— Оп-ля! — сказал бывший «ребенок» взрослым голосом и ловко спрыгнул вниз.

Да, теперь это была та самая Юля, не столь уж давно изгнавшая Веселова из своего дома. Высокая, сильная, уверенная в себе…

— Нарушаешь законы природы, — миролюбиво проворчал Веселов. — Ничто из ничего не возникает. Где взяла лишнюю массу?

— Ты прав, — легко согласилась она, беря его под руку. — Сейчас подъедет «скорая». В кабине только водитель. Худенькая «мама» — тоже я. Устраивает?

— Может, научишь? Как-никак, мы родичи.

— Расщепление признаков, — серьезно сказала она. — Каждый из нас хранит лишь часть генофонда. Я умею одно, ты — другое.

— А все вместе?

— Многое…

Он зябко поежился, не то от холода, не то от пристального взгляда.

Внутри машины было прохладно, но все же терпимо, сначала они молча ехали по темным улицам, за стеклом перегородки был виден водитель, изредка он поворачивался и посверкивал в улыбке золотым зубом. Потом заговорила Юля, тихо и неспешно, словно повторяя про себя давно заученную роль, прикасаясь изредка теплой сухой ладонью к его руке, будто одобряла, но в этом не было нужды, ибо Веселов миновал ту грань, за которой кончался страх перед неведомым и боязнь перемен. Он даже не боялся того, что его начнут искать в отделении, там остался еще один реаниматолог, и Веселов не отягощал понапрасну свою совесть рассуждениями о долге.

Другой долг тяготил его душу, еще год назад неизвестный ему, а теперь казавшийся главным — чуть ли не целью всей жизни.

Оказалось так, что даже там, в Заповеднике, Веселов не узнал всей правды. Не истина, а лишь иллюзия ее, однобокая и лживая.

История, рассказанная Юлей, была проста поначалу и в чем-то походила на его собственную. Да, она была внучкой одного из тех, кто вырвался за Барьер. Никто из готовивших взрыв не знал наверняка, в какую эпоху их забросит, и много ли выживет после этого — тоже не знали.

История, рассказанная Юлей, была проста поначалу и в сотен. Женщин оказалось значительно меньше. Последний раз, в своем истинном обличье, они собрались в безлюдном распадке посреди тайги. Но даже если бы их увидел тогда случайный охотник, он бы принял их за клочья тумана, за духов, витающих меж деревьев, ибо их природная форма была непостоянной, текучей и легко принимала облик разумных существ-хозяев, среди которых только они и могли жить полноценной жизнью.

Итак, они собрались, подсчитали потери, пропели хором гимны из древней книги, зовущие к мщению, и после долгих споров пришли к общему, мнению. Цель была достигнута: они вышли из-под опеки и теперь могли рассеяться по планете. Каждая из женщин избрала себе мужа, оставшиеся мужчины обязались хранить безбрачие, под страхом смерти им запрещалось иметь детей от земных женщин.

Они знали, что глубоко в скальном основании уцелел Мозг, недреманные Стражи уничтожены и, пока не поздно, надо уходить. Могли явиться новые Стражи, прийти и отомстить.

Затерявшимся во времени, им было нетрудно затеряться в пространствах планеты, по всей видимости, густо населенной. И все же полное возмездие и будущий исход на родину был невозможен без помощи Мозга; надо было сделать его своим союзником. Добровольцы остались, остальные рассеялись, бесшумно и быстро.

Первыми ушли пары на дальние материки, оставшиеся, кто группами, кто поодиночке, покинули место взрыва, предвидя, что рано или поздно сюда явятся земляне и из года в год начнут обследовать каждый камешек, каждое дерево, строя бесчисленные гипотезы, одна другой абсурднее.

Свободно перемещаться по оси времени, перешагивать через эпохи и расстояния им было нетрудно с помощью Мозга. Барьера не существовало, программа, заложенная в Мозг, заставила его работать на Безымянных, он перестал отзываться на приказы бывших хозяев, и теперь огромная экологическая ниша, вся планета, все временные слои ее стали принадлежать недавним пленникам.

