А в свободные часы Марина бесцельно бродила по дому, выискивала пятый угол и без конца спрашивала себя, что, собственно, такого произошло. Ведь, став женщиной, Марина ни в чем особенно не переменилась, ни внутренне, ни тем более внешне. Изменился разве что размер лифчика, да и то это произошло совсем недавно, недели полторы-две назад.

И примерно тогда же ее любимые узкие джинсы неожиданно оказались ей узки. «Толстею что-то», — подумала Марина, мысленно поперебирала диеты, ни на одной не остановилась и махнула рукой.

Прошел еще месяц, прежде чем в голову ей пришла наконец мысль о наиболее естественной причине этих перемен. Почему-то такая возможность ни разу не приходила ей в голову. С кем угодно, казалось, могло такое случиться, только не с ней. А почему? Цикл у нее всегда был с выкрутасами, не установился еще, и потому пропуск целого месяца не показался чем-то из ряда вон выходящим. Однако теперь, сложив два и два и получив тревожный результат, Марина уныло покачала головой и отправилась в женскую консультацию.

Врач с ее участка повышал квалификацию где-то на курсах, акушерка, ведущая вместо него прием, немедленно и с готовностью подтвердила Маринины опасения и от себя добавила, что времени на принятие решений у Марины почти нет. «Что же так поздно спохватилась, милочка?» Еще акушерка сказала, что в таких случаях положено извещать родителей, потому что Марина несовершеннолетняя, но, поскольку врача нет, сама она этого делать не будет, врач вернется и позвонит.

Чувство тоски и какого-то отупения, не покидавшее Марину весь последний месяц, не покинуло ее и теперь, после сделанного открытия. Но надо было что-то решать!

В таком настроении ехала Марина в гости к неожиданно — будто что почуял, гад! — позвонившему ей Валерьяну. Почти весь этот месяц он ей не звонил.

Подойдя к Валерьяновой двери, Марина храбро надавила кнопку звонка. Она имела на это право! Так ей казалось.

Дверь открыли не сразу. Марина успела надавить на кнопку по крайней мере трижды, пока наконец щелкнул замок и на пороге появился заспанный Валерьян. Взгляд, которым он уставился на Марину, был полон недоумения. Он словно бы гадал про себя: «И что это она заявилась?»

— А, черт, это ты! — произнес он наконец и выдавил из себя улыбку, кривую и неловкую.

— Валь, в чем дело? Ты же сам звонил, — совершенно растерявшись, сказала Марина.

— Звонил? Кто звонил? Я звонил? — Он не до конца еще проснулся. — А, да, конечно, звонил.

Тут он окончательно пришел в себя и вежливо отошел в сторону, пропуская Марину в квартиру.

— Тс-с, — прошептал он, когда они шли по коридору, — бабушка спит.

Марина очень удивилась: бабушка не то что во сне, она и наяву почти никогда ничего не слышала, но благоразумно промолчала. Как бы Марина удивилась, узнав, что бабушки в квартире вообще нет! Была родительская суббота, и бабушка поехала на кладбище поминать родителей Валерьяна.

Молча, на цыпочках прошли они к нему в комнату, и Валерьян жестом указал Марине на неубранную кровать. Сам он тут же вышел.

Через пару минут Валерьян вернулся, неся на подносе чашки с кофе. Кофе в них был совсем остывший, подернутый жирной пленкой и почти без сахара. Они молча пригубили каждый свою чашку, после чего Валерьян закурил.

— Ну, — спросил он, выпуская первое кольцо, — как там у тебя дела? — Похоже было, что он в принципе не представляет, о чем ему с ней разговаривать.

— Беременна я, — немедленно выпалила Марина и тут же смолкла, ошеломленная собственной прямотой.

Валерьян застыл с сигаретой в руках, которая тут же погасла, но он этого даже не заметил.

— Ты… — проговорил он наконец с трудом, видимо, соображая, — ты это всерьез?

— Да уж куда серьезней, — фыркнула Марина, сразу ощетинясь. — Справку из консультации показать?

— А… Вообще-то покажи, — неожиданно заинтересовался Валерьян.

Маринина душа с размаху ухнула в пятки — справки у нее никакой не было. Но она деловито порылась в сумочке и поойкала огорченно: «Ой, кажется, забыла!»

— Но ты вправду беременна? — уже с откровенной усмешкой спросил Валерьян, делая попытку снова зажечь сигарету, не с того, правда, конца. Опомнившись, он досадливо отшвырнул сигарету в пепельницу и в упор посмотрел на Марину. — Ну так как?

