый! Как рыба могла носить кольцо, если у нее нету ни одного пальца?» - «На это найдутся свидетели,- пожал плечами дед.- Кто-то к жабре пристегнул, вот и носила. А кто эту шалость придумал - не ведаю». Десятский внимательно рассматривал кольцо: «А знаешь, простофиля, что тут, на кольце, написано? «Царь Петр. Азов. 96». Только подумать: царскую вещь пытался утаить! Теперь тебе не поздоровится. Ладно, отвечай на вопросы. Имя и фамилия? Что? Шашлык?.. В первый раз такую фамилию слышу». Елизарий поправил: «Извиняюсь, но правильно будет Башлык». Тут вмешался старичок-писарь: «И какая разница? Исправлять заглавную букву - вид протокола испортить». Десятский махнул рукой: «Не велика персона: пускай остается, как написано. Утаенное Елизарием Шашлыком кольцо отобрать и отправить господину становому приставу. За непокорство же и суесловие назначить тому Елизарию Шашлыку десять суток отсидки на хлебе и воде и для острастки две дюжины шомполов прилюдно…»

Анка тихонько всхлипнула:

- Бедный дедушка Елизарий…

Емелька не скрыл огорчения:

- Ну, Барабан, пройдоха, зажулил кольцо!

Костя задумчиво спросил:

- А что это такое… становой пристав?

Анка поспешила объяснить:

- Да разве не понятно? Такой же барабан, только повыше чином.

Удивленный дед Митрофан одобрительно кивнул:

- Уважаю смышленых. И верно: становой был такой же барабан, но настолько высокий начальник, что все десятские перед ним дрожали. Ты ошибаешься, Емеля, насчет кольца: десятский побоялся его прикарманить. Доставленное в уездный город Бахмут, который ныне Артемовском называется, оно было показано проезжему ученому, и тот, говорят, заплясал от радости: «Какая находка! Что за диво дивное! Это же целая страница истории!» Вполне возможно, доказывал ученый, что сам Петр Великий держал то кольцо в руках.

Дед Митрофан вскочил с табуретки и, возбужденный, прошелся по комнатке из угла в угол.

- Вы что-нибудь поняли, ребята? Вспомните, что было насечено на кольце? - «Царь Петр. Азов. 96». Так вот, в том далеком тысяча шестьсот девяносто шестом году Петр Великий привел русское войско к Азову, штурмом взял крепость, и Русь утвердилась на Азовском море… А рыбы в Азовском море, как и в Дону, водилось в ту пору видимо-невидимо, и, наверное, наслышанный о редком щучьем долголетье, царь Петр приказал окольцевать несколько щук и отпустить, чтобы потомки при случае проверили, куда заплывают эти хищницы и сколько могут прожить.

Он опять зашагал из угла в угол, почему-то волнуясь, быть может, переживая за своего предка Елизария, и, чтобы отвлечь его от грустных мыслей, Анка тихонько попросила:

- Расскажите, дедушка, еще что-нибудь.

Макарыч резко остановился, лохматые брови нахмурились.

- Как это… «что-нибудь»? - спросил он строго.- Разве я вам рассказываю «что-нибудь»? То, что вы слышали здесь от меня,- истинная правда: я сам ее проверил по документу в уездном судебном архиве.- Он вскинул к уху руку, прислушался: - Вроде бы кто-то прошел у окна?.

- То ветер прошумел,- сказал Емелька.

Дед все еще прислушивался.

- Значит, показалось? Мне, голуби, уже не первый раз такое чудится: словно бы кто-то идет за мной вослед И не просто идет - крадется. Оглянусь - никого нету

Пока Емелька и Костик стелили на полу старенькое одеяло, укладывали в изголовье потрепанную дедову поддевку, Анка отыскала веник, смочила его водой, подмела у печки, потом передвинула к стене скамью. Передвигая скамью, она случайно глянула в черное ночное окно и отшатнулась. Из тьмы, почти касаясь лбом и носом стекла, на нее смотрело неподвижное лицо. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не закричать с испугу (а у них в тройке даже малейшая робость презиралась), Анка заставила себя приблизиться к окну. Когда, пересиливая страх, она почти приникла к стеклу, неподвижное небритое лицо отдалилось.

- Я узнала тебя! - закричала Анка.- Узнала… «Ти-ти-ти»!

Емелька и Костик подхватили ее под руки и оттащили от окна. Она попыталась вырваться, но ребята держали крепко, а дед Митрофан поднес ей стакан воды.

- Успокойся, кудряшка,- просил он тихо и ласково.- Эх, зря мы сегодня про старую щуку говорили. Про нее нельзя на ночь говорить.

- Я видела его,- упрямо сказала Анка.- Видела!

Еще когда укладывались спать и, гася лампу, Макарыч пожелал им спокойной ночи, Емелька знал, что эта ночь не будет для него спокойной. Все же он постарался уснуть: ворочался с боку на бок, потом считал до пятидесяти, до ста,- однако сон окончательно покинул его. Бес-шумно добравшись до двери, Емелька осторожно снял крючок, прикрыл за собой дверь, присел на крылечке.

Ночь плыла тихая, лунная, в смутной россыпи звезд, а контур ясеня на противоположном берегу, обведенный густой каемкой света, был похож на малое серебряное облако. Емелька прерывисто вздохнул: сколько раз он смотрел на эту речку, на деревья, на отмели и кручи, на стены камышей, и ничего особенного не примечал, но теперь, когда светила полная луна, весь мир как будто переменился.

Емелька стал прислушиваться к ночным шорохам. Вот как будто послышался шепот - это неподалеку от крылечка зашумел молодой тополек. Было полное безветрие, но тополек почему-то взволновался. «Странно,- подумал Старшой.- Может, и у тополька свои тревоги?»

- Почему же мне не спится? - произнес он негромко вслух.- Скоро зорька…

«Я тоже не сплю,- прошумел тополек.- Не могу уснуть, разные мысли покоя не дают…»

Емелька оглянулся по сторонам: он отчетливо уловил голос. Или это ему причудилось в такую серебряную ночь? Нет, он расслышал сдержанное дыхание, и вот уже Костик усаживается рядом на ступеньку.

- Ты с кем-то разговаривал?

Емелька тихонько засмеялся:

- С тополем. Но вот что здорово, Костик: ты всегда чувствуешь, когда нужно прийти. Понимаешь, какая-то тревога на душе… Отчего? В этом старом доме, Ко-Ко, не все в порядке.

- Ты думаешь, Анка и вправду кого-то заметила за окном?

- Одно скажу: раньше ей никакие страхи не мерещились.

- Я про того контуженого Тита думаю,- помолчав, прошептал Костя.- Если он псих, как же его дед Митрофан не опасается? Я слышал, что такие, как Тит, за любые, даже самые худые, дела не отвечают. Псих может и пожар устроить, и окна побить, и кого-нибудь ни за что ни про что обидеть, а в суд его не поведут - в больницу отправят.

Емелька поежился:

- Страхи нагоняешь? Или забыл наше правило: смелости учись у разведчика, осторожности - у сапера?

Костик словно бы и не слышал:

- А вспомни, как Тит плавает?

- Ну, значит, еще до контузии научился и не забыл. Да этого бедолагу тут все вокруг знают. Он, говорят, смирнее кролика.

Костя едва не прыснул от смеха:

- Ничего себе кролик!

Емелька вздрогнул, схватил приятеля повыше локтя и крепко сжал:

- Смотри на реку. Кто это?..