Марина хотела было объяснить, что Денис не муж ей, но промолчала. Они приехали на вокзал за десять минут до назначенного времени, но Денис был уже там и нервно прохаживался перед кассами, как тигр, пойманный в клетку. Увидев подъезжающую машину, Денис бросился к ней так стремительно, что едва не попал под колеса. Распахнул дверцу и бережно помог Марине выбраться на тротуар. Все это очень тронуло Хосе.

— Я рад, что твой муж тебя так любит! — шепнул он Марине и протянул ей визитную карточку, на которой было что-то напечатано по-английски и по-испански. — Здесь мой адрес, пожалуйста, сообщи мне, когда родится ребенок!

Потом он отозвал в сторону Дениса и протянул пачку долларов.

— Деньги надо давать мужчине, — пояснил он. — Женщины ничего не понимают в делах. Прощай, Марина, я буду писать тебе на твой старый адрес.

Хлопнула дверца, и через мгновение машина Хосе затерялась в потоке.

— Надо же! — пробормотала Марина, усаживаясь в электричку. — Какая странная штука жизнь! В один и тот же день проститься навсегда с мамой и обрести никогда до тех пор не виденного родного отца!

Электричка тронулась, и Марина снова, в который уже за этот день раз безудержно расплакалась.

— Мама, мамочка! — шептала она сквозь слезы, чуть слышно, дабы не переполошить людей в электричке. — На кого ты меня покинула? Ничего я не успела еще понять в этой жизни, ни в чем толком не разобралась! Ах, мамочка, я еще ни капельки не выросла! И как же я буду жить без тебя в этом огромном и страшном мире?

Марине чудилось, что она стоит на краю темной бездонной пропасти, голая, маленькая, под пронизывающим ветром, и со всех сторон надвигаются на нее тяжелые тучи, грозя в любую минуту разразиться громом, заблистать молниями, пролиться дождем… Волшебное чувство безопасности, защищавшее Марину с раннего детства, делавшее ее бесстрашной, пропало сегодня и, по-видимому, навсегда.

Много ночей подряд снился Марине тот самый сон, много дней прожила она как во сне, а утром просыпалась с одной и той же мыслью: мамы у меня больше нет! И тут же слезы сами собой наворачивались на глаза. Если это происходило на людях, ее тут же начинали утешать, старались отвлечь чем-нибудь, «заболтать», на худой конец, напоить чаем, но по утрам, просыпаясь в своей постели, Марина была совсем одна, не считая маленькой Ксюши, которая ничего еще не понимала и ничем не могла ей помочь.

Однажды утром, проснувшись, когда Марина подошла к малышке, она отступила на миг, пораженная: при виде нее девочка перестала плакать и заулыбалась.

— Узнала! Узнала свою маму! Крошечка ты моя хорошая! — Сердце Марины наполнилось теплотой. Она быстро переодела малышку и, подхватив корзинку, служившую Ксюше кроваткой, легко, не чуя под собой ног (конечно, живот мешал ей двигаться быстро), пошла вниз на кухню: было ее дежурство.

На кухне Маринино внимание сразу привлек незнакомый звук. Он доносился из окна — звонкий, мелодичный. Марина выглянула во двор и увидела капель. Весна! Весна пришла! Жизнь продолжается, и скоро появится на свет Маринин ребенок! Господи, кто бы знал, как надоело ждать! Как надоело быть такой толстой!

Тяжесть, лежавшая столько времени у Марины на сердце, растаяла, как снег на весеннем солнце, оставив светлую грусть. Что же, перед смертью человек бессилен, ничего ты с ней не поделаешь, но все равно надо жить дальше, тем более что у Марины есть ребенок, а совсем скоро родится другой. И к тому же где-то там, в Москве, живет Сережа, о котором она почти что не вспоминала эти тяжелые дни. Марина осторожно поставила корзинку с Ксюшей, принесла из подпола картошку и начала ее чистить.

На пороге кухни, как всегда бесшумно, возникла тоненькая фигурка Жени.

— Привет, я пришла тебе помогать!

— Спасибо, я сама справлюсь. Не в первый раз!

— Я знаю, вдвоем повеселее!

И Женя без лишних слов сняла с полки еще один нож, и они стали чистить картошку вместе.

— Марина, а кто тебя научил так хорошо ездить верхом?

— Ну уж и хорошо!

