Аня очень волновалась, не почувствует ли она себя чужой среди этих людей, но главное, Аня была очень счастлива! Она ухватилась за эту Патрикову мечту, как за возможность хоть как-то выжить в обступившем ее со всех сторон жестоком и безумном взрослом мире. «Мы решили лететь как можно скорее, виза моя уже кончается, — писала Аня. — Мне очень жаль, что мы с тобой не сможем попрощаться. Я понимаю, что тебе мое решение уехать к каким-то грязным, волосатым, курящим травку хиппам, пусть даже и живущим в Америке, должно показаться диким. Помнишь, как мы с тобой всегда презирали этих волосатиков с Гоголевского бульвара? Но мне почему-то кажется, что когда-нибудь ты меня поймешь, по крайней мере, не осудишь».

«Бедная Аня! Как она стеснялась мне все это писать! С каким трудом подбирала слова!» Марине стало стыдно, что она не осмелилась рассказать Ане про Крольчатник. Наверняка Ане стало бы легче, знай она о Марине всю правду.

Поезд ушел, прошлое не воротишь. Марина мысленно пожелала Ане счастья и отложила письмо в сторону.

Бандероль была от отца. В ней был амулет, который, по словам Марининой прабабушки-негритянки, помогал женщинам переносить боль во время родов. Эта прабабушка была знахаркой, потомком знаменитого рода знахарей, берущего начало из Африки.

Марина с интересом разглядывала кусок черного, тяжелого дерева со вставленным в него кроваво-красным камнем, наверное рубином. Марина разглядела на деревяшке лицо, искаженное невыносимой болью. Рубин торчал из распахнутого в крике рта. Сергей глянул на амулет и поежился.

— Что это, его пытают, что ли?

— Да нет, — Марина покачала головой. — Это женщина рожает.

Сергей слегка побледнел. Марина завернула амулет в пахучий пальмовый лист и бережно спрятала в ящик стола.

— Ладно, — сказала она, успокаивая не то Сергея, не то саму себя, — будем надеяться, что он мне не пригодится.

Утром Сергей уехал, а вечером снова вернулся. С утра уехал опять и в следующий раз приехал только дня через три. С той поры наезжал он регулярно, в Крольчатнике к нему скоро привыкли.

Сперва Марина беспокоилась, как будет реагировать Сергей, узнав об истинных отношениях, связывающих обитателей Крольчатника. Но Сергей в эти дела не вникал, приезжая, казалось, не замечал никого, кроме Марины, так что постепенно она и думать забыла о своих страхах, наслаждалась каждой минутой, проведенной вместе. В Ксюше Сергей души не чаял, еще они вели с Сергеем ожесточенные споры о том, как назвать Маринино будущее дитя.

Эта тема занимала не только Сергея. Илья изводил Марину, требуя, чтобы она непременно обрезала ребенка на восьмой день (если, конечно, это будет сын) и дала ему какое-нибудь еврейское имя. Денис в шутку подбивал Марину выдумать что-нибудь экзотическое.

— Назови его, например, Альфредом. Называть будем Аликом. Ты подумай, никто, кроме нас, не узнает его настоящее имя.

Валерьян, как ни странно, к выбору имени отнесся безразлично.

— Хоть горшком назови, — легко отмахнулся он, когда Марина пришла с этим вопросом к нему в конюшню. — Рожай только поскорее!

— А насчет обрезания ты как думаешь? — не отставала от него Марина. Ей все это казалось забавной игрой.

— Да по мне — пожалуйста! У меня отец тоже был обрезанный и ничего, не жаловался.

— Разве у тебя отец был еврей? Ты мне никогда не говорил! — удивилась Марина.

— Почему сразу еврей? Татарин он был! Абдулла Исмаилбеков. На работе для краткости Андреем звали.

— Так ты какое-нибудь татарское имя хочешь?

— А чего? Можно, например, Равилем назвать, или, скажем, Саулом.

— Саулом? — К конюшне подошел Илья. — Шаулем по-нашему? А чего, славное имя, называй, Марина, не сомневайся!

— Да погодите вы называть, родить его надо! — отмахнулась от него Марина. — Может, девочка будет.

«Шауль. Это как на русский перевести? — задумалась Марина по дороге в дом. — Был апостол Павел. Его вроде сначала Савлом звали. А Савл — это как раз Саул, то есть Шауль. Тьфу, совсем запуталась! Хотя Пашка — неплохое имя».

