— При первой же опасности — стрелять!

Мы прокрались во двор. Чертова темень, а посередине двора — черная куча навоза. Лаяли собаки. Лейтенант нажал на дверную ручку. Дверь на запоре. Лейтенант постучал. В одном из окон появился свет и исчез. Лейтенант три раза постучал в дверь рукояткой пистолета. Удары гулко отдавались в доме. Лаяли собаки. Вспыхнул свет в дальнем окне, потом в другом. Кто-то подошел, шаркая, и отпер дверь. Мы вошли внутрь. Лейтенант отворил дверь напротив. Там стояли двое рослых мужчин и женщина; они молча смотрели на нас.

Лейтенант указал рукой вправо:

— Ищите оружие!

Я видел, как женщина упала ему в ноги, и прошел в комнату направо. Там темно. Иду обратно — за лампой. Женщина обхватила ноги лейтенанта и что-то кричит, не смолкая.

— Нашли что-нибудь? — спросил лейтенант.

— Нет, господин лейтенант, там темно.

— Тогда живей — прочь отсюда!

Мы вышли.

— Придется подыскать что-нибудь другое, — сказал лейтенант, словно про себя.

Да, теперь надо быть начеку! Нам всем еще был памятен тот жуткий двор. А мы куда как неосмотрительно стоим здесь на деревенской улице.

— Что-то там было не так, — сказал Фабиан. — Чего эта женщина так перепугалась?

Мы медленно шли по улице. Вся деревня, казалось, состояла из трех больших дворов. Слева мы обнаружили открытый с трех сторон навес.

— Переночуем здесь, — сказал лейтенант.

Мне это место показалось вроде бы надежным, слева была стена, а остальные стороны открыты.

Мы натащили туда соломы.

— Ренн, вам стоять на посту.

Я накинул на себя плащ-палатку и стал ходить взад-вперед перед сараем.

Как испугалась эта женщина! Как жутко было в том доме! Видать, на то была какая-то причина. Может, прикончили там двух-трех наших? Ведь говорят же, что кое-кто исчез. Неожиданно мелькнула мысль: а лошади? Бельгийские тяжеловозы не бегают так, за здорово живешь, среди ночи. Это были кавалерийские кони.

Я услышал позади себя тихие шаги и обернулся. Это был лейтенант.

— Послушайте, — зашептал он. — Слишком много шума от ваших кованых сапог. Но это неизбежно, когда стоишь на посту. Ступайте-ка лучше под крышу. Будем меняться. Я, пожалуй, сам посторожу: мне все равно не уснуть.

Я с винтовкой в руке лег рядом с Цише. Из-под соломы выпирали какие-то железки, пришлось лечь на них — другого места не было. Как раз под крестцом у меня оказалось что-то вроде болта.

Я лежал. Влажный ветер овевал мне лицо и то тут, то там проникал сквозь плащ-палатку. Я лежал и не мог уснуть. Что-то неладное чудилось мне. И все тянуло осмотреться вокруг. Да боялся попасться на глаза лейтенанту.

Шаги? Я почувствовал чье-то прикосновение и вскочил.

— Будить всех, — шепнул мне лейтенант. В руке у него был пистолет.

Я потряс Цише за плечо. Он поднялся. Шаги уже близко. Я прикинул — больше десяти человек. У нас кто-то храпит во всю. Ремни скрипят при каждом всхрапе. Я толкнул храпуна в бок. Он снова всхрапнул и продолжал спать. Я услышал, как Цише снял винтовку с предохранителя. А те стояли примерно в тридцати шагах от нас — стояли и шептались. А темень — хоть глаз коли. У нас только пятеро готовы к обороне. А те, верно, нас заметили. Понять бы хоть слово!

— Добрый вечер, Рейхард! — крикнул вдруг Фабиан и встал.

— Добрый вечер, — с облегчением крикнули нам в ответ. Это был другой патруль нашего полка.

Офицеры потолковали между собой. Затем патруль Рейхарда ушел вправо.

— Черт побери, — сказал Фабиан. — Мы тут не останемся.

Мы снова двинулись туда, откуда раньше пытались спуститься вниз.

По темному лугу вдруг побежали красноватые блики. Мы обернулись. Горел амбар — то ли на другой стороне Мааса, то ли на нашем берегу, на выдающемся вперед высоком мысу.