Да, наступил их расцвет, невидимый и неслышный для землян. Великий дар принимать любое обличье, любой язык, любое исповедание, любую культуру, без насилия и крови…

Но раскол был неизбежен. Отвергнув полигамию, Безымянные неминуемо разделились на избранных и обреченных. Приняв все человеческое, они унаследовали и краткий век человека. Супружеские пары ушли в прошлое земной истории, чтобы оттуда, взяв старт, не смешиваясь с землянами, увеличить свою численность к условному времени настоящего, к тому десятилетию, когда, собравшись воедино, они исполнят предсказание древней книги — вернутся в мощи и в гневе своем на родину предков и отомстят обидчикам. Одиноких мужчин обрекли на бесплодную жизнь и бесполезную смерть от старости. Некоторые подчинились, но нашлись и такие, кто пренебрег запретом, вступил в брак с земной женщиной и оставил потомство, уже разбавленное наполовину чужой кровью.

И началась тайная война, неслышная и непонятная землянам. Война Наследников и Бастардов, жестокая и неравная. С помощью Мозга было легко обнаружить отступников, они скрывались, их настигали… Но дети, оставленные ими, были неподвластны Мозгу, кровь земных матерей заглушала отцовскую, они вырастали, так и не найденные, подчас ничего не знающие о своих корнях. Шла долгая охота на них, потом — на их детей, бессмысленная, затяжная, пока Наследниками не было принято иное решение: да, в этих детях течет чужая кровь, но есть и своя, и надо отделить зерна от плевел, сохранить им жизнь, заглушить привязанность к новой родине, соединить с народом, чтобы постепенно, из поколения в поколение, вытеснить земную наследственность, вернуть, утраченное, научить гордости за свой древний народ, воспитать презрение ко всем остальным племенам и народам…

Недостающие звенья в истории отца обнажились перед Веселовым во всей их сложной простоте. Теперь ему стали ясны до конца причины гибели деда, и детдомовское детство отца, и тот странный эпизод на границе с Норвегией, и последняя записка отца в шаманском амулете… Факты встали на свои места, и сейчас он сам, Владимир Веселов, должен был сделать окончательный выбор.

— Почему ты раньше не нашла меня? — с укором спросил он Юлю, пока машина описывала круги по темным улицам. — Я бы не мучился сомнениями, я бы не дался им, когда был болен.

— Дался бы, — усмехнулась Юля. — Я не виню тебя, но у меня защита сильнее. Ты бы ничего не смог поделать. Рано или поздно нашли бы тебя и сняли матрицу. В любое время они могут пустить ее в ход.

— Для чего?

— Знала бы — сказала. Но явно не для игры в жмурки. Я ведь тоже знаю не все. Разве что какой-нибудь Наследник просветит тебя.

— Как они выглядят? Где они?

— Не задавай глупых вопросов. Обычные люди, быть может, живут или работают рядом с тобой. Но теперь они узнали, кто ты. Жди, непременно явятся.

— Опять ждать…

Его неприятно удивило это слово. Кто первый произнес его? Поливанов потом — Оленев, и вот сейчас — Юля. С самого начала этой странной истории ему предлагали выбор между двумя возможностями — ждать или действовать. Оборона или нападение. И получалось так, что кто-то, словно не дождавшись его хода, делал первым очередной шаг, каждый раз — непредсказуемый, и хочешь не хочешь, приходилось уступать инициативу и снова выжидать. Он вспомнил слова Оленева о поднятом занавесе, о спектакле, в котором и он должен играть свою роль, но какую, кем придуманную, для чего?.. И посетовал на слабость ума и бессилие воли, и на странную судьбу свою, выбранную не им…

— У меня был брат, — говорила Юля. — Мать берегла нас и ничего не рассказывала. Она была дочерью одного из нарушивших запрет. Когда мы подросли, она ушла из дома, как и твой отец. Увела от гнезда… Брат был нормальным земным человеком, он ничего не унаследовал от этих… Они просто отмахнулись от него. А я им слишком нужна, чтобы вот так п5бсто… Я ведь умею делать почти то же самое, что и они, чистокровные. Изменять-внешность, перемещаться во времени и в пространстве. И все же дела у них не так хороши, если теперь не брезгуют и четвертинкой своей крови. Нас обложили со всех сторон, Володя, окружили красными флажками, вот-вот начнут отстрел. Нас одно спасает — мы им нужны. Возможно, не только я, но и ты обладаешь ценной для них долей наследственности.