Пашку одобрил даже Сергей, когда он приехал навестить Марину. И только Денис зудел, что записать надо все равно как-нибудь по-иностранному, Паулем, например, или на худой конец Полом. А что, замечательное имя — Пол. И очень, между прочим, символичное. Марина небось помнит, что пол по-английски секс.

За символику Денис схлопотал от Марины по спине мокрым полотенцем.

В тот вечер Марина ждала Сергея, но он почему-то не приехал, и она загрустила. Телефона в Крольчатнике не было, у Сергея неожиданно возникло что-нибудь неотложное: мама, например, заболела. Правда, такого еще никогда не случалось, но ведь все когда-нибудь случается в первый раз!

Меряя из конца в конец длинный коридор на втором этаже, Марина с тоски стукнулась к Денису.

Денис сидел на кровати в позе лотоса. Он очень обрадовался Марине.

— Сколько лет, сколько зим! Дай-ка я гляну на твой живот! Не ошибся ли я? Сколько там тебе еще ходить осталось?

Посмотрев, Денис сказал, чтоб Марина не шибко волновалась: ходить ей еще недели три как минимум.

— Надоело?

— Да еще как!

— Погоди, потом жалеть будешь, что все так скоро кончилось! Двое детей — это тебе не один! Тем более когда оба грудные. А потом, когда им годик стукнет и они ходить качнут, ох и намаешься ты с ними! Но винить некого, сама так захотела.

— И ничего не намаюсь! Вы все мне будете помогать, а вместе мы справимся.

— Вместе! Не рассчитываешь ли ты на чьем-нибудь конкретном горбу выехать? Учти, мы тут такие вещи сразу в корне пресекаем! Чем можем — поможем, а дальше не обессудь.

Денис шутливо привлек Марину к себе.

— Ну дай я тебя хоть потрогаю, я уж и забыл, какая ты там есть!

— Денис, не надо! — Марина резко высвободилась из его рук. Щеки ее пылали.

Денис заглянул ей в лицо и присвистнул.

— Ух ты! Что, теперь никогда, да?

— Да, боюсь, что так. — Марина понурила голову.

— Что ж, ладно. Плакать не стану. На мой век баб хватит, — Денис потянулся за сигаретой.

Марина встала и пошла к дверям.

— Постой, куда ты? Я разве тебя когда-нибудь насиловал? Ты что теперь — и дружить уже со мной не будешь?

— Что ты, Денис? — Марина бросилась к нему на шею, легонько поцеловала в щеку и сразу отстранилась. — Не думай, пожалуйста. Мне просто показалось, что ты на меня сердишься.

— С чего бы? Вольному, как говорится, воля. Не уходи, посидим просто так, поболтаем.

Марина осторожно присела на край кровати.

— Денис, расскажи о себе!

— О себе? Что тебе рассказать?

— Про свое детство, как ты жил раньше, до Крольчатника. Кто твои родители? Мне все интересно! А то получается, я про всех тут уже все знаю, а про тебя ничегошеньки!

— Слушай. — Денис закурил и мечтательно устремил в пространство взгляд своих синих, огромных, прекрасных глаз. — Когда я маленьким был, был ужасно застенчивый. Даже слегка заикался. Потом меня вылечили гипнозом. Было ужасно интересно. Гипнотизер мне сказал: «Протяни руки!» — и я протянул. Потом он мне сказал: «Попробуй пошевели пальцем!» — и я не смог. Он сказал: «Вот видишь, я заколдовал твои руки». Я ужасно испугался, хотел было плакать. Он говорит: «Не плачь! Хочешь, я твои руки расколдую?» Я говорю: «Конечно, хочу!» — «Ну хорошо, — говорит, — только, вместе с руками я расколдую и твой язык, и твои ноги, и твое тело. Я расколдую тебя всего, и все, что у тебя раньше не получалось, теперь будет получаться. И все, что ты задумаешь, у тебя выйдет — такой ты у нас будешь полностью и навсегда расколдованный. Хочешь?» Я, разумеется, сразу согласился. И тогда он сказал: «Раз, два, три!» — и руки у меня стали двигаться, заикаться я навсегда перестал, и все у меня с тех пор всю жизнь получалось.

— Денис! — Марина рассмеялась. — Это был гипнотизер или волшебник?

— Да кто его знает? — Денис хитро подмигнул. — Я думаю, немножечко того, немножечко другого. А ты, Марина, как думаешь?