— Вестимо, так, — серьезно поддержал его Валерьян.

— Бабка не бабка, а спать он сегодня один будет, — подвела итог Алена и покачала головой с выражением комической озабоченности на лице. — Давно пора заняться его воспитанием.

— Да вы что? Все на одного, да? Человек, можно сказать, не успел приехать…

— А уже с порога на всех кидается, — закончила фразу Ольга. — Права ты, Женька, одичал он там в Москве. Мы к нему со всей душой, а он, глядишь, за это нас скоро и за людей считать перестанет.

— Да вы что, в самом деле! — Последняя реплика совсем Илью доконала. Он весь этот стеб воспринял всерьез. — Да я же в шутку, честное слово, да девки, сами знаете, для меня лучше вас никого на всем свете нет, ну просто обрадовался я, вот, вижу, родную душу встретил, а вроде не гадал и не думал, ну и расчувствовался, понес невесть что, а так-то я и не думал даже, ну что вы, Оля, Аленка, ну простите вы меня!

— Простим? — Ольга посмотрела на Алену.

— Условно. Посмотрим на твое поведение. Ну гляди, одно лишнее слово, ты будешь ночевать в своей пристройке, а там, между прочим, всю неделю не топлено.

Илья в притворном ужасе прижал ладони к вискам.

— Аленушка, не будь так жестока! Я же южный фрукт, я замерзну, я заболею, вам самим придется меня выхаживать!

— И не надейся, вызовем твою Машу, пусть она тебя и выхаживает, — твердо сказала Алена.

— Да, повезло ей с тобой, ничего не скажешь, — притворно вздохнула Ольга и добавила уже всерьез: — Ей сколько осталось?

— Да уж меньше месяца.

— Бессовестный! — ахнула Ольга. — И что, она в пятницу одна с ребенком поедет?

— Да я Вальку хотел попросить, — несколько смущенно проговорил Илья. — Валька, ты как?

Валерьян несколько секунд промолчал, но, видя, что на него все смотрят, сказал наконец с явной неохотой:

— Ладно, привезу тебе твою Машу.

На несколько минут все опять замолчали, уткнувшись каждый в свою тарелку. Слышно было, как дети потихонечку пересмеиваются о чем-то своем на другой стороне стола. Потом Никита громким и решительным голосом попросил добавки, Сонька закричала: «И мне, и мне!», ей завторили близнецы. Женя, заглянув в кастрюлю, объявила, что на всех не хватит. Поднялся нестерпимый галдеж и не стихал, пока Денис не поднялся и демонстративно не выплеснул остатки супа из кастрюли в свою тарелку, сказав при этом: «Ша! Я вам сейчас покажу, кто в доме хозяин!» Тогда все прыснули, и в столовой наконец воцарилась благодатная тишина.

Марина помогала Алене собирать после обеда посуду, когда Валерьян, ушедший с обеда первым, неожиданно возвратился в столовую. Он переоделся, подойдя к Марине, легонько обнял за плечи, чмокнул в лобик.

— Ну все, мышь, я поехал.

— Как, уже? — Марина растерялась. Прежние страхи возвратились с новой силой. Как же это она останется тут без него, с этими едва знакомыми людьми? И потом, надо же предупредить маму, Марина ведь только на два дня уезжала, и вещей с собой почти никаких.

— Твоим я сегодня позвоню, мышь, сразу же, как приеду, — твердо пообещал Валерьян, поняв ее беспокойство. — Объясню им как-нибудь, что-нибудь придумаю. Подошлю Сережку за твоими вещами и к выходным все тебе привезу. Ну что ты, в самом деле, я же через три дня опять приеду.

От страха и острого нежелания расставаться, так сразу, после вчерашней ночи, почти ни о чем не поговорив, остаться тут совсем одной, Марина готова была расплакаться.

— Очень ты у меня плакать любишь, — с легкой досадой проговорил Валерьян, обнимая и целуя ее теперь уже по-настоящему. Марину это не утешило, но она молча закусила губу и сдержала слезы. И в самом деле, чего это она? Небось не маленькая. Но, с другой стороны, ведь и не большая еще, правда?

— Пока, Валька, — с трудом сглатывая растущий в горле ком, сказала Марина. — Моим позвонить не забудь. И поскорей приезжай, хорошо?

