Эйлиц сбросил большой мешок, который он носил помимо основного вещмешка, и распаковал его. Потом зажег свечу и прикрепил ее к нижним нарам для старшего лейтенанта.

— Ренн, вам придется пойти еще раз — отнести это донесение в батальон. Он где-то здесь в лесу.

Я уже двинулся было к выходу. Но Цише сказал:

— Я пойду с тобой. Тогда я тоже буду знать, где батальон.

Он повесил через плечо противогаз, и мы пустились в путь. Было уже довольно светло. Околевшие лошади у санитарных повозок раздулись так, что ноги у них задрались вверх; от них разило зловонием.

Мы спустились в траншею.

Рамм! — Снаряд разорвался совсем близко. Куском глины меня ударило в шею.

В узком боковом окопе слева стоял часовой.

— Где находится штаб первого батальона?

— Здесь.

Мы подошли к двери из армированного проволочной сеткой стекла и постучали.

— Войдите!

В блиндаже за большим столом сидел капитан со своим адъютантом; они ели хлеб. Я передал донесение.

Когда мы вернулись в наше расположение, Эйлиц уже согрел кофе и с довольной физиономией резал хлеб.

— Ну и пальба! — ухмыльнулся он и ткнул большим пальцем в ту сторону, откуда доносились выстрелы.

— А вы думали — это музыкальное попурри для новогодней елки с ракетами и хлопушками? — засмеялся Фабиан.

Мы с Цише присели на ступеньку лестницы и позавтракали. Потом мы легли спать: вверху — Эйлиц и Цише, внизу у стены — Фабиан, а рядом с ним я. Снаружи снаряды били по деревьям.

Мы проснулись в полдень. Пообедали хлебом с консервной колбасой. Потом Фабиан вышел осмотреть местность и взял меня с собой.

Стелился легкий туман. Было тихо, нигде никакой стрельбы. Мы спустились в окоп. В одном месте в окоп свалилось дерево, перегородив его острыми, обломанными сучьями, и нам пришлось пробираться под ним ползком. Окоп становился все мельче и вывел нас прямо к опушке леса. Слева, невдалеке, виднелся край другого леса.

— Послушайте, — сказал Фабиан, — когда вас, ординарцев, куда-нибудь посылают, вы, как правило, не знаете, где что находится. Сейчас я скажу вам все, что знаю сам, а вы проинструктируете Цише. Тот лесной массив впереди — это Тюркенвальд. Там расположены остальные роты нашего батальона. Примерно в восьмистах метрах от них, на передовой позиции, стоит второй батальон. Запомните это хорошенько. Полк растянут в ширину не более чем на километр с интервалами около восьмисот метров между расположениями частей; второй батальон впереди, первый батальон, весь, кроме нашей роты — в Тюркенвальде, мы, третья рота, — здесь, в Буррэнском лесу, и сзади — третий батальон. Для чего мы здесь, вы можете догадаться: мы — контратакующая рота на случай, если французам удастся прорваться впереди.

Мы вошли в туннель. Перекрытие лестницы держалось на двух рельсах; подпорками служили довольно хилые деревянные брусья.

Было промозгло. В туннеле стоял чад от смеси табачного дыма, копоти, испарений различных мокрых предметов; темно-красным пламенем горели свечи, прикрепленные, где придется, на половине высоты туннеля. Далеко впереди пробивался слабый дневной свет. Там был выход из туннеля.

Чтобы не удариться о перекрытие, нам приходилось нагибаться. С правой стороны по всей длине вытянулись двухэтажные нары из проволочных сеток. Проход был так узок, что солдат, который стоял в нем и ел, должен был, пропуская нас, забраться на свои нары. Там он уселся среди мокрых носков, хлеба, сапог, сигарет и почтовой бумаги, улыбаясь в длинные русые усы хаосу вокруг себя и поглядывая на нас невинными голубыми глазами.

Налево открылся еще более узкий и еще более темный проход.

— Куда он ведет?

— В отхожее место, господин старший лейтенант.

Мы ощупью направились туда. Стены были без деревянных креплений, голая глина. Фабиан включил свой электрический фонарик. Они сидели там на длинном бревне, словно совы в темноте, повернув к нам головы. В узком проходе перед ними высилась стена из ящиков для гранат.

