От близости Сергея у Марины кружилась голова, однако стоило ему пытаться проникнуть в нее, как она испуганно отшатывалась, и Сергей сразу же терялся.

— Что с тобой? — беспомощно спросил он наконец. — Чего ты боишься?

— Я боюсь… — Марина на секунду замялась, не зная, как ему объяснить. — Я боюсь, что все будет так, как оно бывало не раз с другими.

— Не бойся. Посмотри на меня, разве я похож на других?

— Нет, — улыбнулась Марина.

— А разве ты любила этих других так же, как меня? И скажи, разве кто из них любил тебя так, как я?

— Нет, конечно!

— Вот видишь! Не бойся, любимая моя, ничего не бойся! Иди ко мне, я так долго ждал этого часа!

— Да, — сказала Марина.

Напряжение последних часов оставило ее. Вдвоем с Сергеем они аккуратно сняли Анино платье, повесили его на спинку стула, подальше от печки, чтобы случайно не подпалить. Маринины плечи сразу же покрылись гусиной кожей, и она нырнула под одеяло, где на ощупь они сбросили друг с друга остальную одежду. Марина стонала и вскрикивала, таким наслаждением наполняло ее каждое Сергеево прикосновение. Он провел рукой по внутренней стороне ее бедра, и Марина, не в силах ждать дольше, вся изогнулась к нему навстречу.

— Иди ко мне! — прошептала она. — Иди, пожалуйста, ну что же ты?

Огромное ватное одеяло отгородило их, казалось, от всего мира, холодного, безразличного, и создало специально для них отдельный, крошечный, теплый мир любви. Сергей вошел в нее, и Марина закричала. Она кричала долго и громко, не боясь, что ее услышат. Кому было слышать ее в пустом доме, в пустом поселке, в ночном лесу? Сторож давно уже спал. Одна только луна смотрела на них сквозь запотевшее окно. И когда Марина рискнула высунуть из-под одеяла нос, ей почудилось, что луна улыбается.

— Марина приехала! — закричали все дети разом, едва Марина появилась в дверях столовой. Пес Руслан вылетел из-за рояля, взгромоздил Марине лапы на плечи и одним движением мощного широкого языка вылизал ей все лицо.

Дети обступили Марину со всех сторон. Они визжали, прыгали, вопили что-то нечленораздельное. Отстранив собаку, Марина каждого по очереди, да и без очереди, принималась обнимать и целовать. Ох, как же она по ним соскучилась! Одного Марина подхватывала на руки, другой тем временем подставлял стул и со спины норовил вспрыгнуть ей на шею, третий, цепляясь за одежду, карабкался к Марине на плечи, как обезьянка. Дети дергали ее за руки, за волосы, за уши, за подол платья.

— Прекратите немедленно! — перекрыл наконец гвалт звенящий голос Алены, и волна детей постепенно начала спадать. По одному, по двое дети отходили в сторонку, она смогла разглядеть за их спинами лица взрослых, которые, в отличие от детей, не только не кричали «ура!», но не спешили даже поздороваться. Один Илья крикнул было: «Привет, Марина!» — смолк, испуганно покосившись на Дениса.

Марина молча и растерянно стояла у двери, чувствуя, что безнадежно краснеет, что в уголках глаз закипают слезы. «Ой, сейчас разревусь, вот стыдно будет!» — мысленно одергивала Марина себя, чувствуя, что еще минут пять мерзкого, унизительного молчания — и она не выдержит.

Но тут из-за стола поднялся Денис. Видно было, что он приготовился заранее высказать ей, подобрав слова задолго до Марининого прихода.

— Явилась не запылилась! — проговорил Денис ядовито, не без удовольствия растягивая слова. — Немножко поздно, дорогуша, тебе не кажется?

Марина опустила голову и виновато зашмыгала носом. Ну что она скажет в свое оправдание? Нет, у Марины, конечно же, нашлось бы что сказать, но только не так, не при всех! Каждому из них в отдельности Марина в два счета объяснила бы причину своего опоздания, да так, чтобы ни один из них не стал на нее за это сердиться. Но они все вместе сидели за столом, смотрели на нее так, будто она…

— Прости меня, Денис, пожалуйста, я больше так не буду! — совершенно по-детски пробормотала Марина, по-прежнему глядя в пол.

— Не будешь? Ах, вот спасибо! — по-прежнему ледяным голосом произнес Денис, но вдруг не выдержал и сорвался на крик: — У дочери своей прощения проси, не у меня! От кого угодно ожидал, от Ольги, от Алены, от Жени даже, но от тебя… Ты что ж, скажи на милость, себе позволяешь? Подкинула нам ребенка и исчезла на целые сутки! Я вчера как дурак три часа встречал тебя на станции, замерз как цуцик, потом шел через лес в час ночи, потом качал до пяти утра твою малышку, она, между прочим, сегодня спать никому не дала. Мы думали, с тобой что-нибудь случилось, не знали, куда бежать, у кого спрашивать, а она является как ни в чем не бывало! Простите ее, пожалуйста!

