Денис легонько щелкнул Марину по носу, и Марина окончательно проснулась. Она села на постели, запустила пальцы в волосы и приподняла над затылком свою тяжелую гриву.

— Денис, а что ты мне вчера ничего про это не сказал? Ты сейчас только вспомнил?

— Нет, малыш, я не только знал, я об этом всю неделю думал. Как нам всем будет тебя не хватать и вообще… А не говорил, потому что не хотелось тебя огорчать. Ты последнее время ходила такая счастливая, обо всем на свете забыла. И тут вдруг я с этой окаянной прозой жизни! Я все никак не мог сказать и…

— Дотянул до последнего, — с улыбкой докончила Марина. — Ты знаешь, а я не так уж и огорчена, — сказала она, чтобы подразнить его. — Я соскучилась по маме и даже по отцу, потом, начинается третья четверть, значит, скоро должна приехать Аня. Может, она уже приехала, — мечтательно протянула Марина.

— Кто это Аня? — спросил Денис.

— Моя лучшая подруга. — Марина встала и принялась лихорадочно одеваться.

— Не спеши так, мы не опаздываем, — растерянно глядя на нее, произнес Денис. — Неужели тебе так хочется поскорее отсюда уехать?

— Хочется, — Маринина всклокоченная голова вынырнула из балахона. — Это ненадолго, правда? — Марина вдруг испуганно взглянула на Дениса: может, она его не так поняла?

— Фу ты, а я было испугался, — Денис облегченно вздохнул. — Решил, что ты нас бросить надумала.

— Что ты, Денис, как тебе такое в голову пришло? — ужаснулась Марина. В порыве раскаяния она бросилась ему на шею и быстро, по-птичьи, поцеловала в губы, будто клюнула, типичный для Крольчатника поцелуй на бегу. Раньше Марина себе такого не позволяла, но в последние дни в ней появилась и довольно быстро крепла уверенность в себе и в других, уверенность, которой ей так раньше недоставало.

Она ни с кем не попрощалась! В Москве, на вокзале, Марина вспомнила об этом и заревела белугой.

— Малыш, родной мой, не плачь! — успокаивал ее Денис на глазах у всего честного народа. — Они понимают, что ты не нарочно, у всех есть твой телефон, у кого нет, я дам, мы же не бросаем тебя, звонить будем и вообще… Я тебе записал свой рабочий и дни моего дежурства, — Денис сунул ей в руку маленькую, вчетверо сложенную бумажку. — Глядишь, и встретимся. Милая моя, девочка моя, успокойся, пойми, мы теперь без тебя никуда! Не плачь, возьми себя в руки, ты же будущая Крольчиха!

— Кто? — Марина вытерла слезы. — Вот дождетесь, рожу вам и вправду не ребенка, а какого-нибудь кролика, — пригрозила она.

— Делов-то! Думаешь, мы твоего кролика не будем любить?

— Да, вы будете! Вы всех будете любить, вам только дай волю! Володечку любите как-нибудь… поосторожнее, что ли.

Денис довел ее до подъезда за ручку. В подъезд не зашел и даже не поцеловал: вдруг кто из родителей в окно смотрит?

— Ну, счастливенько! Не скучай, ходи в школу, веди себя хорошо и будь умницей! Большего от тебя не требуется. Сергей тебе на днях позвонит, обсудите с ним свадьбу. И мы будем звякать, не бросим, не беспокойся.

— Я не беспокоюсь, — чуть слышно прошептала Марина, — всем привет!

— Ага. — Денис легонько притронулся к рукаву Марининого пальто, повернулся и побежал. При входе в арку он оглянулся и послал Марине воздушный поцелуй. Она, конечно, ответила, но он уже скрылся в темном провале арки.

Марина почувствовала, как рвется у нее в груди сердце. Ей не просто хотелось немедленно бежать за ним, она не могла не бежать, непонятно было, почему она стоит как истукан! Но бежать было нельзя. Марина изо всех сил вцепилась в дверную ручку. И тут из окна до Марины донесся знакомый, родной, самый близкий на свете голос:

— Маринка, доченька! Приехала наконец? Что ты там стоишь, поднимайся скорее!

Марина через силу улыбнулась, кивнула маме, вошла в подъезд и пошла по лестнице вверх, все убыстряя и убыстряя шаги, гадая про себя, почему мамин голос раздался именно в этот момент, а не, скажем, минутой раньше. Интересно, видела она Дениса? Мама у Марины чуткая, болезненно деликатная, очень было похоже на нее дождаться, пока Денис уйдет, и только после прикрикнуть.