— Здравия желаю, господин старший лейтенант! — неожиданно произнес кто-то. Это был лейтенант ландвера Эйзольд, командир нашего первого взвода.

— Вы всегда всех встречаете в таком положении?

— Нет, господин старший лейтенант, я…

— Вы уже проверили, сколько здесь ручных гранат и заряжены ли они? — раздраженно спросил Фабиан.

— Еще нет, господин старший лейтенант.

— Жду вашего донесения! До свидания!

Меня удивило, что Эйзольд явно боялся Фабиана. Впрочем, он действительно был порядочный дурак, и Фабиан, казалось, его терпеть не мог. В роте его тоже недолюбливали.

Мы возвратились в главный ход, в котором было еще несколько боковых проходов к блиндажам, где располагались саперы и артиллерийские наблюдатели. Некоторые проходы вели к уже покинутым бетонированным орудийным площадкам. Длина всего туннеля была около семидесяти метров.

Мы прошли по окопу еще немного в сторону Буррэна и вернулись в роту лесом, минуя окопы.

— Смотрите-ка, здесь несколько входов в блиндаж!

Похоже, тут взорвался подземный склад боеприпасов. Диаметр воронки больше десяти метров, а глубина!.. Что, если там были люди?..

В лесу лежал завернутый в брезент труп, возле головы торчал воткнутый в землю сук.

— Вынесем его из лесу. Там, сдается мне, где-то рядом кладбище.

Мы потащили его вверх по склону и положили между деревянными крестами. Здесь среди хмурости и тишины лежали и другие не погребенные.

Прогремел тяжелый раскат орудий. Впереди из леса Тюркенвальд поднялись облака от разрывов снарядов.

На следующее утро после завтрака Фабиан послал нас осмотреть окопы, которые вели вперед. Утро было холодное. Обычно молчаливый Цише болтал без умолку.

Когда мы вошли в Тюркенвальд, меня удивило, что его потрепало меньше, чем наш лес. В нем даже сохранились кое-где зеленые кустарники и рядом — залитые солнцем, покрытые ветками землянки. Около них расположились на пригреве люди второй роты. Один брился. Несколько человек играли в скат. Либерт из соседской деревни возился со своей винтовкой.

— А у вас тут хорошо! — сказал я.

— Зато вчера было не очень-то хорошо! Вон там завалило барак. Добро, что все успели выскочить!

Мы пошли наискосок через лес. На другой стороне его, у опушки, мы обнаружили обрушившийся окоп. Мы прошли вдоль него влево и затем свернули в другой, который вел вперед. Чем дальше, тем окоп становился мельче, так что порой мы шли наполовину на виду.

— Глянь! — сказал Цише. Он шел сзади.

— Что такое?

Он показал вниз. Я увидел кисть руки и рукав. Труп был сильно вмят в глину. Я остановился, не решаясь переступить через него, и осмотрелся. Вокруг — плоская, глинистая пустыня, залитая солнцем. По небу медленно полз большой французский аэроплан и три маленьких, которые кружились вокруг него, совершая легкие повороты.

— Послушай, это артиллерийский корректировщик. Будет обстрел. Давай-ка лучше назад.

Первый снаряд разорвался в лесу примерно в пятидесяти метрах от нас.

Мы выскочили из окопа и бросились через поле.

У нашего леса я обернулся. Весь Тюркенвальд был в дыму и пыли. Вдруг я увидел, как целое дерево взлетело на воздух.

Шш-шш-ш-кремм! — пронеслось мимо нас.

Мы прыгнули в окоп. Снаряд разорвался позади так близко от меня, что я оглянулся на Цише. Наши взгляды встретились, и он рассмеялся.

Мы промчались мимо лошадей и ввалились в блиндаж.

— Что? Прогнал он вас? — засмеялся Фабиан. — Что так смотрите на меня! Ну да, получил по физиономии! Но это всего лишь кусок грязи.

Эйлиц принес воды и протянул ему маленькое зеркальце. Лицо у Фабиана было в кровавых ссадинах. Он рассмотрел их и с удовлетворением кивнул.

Вскоре обстрел начал затихать. Фабиан взял меня с собой.

Трое людей шли к нам со стороны Тюркенвальда. Один нес шлем под мышкой. У другого — я узнал в нем Либерта — мундир и рубашка были расстегнуты.

— Куда это вы направляетесь?