— Не прибедняйся, пожалуйста! Мне Бруно все рассказал! Влетела во двор конюшни галопом! Давайте, кричит, телефон, а то я у вас тут все разнесу!

— Никогда бы не подумала, что у тебя хватит сил шутить над этой историей!

— Теперь отчего не пошутить, все обошлось. Если честно, я все время жду от жизни чего-нибудь плохого.

— Вот оно как раз и случается! Лучше жди чего-нибудь хорошего!

— Не могу. Натура у меня не такая. Все-таки где ты научилась ездить верхом?

— У бабушки в деревне. Ну, она мне не совсем бабушка, она, знаешь, бывшая няня мамы моей. Сейчас-то она старенькая совсем, даже на похороны мамины не смогла приехать. Она живет в деревне. Ступино называется, Болшевского района.

— Как-как ты сказала? — Женя вдруг слегка побледнела.

— Ступино Болшевского района, а что?

— Да ничего, ничего, рассказывай! Просто… Бывают же совпадения! Друг у меня там жил. Теперь-то, наверное, не живет, сколько лет прошло!

— А как его зовут, твоего друга, может, я его знаю?

— Да какая разница? Говорю, он там уже не живет! Гришкой его зовут.

— Гришка? А фамилия у него не Махонин случайно?

— А что? Неужели ты его знаешь?

— Так ведь это же он научил меня ездить! Он там сейчас на конюшне работает.

— Не может быть! — Женя спала было с лица.

— Да кто он тебе, Женька, чего ты вдруг так разволновалась?

— Этот самый Гришка Махонин, ну… одним словом, отец Димыча, ясно?

— Ясно, — несколько обалдело проговорила Марина, и некоторое время они чистили картошку молча. — Слушай, — не выдержала наконец Марина, — а он хоть знает, что у него… Ну, то есть у тебя… Ну, одним словом, он знает, что Димыч есть?

— Да кто его знает? Я ему писала, в армию.

— А он?

— Не ответил.

— А может, до него письмо не дошло? Может, их перебросили куда-нибудь в армии? Я слышала, бывают такие места, откуда и не напишешь!

— Все, конечно, может быть, но теперь чего гадать? Кому я теперь нужна, после всего?

— Да ты что, Женя? Давно забыть пора! Ты такая хорошая!

— Перестань! — Нож стремительно двигался в Женькиных руках, картошки одна за другой плюхались в кастрюлю.

— Я к тому, что этот твой Гришка, по-моему, в детях души не чает! Честное слово, даже странно! Взрослый парень, суровый такой на вид, а встретит малыша, сразу присаживается перед ним на корточки, начинает его о чем-то расспрашивать, какие-то с ним детские дела обсуждать, да так серьезно, мне даже иногда смешно становилось! И малышня к нему липнет.

— Слушай, может, это все-таки другой какой Гришка? За моим ничего такого никогда не водилось.

— Да брось ты! Чтобы в одной и той же деревне оказались два человека с одинаковыми именами и фамилией, примерно одного и того же возраста… Там во всей деревне двадцати дворов не будет!

— Наверное, ты права и, наверное, это он, — неохотно согласилась Женя, стараясь говорить по возможности равнодушно. — А какая разница? Ведь сколько лет-то прошло! Я забыла его, честно говоря, совсем. Не помню толком, как выглядит! Нет, правда, сейчас бы на улице встретила — наверняка не узнала бы!

Картошки в кастрюлю летели как сумасшедшие, на бледных щеках Жени проступили красные пятна.

— Ай!

— Что такое?

— Да вот, гляди, палец порезала, ох, больно! А крови-то хлещет, смотри, и на пол натекло! Пойду пластырем залеплю, пока ничего не испачкала! Извини, Марин, придется тебе самой заканчивать.

— Да ладно, иди, не волнуйся!

Дверь за Женей закрылась. «Черт, ну надо же, как бывает! — думала Марина, ставя на огонь кастрюлю с картошкой. — Я это так не оставлю. Нет, Женя не права! Может, Гришка даже и не подозревает, что у него есть сын? Что же они даже не встретятся никогда? Из-за дурацкой ошибки, просто потому, что давнее Женино письмо не дошло? Надо написать другое! Возьму и сама напишу! В конце концов, чем я рискую? Если Женя права, Гришка мне не ответит!» И Марина написала письмо и в тот же день отправила его, не поленившись сходить после обеда с коляской в деревню на почту.