Рейнбо задумчиво смотрел на дверь, которая только что захлопнулась за Гидеоном.
– Торн, на тебя это совсем не похоже! Так наследить в своей интрижке.
Торн поморщился, потирая ушибленный живот. Друг прав. Он почувствовал, что его размеренная жизнь летит под откос, и был настолько зол, что в тот момент винил во всем брата и мисс Лидалл.
– И это глубокомысленное заключение я слышу из уст принца, у которого нет ни подданных, ни страны, – ответил Торн, не обращая внимания на возмущенные возгласы Шанса и Сент-Лиона. – Займитесь своими делами, ваше величество. Не лезьте в мои.
Оливия, не в силах заснуть, мерила шагами спальню.
Она никогда не видела отца настолько разозленным. И винила во всем себя. Если бы сегодня вечером она осталась дома! Но она так боялась возвращения Торна, что рискнула принять приглашение леди Арабеллы. В конечном итоге все опять свелось к графу и она оказалась в его объятиях. Оливия сама позволила ему прикоснуться к ее интимным местам. Это было так восхитительно и постыдно, но в глубине души она хотела, чтобы Торн повторил это.
Однако ей хватало благоразумия, чтобы не допустить подобной дерзости и близости с ним. После того как отец застал ее в недвусмысленных объятиях графа, он, вероятнее всего, велит Кемпторну держаться от нее подальше. И это в лучшем случае. Умом она это понимала, но сердцем принять не хотела.
«Возможно, мне придется держаться подальше и от леди Фелстед, и остальных членов семьи».
В порыве гнева отец может прийти к выводу, что Нитервуды плохо влияют на его дочь. Сердце Оливии сжалось при мысли о том, что она может больше никогда не приехать в Мальстер-Парк.
Она подошла к открытому окну и стала вглядываться в темный сад, который мог бы привести ее к городскому дому Торна и Гидеона, если бы она рискнула прогуляться по нему в темноте.
Оливия вздрогнула от громкого стука – что-то ударилось об оконное стекло. Она испуганно отпрянула от окна, но услышала, как кто-то зовет ее по имени. Она подошла ближе и стала вглядываться в темноту.
«Торн».
Оливия выглянула в окно и поняла, что джентльмен одет несколько иначе, чем во время их последней встречи.
– Гидеон! – прошептала она. – Что ты здесь делаешь?
– Я хочу с тобой поговорить, – послышался ответ. – Можешь спуститься в сад, не потревожив отца?
Если отец увидит, что она беседует с Гидеоном, то отправит ее назад в Тревершем-хаус.
– А до завтра подождать нельзя?
В голосе Гидеона слышалось нетерпение, и она решила, что ему хочется обсудить то, что он увидел в экипаже.
Если только Торн ему во всем не признался.
– Мне нужно поговорить с тобой прямо сейчас.
Оливия вздохнула.
– Ладно. Спущусь через пару минут.
Через пятнадцать минут Оливия тайком выскользнула из дома. Она накинула коричневую шелковую накидку поверх льняной сорочки, чтобы прикрыть наготу. И хотя накидка укрывала девушку от шеи до пят, это совершенно не оправдывало ее неподобающего вида.
Он шагнул к ней, схватил ее голые ладони своими затянутыми в перчатки руками.
– Что-то случилось, сэр? – невинно поинтересовалась она.
Гидеон увел ее от двери, где их могли подслушать, к ближайшей скамье.
– Ты в порядке?
Вопрос ее удивил.
– Разумеется. А почему ты спрашиваешь?
– Твой отец был очень расстроен, когда мы расстались, – ответил Гидеон, лицо его тонуло в темноте. – Я боялся, что он станет упрекать тебя в проступке, вина за который всецело лежит на моем брате.
– Не стоило беспокоиться, – сказала она, едва касаясь его руки. – Папа был расстроен, и я изо всех сил пыталась его успокоить. Но он решительно настроен на разговор с лордом Кемпторном.
– Еще бы! – горячо воскликнул Гидеон. – Торн сегодня зашел слишком далеко. Я намерен заставить его за это заплатить.
Неужели Гидеон ревнует? В конце концов, она первым поцеловала его. Оливия отвернулась, обеспокоенная тем, что встала между братьями. Гидеон и Торн уладят возникшее между ними трение. Однако сперва она должна развеять опасения Гидеона относительно того, что его брат воспользовался ее невинностью.