Мы уселись на плащ-палатке — опять на той же горке под кустом шиповника. Дождь тихо шумел в траве. По пригорку редкими клочьями стлался туман. Вдали раздались два-три ружейных выстрела. Двое из наших уже снова заснули. Из крыши амбара вырвались языки пламени — слева ярко-алые, справа темно-багровые и дымные. И крыша провалилась внутрь. Высоко взвились искры, длинный язык пламени взлетел к черному небу, сник, и внизу остались маленькие, извивающиеся, беспокойные языки. Взметнув сноп искр, рухнули балки. Пламя потускнело. Дождь перестал. Но от тумана тянуло сыростью. Медленно наступал рассвет. Лейтенант не спал и тревожно шевелился порой. Кто-то проснулся, приподнялся на локте, потер руками глаза. Потом оживился и принялся резать хлеб.

— Нет смысла торчать здесь, — сказал Фабиан. — Туман не скоро рассеется, а нам до десяти нужно попасть в роту.

Мы зашагали к деревне, поднялись на возвышенность. Внизу в лощине насыпали брустверы, устанавливали орудия.

— Что это значит? — сказал Фабиан. — Видно, здесь побывал не только наш патруль? Не могли же они просто так копать.

Мы зашагали по лощине. Вдали на холме появился всадник. Это был наш адъютант.

— Ваша рота следует за мной! Армия идет в наступление!

На возвышенности показалась наша рота, впереди на коне — капитан.

— С добрым утром! — крикнул он. — Сегодня мы заработаем железные кресты или падем смертью храбрых!

Мы встали в голове нашего взвода. Сокровище поглядывал на меня; он был бледный и грязный.

— Как это вы очутились тут? — спросил я.

— Нас подняли ночью по тревоге, — спокойно ответил он.

Мы шли по свекольному полю. Ботва была мокрой от дождя и доходила до колен. Ноги разъезжались на скользкой свекле. Мы подошли к деревне и остановились у сарая, в котором провели ночь. Начало проглядывать солнце. Над головой у нас уже сияло синее небо.

Подскакал капитан, спрыгнул с коня, бросил поводья подбежавшему конюху.

— Мы атакуем, — крикнул он. — Первый и второй взвод наступают, третий остается здесь в моем распоряжении!

«Где же мы переправимся через реку?» — подумал я.

— Первый взвод — рассыпаться в цепь, — скомандовал Фабиан.

Мы пошли вперед и развернулись. Мне пришлось обойти слева зловещий двор. Впереди над туманом уже четко проступал залитый солнцем горный хребет на том берегу. Справа затрещали выстрелы. Мы пришли на полого спускающийся в долину выгон, огороженный колючей проволокой. Справа от нас Фабиан уже поднялся по крутому склону. Луг был усыпан Талькой, а кое-где торчали глыбы камней. Мы перелезли через колючую изгородь.

Здесь, на краю каменного карьера, росла группа высоких, раскидистых деревьев, а за ними в глубине каменоломни мы увидели какое-то строение и еще несколько домов справа и слева. У дороги слева, за лугом, стояла фабрика с красной трубой, а еще дальше были видны воды Мааса. Там, за рекой, в тумане, позолоченный утренним солнцем, вздымался противоположный берег — с домами, садами, горными хребтами и обсаженной деревьями криво идущей вверх улицей.

Оттуда просвистело несколько пуль.

— Туман редеет, — сказал Цише.

— Здесь мы разделимся, — сказал я. — Я с этими пойду направо, а вы ступайте налево вокруг каменоломни.

Я поймал взгляд унтер-офицера Цахе. Он пошел туда, куда я велел. Я этому подивился. Мы с вольноопределяющимся Ламмом, Цише и Сокровищем побежали по узкой тропке вниз к полосе кустарника. Над головой у нас просвистела пуля. Солнце стояло как раз за нашей спиной, и французам, на той стороне, должно было слепить глаза. Тропка спускалась вниз все круче и привела на пологий луг. Мы пошли по дороге между каменоломней и строениями справа. Противоположный берег мирно покоился, озаренный солнечным сиянием.

Вот оно! Мы рванули обратно. Из каменоломни раздался бешеный треск ружейной пальбы. Пули свистят совсем рядом. Я срываю винтовку и принимаюсь палить по каменоломне.

— Это оттуда, из дома! — кричит Цише.

В верхнем этаже строения на нашу сторону выходят два окна. Все наши выстрелы попадают не в окна, а в стену. По выходит, там в окнах должны быть дырки в стеклах, раз оттуда палят.