— Это уж будь уверена. Ну, пока. — И Валерьян обернулся к Алене. Ее он тоже обнял и тоже поцеловал, причем их поцелуй длился, наверное, целую вечность, так по крайней мере Марине показалось.

Вечер без Валерьяна и даже без надежды где-нибудь наткнуться на него показался Марине неимоверно тоскливым. Она изо всех сил старалась не думать, что осталась одна. Да и не одна она была: Денис, чувствуя ее состояние, ходил за ней по пятам, без конца рассказывая анекдоты и всячески уговаривая не грустить. Женька вынесла для нее из кухни кусок только что испеченного пирога, Соня подарила ей любимую бусинку, а близнецы нарисовали по танку и по самолету. Ольги с Ильей весь вечер нигде не было видно, но Джейн впервые за все это время сама подошла к Марине и тихо, робко спросила:

— Вы нам еще попоете, да? Ну пожалуйста!

Для ребенка, растущего в таком бардаке, она была на удивление хорошо воспитана.

Марина бесцельно бродила по коридору, пока ее не встретила Алена, молча, ничего не говоря, обняла за плечи и не утащила к себе.

Таинственным и незнакомым было для Марины это «к себе». Оказалось, что Алена живет прямо за столовой: дверь в ее комнату скрывалась за большим, с потолка до полу, ковром. Марина и внимания никогда на этот ковер не обращала: висит себе и висит, рисунок какой-то стандартненький. Так вот почему Алена появляется всегда так внезапно и так неслышно!

Кровать у Алены была непривычно узенькая, с панцирной сеткой и никелированными шариками. Возле кровати, под окном, прялка, настоящая, старинная, безумно красивая. Рядом с ней письменный стол, широкий, светлого дерева. На столе лампа под стеклянным зеленым абажуром, рядом с ней будильник, желтая стеклянная кошка и стеклянная низкая широкая вазочка, полная бижутерии, среди которой Марина углядела среди симпатичных фенечек несколько настоящих драгоценностей. В углу над кроватью висела увитая засохшими цветами старинная икона Богоматери с незажженной лампадкой. В противоположном углу стояла высокая глиняная ваза с торчащими из нее длинными камышами. По стенам висели полки с книгами и безделушками. Казалось, что в этой комнате живет лет пятьдесят, не меньше, один и тот же человек. Однако ясно было, что человек этот никак не мог быть Аленой, ей ведь всего девятнадцать.

Идеальный, но совсем не давящий порядок. Возле письменного стола — глубокое, мягкое зеленое кресло. У Алены вообще много зеленого: и покрывало на кровати, и занавески. На занавесках вышиты большие золотистые птицы.

На кровати, на прикрытых покрывалом подушках растянулся кот. Так вот, значит, откуда он приходил! За стеклами полок множество взрослых и детских фотографий. Среди прочих — фотография обитателей Крольчатника, весь здешний народ расселся летним вечером на крылечке и счастливо улыбается в объектив на фоне розового заката. При взгляде на эту фотографию Марину вдруг охватила такая тоска по весне, что перехватило дыхание и закололо в груди. И до каких только пор будет все валить и валить снег за окном, и когда только перестанет быть так холодно! Марина тяжело вздохнула и осторожно опустилась в кресло. Алена устроилась на кровати и словно машинально крутанула колесо прялки, затеребила кудель. Потянулась нитка.

— Чья это шерсть? — спросила Марина.

— Руслана, конечно, — улыбнулась Алена, ее руки двигались плавно, словно сами собой.

— Как ровно у тебя получается! — восхитилась Марина. — Кто тебя научил?

— Няня. Тут, когда я была маленькая, наша няня жила, такая была няня, настоящая Арина Родионовна! Нас у нее на шее целая куча была, для всех у нее доброе слово находилось, и меня, видишь, прясть научила.

— А откуда вас у нее была целая куча? У тебя много братьев и сестер?

— Как тебе сказать? — Алена на минуту задумалась. — Видишь ли, мой папа был женат четырежды, и у всех жен были дети, а еще один ребенок у него, так сказать, внебрачный. Я самая младшая. Так что когда я родилась, у папы уже внуки моего возраста были, мои, стало быть, племянники. Тут еще и просто дети жили родственников и знакомых. Друзей опять же у папы много. А здесь ведь для детей райское место! Так что видишь… — Алена засмеялась. — Получается, что здесь всегда был крольчатник, по крайней мере, сколько я себя помню. — Смеялась Алена очень тихо и очень заразительно.