— Но сейчас он спит? — В Денисе немедленно проснулся профессионал. — А то, может, пойдем посмотрим?
— Да вроде спит.
— Давай глянем все-таки, чтобы мне поспокойнее было. А то я завтра с утра уеду. Ты как, Марина, уже сыта?
Марина и в самом деле уже наелась и теперь лениво размышляла, что не думала не гадала, попостилась два дня, хотя не по своей воле. В лагере у нее сроду не получалось, а тут на тебе! И на душе поспокойнее стало. Смех! Нет, в самом деле, смешно устроен человек. А куда это Денис завтра уезжает? Вроде он не говорил об этом.
— Ну, пошли? — Денис стоял в дверях кухни. Марине и Илье ничего не оставалось, как встать и пойти за ним.
Они миновали столовую и детскую, дальше была отдельная лестница, маленькая, всего в пять ступенек, за нею плотная массивная дверь и после нее маленький коридорчик. Они вошли в этот коридорчик и немедленно услышали громкий стон. В коридорчик выходили две двери, из-под одной из них выбивался свет.
— Так, — сказал, останавливаясь, Денис, — сколько у Машки недель?
— Черт ее душу знает. — У Ильи сразу вытянулось лицо. — Что-то вроде тридцати семи, может, больше.
— Да-а. А мне завтра на работу. Хорошенький вы мне отдых устроили! И надо же, чтобы все в последнюю ночь, как сговорились! Но, с другой стороны, что бы вы тут завтра делали без меня?
— Так ты думаешь… — Илья никак не мог до конца врубиться в происходящее.
— Тут и думать нечего. — Денис рывком распахнул дверь.
На большой двуспальной кровати, скорчившись от боли, лежала маленькая черноволосая девушка. Постель вокруг нее была мокрая.
— Привет! — сказал Денис, с трудом нащупывая на кровати относительно сухое местечко и усаживаясь туда. — И давно ты тут трудишься?
— Да часа два, наверное, будет, — отвечала девушка, которую сейчас как будто отпустило.
— А меня позвать слабо было? — Денис приподнял натянувшуюся на высоком животе рубашку.
— Так сначала казалось, что рано еще, а потом сразу прихватило. Уже не до того стало, чтоб за тобой идти. Ждала, когда Илюшка придет, а его все нет и нет. — Она с упреком посмотрела на мужа.
Неожиданно речь ее прервалась, она вскрикнула, вначале как будто не совсем всерьез, словно бы подсмеиваясь над собственной несдержанностью, что-то вроде «уй-юй!», но закончилось все это звериным воплем.
— Ага! — Одна рука Дениса снова нырнула под рубашку, другая замерла на животе сверху. — Слушай, все просто здорово! Там уже сантиметров семь есть! У тебя воды-то давно отошли?
— Почти сразу, как началось. А-а! — Ее снова схватило, и Денис опять радостно улыбнулся.
Марина посмотрела на Илью. Он не улыбался, лоб у него был сморщен, нижняя губа закушена, глаза уставились в одну точку.
А Марине было жутко и радостно, хотелось помочь, поучаствовать. Но делать ей было совсем нечего. Денис разговаривал с девушкой.
— Так ты уверена, что не хочешь встать? Походила бы, глядишь, легче стало бы.
— Нет! — Девушка отчаянно замотала головой. — Нет-нет, и не предлагай, и пробовать не стану!
— Как хочешь. Думаю, у тебя это надолго не затянется. Как у тебя в прошлый раз было, не припомню?
— Совсем не так! — Она хотела было рассказать как, но ее уже снова скрутило.
— Ладно, пойду перекурю, пока время есть. — Денис сказал это Илье и Марине, но Маша отчаянно вцепилась ему в руку.
— Не уходи, пожалуйста, не уходи!
— Но я же ненадолго, Илюшка остается.
— Нет-нет, не уходи! — Лицо Маши искажали одновременно и боль, и отчаянный страх.
— Ну хорошо, хорошо, успокойся, малыш, я не уйду! Вот я, здесь, видишь, не ушел никуда.
Такое было впечатление, что Денис повторяет все это, просто чтобы что-то сказать. Слова говорились не ради смысла, может быть, ради интонации? И Маша почти не слышала его, вся изогнувшись на кровати и вцепившись в его руку. На минуту, на полминуты ее отпускало, тогда она улыбалась, и становилось видно, какая она красивая.
Прошло еще минут пятнадцать, не больше, в очередном промежутке между схватками Маша взглянула на Дениса более осмысленно и торопливо проговорила:
— Кажется, начинается!