— Да! — выкрикнула Марина, и в голосе ее зазвенели слезы.

Слезы эти подействовали на Валерьяна. Он встал, подошел к Марине, заглянул в глаза, потом в глаза поцеловал, сперва в один, потом в другой, потом снова в них заглянул и тихо, с неожиданной нежностью переспросил:

— Но сама-то ты уверена?

— Да. — На сей раз это «да» прозвучало тихо и обреченно.

— Так, — сказал Валерьян, ласково проведя рукой по Марининому плечу и усаживаясь обратно в кресло. Сигарету зажег совершенно правильно. — И аборта ты, как я понимаю, делать не хочешь?

— Не хочу, — согласилась Марина, со всей обреченностью вдруг понимая, что делать его придется.

— И не надо! — обрадовался вдруг Валерьян. — М-да. Вот не думал, не гадал. Будет, значит, у нас новый крольчонок. А как же теперь все это устроить? Тебе же еще восемнадцати нет?

— Нет, — недоуменно подтвердила Марина, дивясь, что раньше его это как-то не особенно интересовало.

— А когда будет?

— Ну… ребенок раньше родится, — ответила Марина, с трепетом осознавая каждое произносимое ею слово: ребенок… родится… раньше… Раньше, чем что?

— Тогда… — вслух продолжал размышлять Валерьян, — тогда придется на тебе жениться.

— Ты хочешь на мне жениться?! — изумилась Марина.

— Я? Нет, что ты, — отмахнулся от нее Валерьян, вконец ушедший в свои расчеты. — Я не могу.

— Почему?

— Видишь ли, мышь, я ведь уже женат.

— Ты? Женат? — с трудом выговорила она, холодея.

— Ну да, — досадливо проговорил он. — Да сейчас не в этом дело! Женятся на тебе, женятся, не боись, вот только кто? Ага, нашел кажись. — И Валерьян решительно потянулся к телефону. — Серый, алло, привет, то есть. Валька беспокоит. Слушай, ты как насчет того, чтобы жениться?

Марина смотрела на Валерьяна не мигая, как в телевизор.

— Да нет, не шучу. На ком, говоришь? Да есть тут одна. Красивая? — Валерьян скосил глаза на Марину и оценивающе оглядел ее с ног до головы. — Да вроде ничего, — нерешительно произнес он в трубку. — Да ты сам подъезжай, тогда и увидишь. Что, к зачету готовишься? Эх, вы, технари, вечно у вас какие-то зачеты-хуеты! Ну хорошо, а когда? Завтра, значит. Часиков в пять… в пять хорошо. С копейками? Ну ладно, лишь бы не с рублями, а то мне к семи на дежурство. Ну есть. Вам того же, тем же самым по тому же месту.

И Валерьян бросил трубку на рычаг. Он посмотрел на Марину. Ее слегка трясло. Валерьян пересел к ней на кушетку, крепко обнял, зашептал жарко в самое ее трясущееся под его губами холодное, как у зайца, ухо:

— Ну мышь, ну хватит, успокойся, ну чего ты, все будет путем, мышь. — И вдруг неожиданно принялся целовать, исступленно, как никогда, в губы, в шею, в уши, в глаза. — Это же все глупости, мышь, это же все бредятина, и неважно, и… — Он вдруг обхватил обеими руками ее голову и, глядя прямо в глаза, произнес неожиданно: — Мышь, ты, конечно, мне сейчас не поверишь, но… Ты просто представить себе не можешь, как я счастлив.

Марина совсем уже ничего не понимала. Все у нее, у бедняги, в голове спуталось и перемешалось.

Валерьян вдруг резко встал, аккуратно загасил в пепельнице сигарету и сказал, приподнимая Марину за плечи:

— Пойдем, провожу тебя. Значит, завтра в пять, поняла? И не опаздывай, а то мне на дежурство. И держись, мышь, теперь все будет хорошо, слово тебе даю, слышишь? — И, уже сам себе, недоверчиво: — Нет, ну надо же… Кто бы мог подумать!

В коридоре Валерьян опять приложил палец к губам.

— Тише, там у меня человек спит.

«Человек? — изумилась про себя Марина. — Значит, не бабушка?» Но вслух ничего не сказала.

На следующий день ровно в пять Марина сидела на кушетке и яростно теребила за кисточки пыльный зеленый плед. Валерьян нервно курил. В пять пятнадцать в дверь позвонили. Валерьян швырнул сигарету в стоявшую перед ним чашку с недопитым кофе и рванул открывать.