Дома ничего не изменилось. То же большое зеркало в прихожей, та же люстра под потолком («пластмасса под стекло, которое под хрусталь», как говорит о ней мама), тот же Фунтик, с лаем выбежавший из комнаты.

Вот только… Марина прислушалась. Нет, ей не показалось. Компьютер молчал!

— Папа дома? — спросила она осторожно. Мало ли что у них за это время произошло!

— Дома, дома, — послышался из кухни полузабытый, очень странно звучащий голос, и в коридоре появился папа собственной персоной, в новом тренировочном костюме, гладко выбритый, с дорогой сигаретой в зубах. Папа — вот чудеса! — подошел к маме и положил ей на плечо руку. На мамином лице появилась незнакомая Марине блаженная улыбка.

Мама тоже изменилась. Что с ней? Марина склонила голову на плечо и с легким испугом оглядела маму с ног до головы. Ну так и есть! Точно!

— Мам, как же ты могла? — сдавленным голосом спросила Марина.

— Что? Ах, косу отрезать? Но, доченька, это была такая тяжесть, просто терпеть невозможно! Я уже не в том возрасте, чтобы таскать ее на голове! Но не расстраивайся: я не выбросила ее, она в твоем шкафу, на верхней полке.

«Ничего себе, — ужаснулась Марина. — Хоть бы не забыть, а то наткнешься неожиданно, со сна, сунешься за чем-нибудь в шкаф, а там… на верхней полке холодные, мертвые волосы, словно с трупа срезали, легкие, скользкие, липнут к рукам. Бр-р!» — Она содрогнулась.

— А по-моему, Люське так идет, — проговорил папа с совершенно неожиданной в его голосе легкой, игривой интонацией. И что было совсем невероятно, любовно потрепал маму по коротко стриженному затылку.

На маме был новый халат. Синий, шелковый, с золотыми драконами. «А ей в самом деле так хорошо, — с удивлением подумала Марина. — С этой прической мама теперь просто как девочка! Ежели Магда в свои семьдесят умудряется оставаться ослепительной красоткой, то уж моей маме, которая в сравнении с ней еще девчонка в свои какие-то там тридцать восемь, и сам Бог велел!»

А как смотрел на нее папа! Марине и в голову не приходило, что взрослые люди могут так друг на друга смотреть. Им-то, казалось бы, зачем? «Понимаю, любовниками были бы, тогда ладно, но эти вроде бы законные супруги? Взбесились они тут, что ли? — подумала Марина в легком трансе. — Как он ее сейчас назвал? Люська? Определенно свихнулся! А смотрит как! И она… Господи, как же я теперь с ними жить буду?»

Все трое молчали, видно, им попросту нечего было сказать друг другу! Возникла неловкость. «Черт подери, — сообразила наконец Марина, — я им теперь, чего доброго, мешаю! А мне тут еще целый месяц жить!

Ну ничего, ничего, — неуверенно успокаивала себя Марина, — уж как-нибудь, все-таки родные мама и папа, авось за дверь не выкинут… Я, в конце концов, тоже здесь прописана!»

— Ну, здравствуйте, мама-папа! — вымолвила наконец Марина, не в силах дольше терпеть эту паузу, во время которой эти психи безотрывно пялились друг на друга. — Как вы тут без меня живете?

Но она знала ответ на этот вопрос.

Распаковав вещи и с наслаждением выкупавшись в своей родной ванне, Марина решила, что все не так плохо, влюбленные предки ей ни капельки не мешают, может, даже наоборот: избыток внимания Марину лишь злил.

Вымывшись, Марина с четверть часа разглядывала себя в огромном, во всю стену, зеркале. Да, живот у нее появился, или, вернее сказать, животик, но про любимые джинсы придется забыть — даже в нелюбимые она с трудом влезет. Пожалуй, придется скоро переходить на брюки от тренировочного костюма, и резинку в них наверняка придется ослабить. А если свитер сверху посвободней надеть, так вообще никому ничего в голову не придет!

И вполне довольная собой Марина в своем стареньком розовеньком халатике, разрисованном светло-зелеными кубиками, похожими на крохотные дома, в каждом из которых тебя кто-нибудь ждет, прошествовала к себе в комнату.