И на этот раз, когда боль накатила на нее, Маша не вскрикнула, а напряглась, и все, что до этого выражалось в крике, словно бы перелилось в это напряжение. Лицо ее покраснело, на лбу выступил пот, рука Дениса снова нырнула под рубашку, и он согласно кивнул.
— Ага, точно, есть! — И обернулся к Илье: — Илюшка, иди сюда, подержи ее за плечи!
Илья смутился:
— Слушай, Денис, я тебе и в прошлый раз уже говорил: не могу я, ты уж не обижайся, давай как-нибудь без меня, ладно? Я еле держусь, еще упаду, как в тот раз, в самый патетический момент, помнишь ведь небось, как со мной в прошлый раз было…
— Черт, да ничего я не помню! — Денис резко отвернулся от Ильи и вновь занялся Машей.
— Нет, Денис, только чтоб без обид, ладно? Ну бывает же так, что человек чего-то не может, ну правда же?
— А иди ты! — сказал Денис. Лицо у него было напряженное и озабоченное, почти как у Маши.
Казалось, оба они задействованы в происходящем совершенно одинаково, и до всего остального, тем более до всех остальных, им нет сейчас никакого дела. Маша уже не кричала, а только напряженно, сквозь зубы, постанывала. По ее лицу катился градом пот.
— Устала? — спросил Денис.
— Ага! — Она даже, кажется, улыбнулась.
— Марина! — не оборачиваясь, бросил Денис. — Подержи ты Машу за плечи. У тебя есть платок? Вытри ей, пожалуйста, со лба пот. А ты, мудак, — так же не оборачиваясь и все тем же деловым тоном, — сядь. Тут еще работы на полчаса, никак не меньше.
— Да ладно уж, постою как-нибудь, — вяло отозвался Илья, но его, кажется, никто не услышал.
Марина сжимала Машины плечи, и ей казалось, что вся ее, Маринина, сила переливается в Машу, что наравне с Машей она участвует в каждом толчке. И Марина тоже раскраснелась, и пот потек по ее лицу, эх, кто бы вытер! И она уже даже почувствовала, что начинает уставать, особенно когда Маша пробормотала что-то вроде: «Не могу больше!» На что Денис прошипел, сурово сдвинув брови:
— Вот я тебе не смогу!
И тут наконец, когда казалось, что силы у всех кончились, оно вдруг родилось и сразу же заорало — никто его не шлепал, никто к нему даже не притрагивался, оно даже еще не до конца выбралось на свет божий.
— Л-ля! — кричало оно. — Л-ля!
— Уф, — выдохнула Маша и улыбнулась. — Дениска, кто там у меня?
— Погоди, сейчас посмотрю. — Денис улыбался, с осторожностью извлекая крохотные плечики и все остальное. — Девочка.
Денис переложил пищащего младенца на Машин сразу же опавший живот. Крик прекратился.
Марина смотрела на ребенка не мигая, словно боясь упустить что-то важное. Господи, какое это было чудо! Ведь вот только что его совсем не было, и вдруг оно появилось, такое маленькое, красное, покрытое каким-то пухом, и такое живое и настоящее, совсем как человек, даже пяточки есть, и ладошки, и глаза — опухшие, черные-черные! Марине казалось, что они глядят прямо на нее.
Возвратился Денис, разбил над столом ампулу с шелком, перевязал и перерезал пуповину, снял с Машиного живота малышку, она была вся мокрая, в крови и какой-то слизи, положил ее на руки Илье.
— На, папаша! И за что, спрашивается, тебе такая классная девка?
Илья держал свою девочку осторожно-осторожно. Она целиком умещалась в его ладонях. Он смотрел на нее не отрываясь, стараясь не дышать, и постепенно глаза его заполнялись слезами. Одна из слез капнула малышке на лицо, она сморщилась и чихнула.
Марине казалось, что в момент рождения ребенка в комнате словно бы открыли какое-то окно, сквозь него в комнату заструился не просто свежий воздух, а божественный нектар, которым дышится глубоко-глубоко, от которого проясняется в голове, и в сердце, и в душе, и в жизни, да, это было именно окно в жизнь, в какую-то другую, неведомую, более правильную, более настоящую, чем та, которой все обычно живут, в жизнь, где всегда был именно такой воздух. И Марина дышала и дышала и все никак не могла надышаться. Ей хотелось обнимать и любить всех вокруг, и она бросилась целовать Машу, Илью, Дениса, бормоча какие-то поздравления и чувствуя, что этого недостаточно, что позорно мало для того, чтобы выразить все, что она к ним сейчас чувствует, и она плакала и смеялась одновременно, и Маша ей улыбалась, и, Боже мой, какая она сейчас была красивая, и как смотрел на нее Илья с девочкой на руках, и как завидовала им Марина!