– За пару поцелуев? – беспечно спросила она. – Разве можно винить брата, если у самого рыльце в пуху?
– Ты это о чем? Я не… – он проглотил свое возражение. – Да-да, ты права.
Гидеону явно было неуютно.
– Ты один из моих ближайших друзей, я люблю тебя с детства, – призналась она. – Я не вынесу, если стану причиной вашей размолвки с братом.
– Я тоже люблю тебя, моя милая подружка, – приглушенно ответил Гидеон. – Мне так не хватает наших задушевных бесед. Во время моих странствий твои письма успокаивали меня, особенно когда я сомневался в своем решении покинуть Англию.
– Рада это слышать.
– Однако я не понимаю, что происходит между тобой и моим братом. – Гидеон тяжело вздохнул. – Я Торну не доверяю.
Оливия открыла было рот, чтобы успокоить друга, но заколебалась. Откровенно говоря, она сама не доверяла графу. Он чувствовал себя обязанным приглядывать за ней. Хотя это никоим образом не объясняло возникшего между ними влечения.
– Твой брат меня ничем не обидел, – сказала она, понимая, что это самая большая ложь, которую она когда-либо произносила. Открыв свое сердце графу, она дает ему силы разбить его. – Как думаешь, твой брат придет завтра к отцу?
– Уж я-то об этом позабочусь!
– Сегодня страсти накалились. Будем молиться, чтобы утро оказалось мудренее вечера, – сказала Оливия. – Я еще раз поговорю с отцом за завтраком и уверю его в том, что ничего предосудительного в экипаже не случилось.
– Не понимаю, почему ты так защищаешь моего брата!
– Не вижу причин наказывать его за то, что он меня поцеловал, – ответила она. – Знаю, я не первая, у кого он сорвал поцелуй.
Гидеон засмеялся.
– Это точно, не первая. – Он погладил ее щеку тыльной стороной ладони. – Ты слишком хороша для него, Оливия. Не хочу, чтобы ты страдала из-за его эгоизма.
Оливия накрыла своей ладонью его руку:
– Гидеон, я уже не ребенок.
Он кивнул:
– На ребенка проще не обращать внимания.
– Я не…
Гидеон убрал руку и встал:
– Возвращайся в дом, пока никто не обнаружил, что ты тайком ускользнула из спальни.
Оливия тоже встала со скамьи:
– Ты попросишь брата не дразнить моего отца? Я люблю вашу семью. Будет обидно, если мне навсегда запретят общаться с Нитервудами.
– Клянусь, до этого не дойдет. – Чтобы как-то утешить ее, Гидеон наклонился и поцеловал ее в губы.
Оливия застыла.
Гидеон отстранился, и когда его зеленые глаза встретились с ее васильковыми, он заметил в них изумление.
– Не следовало мне этого делать. Хочешь, я извинюсь?
– Нет, – едва слышно ответила она. – Не за что извиняться.
Она нащупала его руки и вцепилась в них, когда под ногами закачалась земля. Или так, по крайней мере, ей показалось на мгновение. Ее бросило в жар, закружилась голова, стало подташнивать.
Неверно истолковав это как одобрение, он вновь прижался ртом к ее губам. Поцелуй Гидеона был сладким и робким, будто он целовал ее в первый раз.
«Первый раз».
– Спокойной ночи, Оливия, – попрощался он, отстраняясь от нее.
У нее перехватило дыхание, говорить она не могла. Оливия помахала ему на прощание и отвернулась.
Когда Гидеон ушел и Оливия незаметно вернулась в дом, из тени вышел Торн. Он стоял слишком далеко, чтобы слышать весь разговор парочки, но отлично видел, как его брат нежно гладил девушку по щеке. Поцелуй оказался для него полной неожиданностью. Ему пришлось призвать все свое самообладание, чтобы не выскочить из тени и не повалить Гидеона наземь. Слова были бы ни к чему, когда он стал бы разбивать кулаками лицо брата, вымещая на нем свою злость.
И Оливией Лидалл он был недоволен.
Его братец швырнул пару камешков в окно, и она тут же поспешила к нему на встречу. Под шелковой накидкой наряд не разглядеть, но, учитывая поздний час, скорее всего, она была в ночной сорочке. А если бы его брат на одном поцелуе не остановился? Она сбросила бы накидку и позволила бы его брату ласкать ее, доставить ей удовольствие руками?