— Денис, ну, может, хватит, может, не надо так? — примирительно проговорил Илья.

— Молчи уж — не надо! Да все вы тут хороши, эгоисты чертовы, всем на все наплевать! Я не ем, не сплю, в лепешку расшибаюсь, думаю день и ночь, чтобы они и дети ихние в порядке были, а вы тут не люди, а дикие кошки! Одна вдруг уезжает на неделю, бросив пятерых детей, никому ничего не сказав, точно ей тут все обязаны, другая… Да суки подзаборные о своих щенках больше думают, чем вы!

— Денис, — тихо и повелительно сказала Алена, — очумел ты, что ли? Дети же здесь!

Денис сразу замолчал и, тяжело дыша, опустился на стул. Молчали и все остальные.

«Возьму вот сейчас Ксюшку и уеду в Москву! — думала сквозь слезы Марина. — Ни за что не останусь! После всего этого? Нет!» И, решительно засопев носом, Марина резко спросила:

— А где мой ребенок?

— У нас, — просто ответил Илья. — Маша ее как раз сейчас кормит.

— Как кормит? — не поняла поначалу Марина.

— Ну как детей кормят? Обыкновенно, грудью. Да ты не волнуйся, с ней все в порядке! Чудесный ребенок, ей-Богу, все бы такие были!

— А ты что думала, — опять вмешался Денис, — что мы тут при двух кормящих матерях дадим ребенку искусственником вырасти?

— И она, — спросила Марина дрожащим от волнения голосом, — она что же, ест? В смысле сосет? Сама?

— Нет, конечно, — Денис неожиданно рассмеялся. — Через зонд вливаем. — Он встал, подошел к Марине, обнял ее и поцеловал так крепко и нежно, как умел только он один. — Никогда больше так не делай! — прошептал Денис Марине в самое ухо. — Знала бы, как ты нас напугала, дурочка!

— Не буду! — Слезы безудержным потоком хлынули из Марининых глаз. Как ей было стыдно!

Вслед за Денисом стали подходить к Марине все остальные. Алена небрежно поцеловала Марину в щеку, Женя порывисто обняла ее, Ольга ободряюще хлопнула по плечу, Илья, отстранив остальных, долго и обстоятельно целовал Марину в губы. Валерьян подошел к Марине последним, целовать не стал, обнять, правда, обнял, но довольно небрежно, долго, пристально смотрел Марине в глаза и произнес наконец тихо-тихо, чтобы только одна Марина услышала:

— Ох, мышь, я уж думал, что никогда больше не увижу ни тебя, ни своего ребенка!

— И что бы ты тогда делал? — так же тихо поинтересовалась Марина, которая уже начала понемногу приходить в себя.

— Черт его знает! — рассмеялся Валерьян. — Наверное, усыновил бы твою Ксюшку.

Марина горела от нетерпения: уже на подходе к даче она чувствовала, что должна немедленно, сию же секунду увидеть свою девочку, убедиться, что с ней все в порядке. Она растолкала всех и бросилась в пристройку.

Маша сидела в кресле, а Ксюшка лежала у нее на коленях.

— Тихо! — прошептала Маша, прикладывая палец к губам. — Не буди ее, она только что уснула.

Как описать бешеную ревность Марины, увидевшей на чужих руках своего ребенка?

Появление Ксюши не слишком изменило Маринину здешнюю жизнь. Может быть, где-нибудь в замкнутом пространстве городской квартиры все было бы по-другому, но только не в Крольчатнике, где была такая куча детей, что лишний ребенок никому не бросался в глаза, и такая куча опытных взрослых, что всегда было кому дать совет. Разумеется, Марина сама купала, пеленала и кормила Ксюшу по ночам сцеженным Машиным молоком, испытывая каждый раз ни с чем не сравнимое наслаждение от прикосновения к нежно-розовому детскому тельцу. Но ей неведомо было то знакомое многим матерям отчаяние, когда ты видишь, что с твоим ребенком что-то происходит, и мучаешься, не зная, на что решиться, то ли бежать звать на помощь, то ли ждать, пока все само пройдет. Неведомо Марине было и чувство одиночества, превращающего подчас молодую мать в узницу, заточенную на долгие дневные часы в собственной квартире наедине со своим ребенком. И чувство бесконечной усталости после бессонной ночи тоже не было Марине знакомо: ведь в Крольчатнике кого-нибудь всегда можно было попросить посидеть с твоим ребенком час-полтора и дать тебе отдохнуть.