Тьма-тьмущая, туман и дождь. Рота храпит. Вонь нестерпимая. Я ощупью разыскивал себе место. Вот, похоже, Сокровище. Рядом — свободно, но там, на плащ-палатке, скопилась лужица воды. Верно, Сокровище накрыл палаткой солому, чтобы не намокла. Я протиснулся туда. Под плащ-палаткой лежала моя шинель. Я надел ее и завернулся в плащ-палатку. В правую руку взял винтовку. На чем это мы лежим, почему такая вонища?

Дождь капал мне на веки. Где-то рядом мычала корова. Прогремел выстрел. Капли дождя мешали мне. До сих пор нам везло — дождя не было.

Я повернулся на бок. Теперь дождь капал мне в ухо. Я прикрыл ухо кепи. Ух, какая вонь.

Я проснулся от рева. Корова чуть было не наступила на нас. Бедное животное, страдая от боли, искало помощи у людей.

Один за другим прогремело несколько выстрелов.

Хмурое утро, густой туман. Я немного поворочался. На руку мне потекла вода. Было совсем тихо, и я снова заснул.

Опять проснулся. Различил в тумане Цише: он возился со своей плащ-палаткой. Я поднялся. В складках моей плащ-палатки скопилась вода. Шагов за восемь уже ничего не было видно. От сырости наши вещи стали жесткими и холодными. Поодаль лежала дохлая корова.

— Мы спали во французских отхожих канавах, — буднично сообщил Цише.

В походной кухне мы получили кофе. Пленный француз все еще восседал на своей куче соломы. Нам сидеть не хотелось, и мы ходили взад и вперед.

В одном из домов Цише отыскал для нас местечко. Я сел в углу на пол и заснул.

Загрохотало. Я вскочил. Все суетились.

— В ружье! — слышалось снаружи.

Две шрапнели разорвались над соседним домом. Лошади рванули в сторону, и постромки перепутались. Мы хватали винтовки и вещи.

— Всем взводам развернуться в цепь! — закричал лейтенант.

Ламм побледнел, вид у него был жалкий.

Мы развернулись в цепь вправо, по ярко-зеленому лугу. Меж облаков проглянуло солнце. Внизу, в долине, еще стелился туман.

Шруп! Шруп! — прошелестело над нами.

— Ложись! — закричал младший фельдфебель Эрнст. Мы бросились в мокрую траву. Слева стояло дерево.

Наш командир отделения унтер-офицер Пферль залег за его толстым стволом.

Фтт! Фтт! — повизгивали над нами шрапнели.

Слева, впереди, метрах в десяти от нас, над лугом повисло облачко дыма: шрапнельный снаряд разрывается довольно далеко от нас и только выплевывает на луг осколки.

Вот и еще один для нас! Что-то прожужжало над нами. Живот и бедро у меня уже насквозь промокли в траве.

Впереди справа снова облачко! Оно превращается в кольцо дыма. Горбина луга мешает заглянуть в долину, где, должно быть, залегли французы.

Четвертая шрапнель разрывается еще дальше справа! И еще одна слева — и уже ближе! Если они так будут шпарить то слева, то справа…

Так! Меня слегка ударило в грудь. Третья пуговица мундира чуть вмята. Я» шарю в траве.

Справа еще разрыв! А вот и осколок. Еще горячий. Еще шрапнель много правее. Я прячу осколок в правый карман кителя. Что будет дальше?

Теперь слева. Совсем уж близко. Кто-то заскулил. Сейчас попадет сюда.

Брамм! Я ощущаю волну горячего воздуха. Но я цел. Смотрю налево. Альберт глядит на меня.

— Я ранен в левую ногу. Мне отходить назад? Шрапнель справа.

— Погоди, пока не увидим, где ляжет следующая. Еще разрыв справа! Теперь все должно решиться.

Я смотрю влево.

Так, позади нас!

— Лучше оставайся пока здесь.

Я оборачиваюсь. По дороге позади нас везут орудия. Там угодило прямо в лошадей. Люди мечутся в суматохе. Меж тем огонь передвинулся назад и вправо.

Снова облако слева впереди. Так же, как вначале. Чувство страха растет.

Впереди второй разрыв!

Третий!

Четвертый!

Теперь ближе! Один!

Два!

Три!

— Взвод Эрнста! Вперед! Марш, марш! — орет младший фельдфебель.

Я вскакиваю и бегу. Ограда из колючей проволоки. Заношу ногу. Второй ногой зацепился. Переваливаюсь. Вырван клок штанины. Мы подбегаем к крутому склону.

— Ложись! — орет Эрнст.

Я осматриваюсь. Куда теперь ложатся снаряды? Из долины со свистом летят пули.

— Прямо впереди в кустах французы! Прицел девятьсот — огонь! — орет Эрнст.

Внизу кусты еще в тумане. Но здесь уже светит солнце. В кустах ничего не заметно. Я целюсь в самый густой куст и стреляю. Кругом трещат выстрелы.

Надо мной жужжит! Пролетело.

Пока целюсь, считаю.

Три!

Четыре!

— Унтер-офицер Пферль! — кричит Эрнст. — Вперед! Черт побери! Пферль все еще лежит за деревом и не двигается.

Раз! Снова недолет.

— Унтер-офицер Пферль! — орет Эрнст во все горло. Два!

— Отделениями вперед! — орет Эрнст.

Три!

— Отделение Ламма! — кричит слева от меня вольноопределяющийся. — Встать, вперед, бегом марш!

Мы бежим, Ламм впереди. Перед нами виднеется на каменистом пригорке узкая полоска кустарника.

— Занять позицию! — кричит Ламм. — Прицел восемьсот!

Мы залегли за камни. Да он молодец — этот наш вольноопределяющийся! А в гарнизоне его не произвели даже в ефрейторы — ни одной команды не мог подать.

— По отступающим французам! — кричит Ламм. — Прицел тысяча! Огонь!

А ведь и правда! Из кустов вылезают французы и небольшими группами ползут назад. Мы торопливо стреляем. Но, кажется, ни в кого не угодили.

Французы скрываются в лесу. Мы прекращаем огонь. Я осматриваюсь. То отделение, что было справа, уже продвинулось дальше вперед. Рядом со мной лежит Цише. Где Сокровище?

— Вперед, марш! — командует Ламм.

Мы двинулись к долине. Слева шла каменистая дорога, и на ней валялись трое убитых, а кто-то возился с ранеными. Сокровища среди них не было.

В долине мы встретили вторую роту и соединились с ней. Дорога проходила через лесистые участки. Наступил вечер, за ним — ночь.

Капитан второй роты отпустил нас, и мы пошли разыскивать свою. Нам встречались разные части, и мы спрашивали их из темноты:

— Третья рота?

И вдруг услышали:

— Людвиг?

Это был Сокровище.

Я остановился и очень спокойно спросил:

— Где ты торчал все время?

— Я продвигался с отделением правее вас, — засмеялся он.

— А где унтер-офицер Пферль? — спросил Эрнст.

— Не могу знать, господин фельдфебель.

— Теперь вы будете командовать первым отделением. А если он вернется, то больше его не получит!

Кто-то потянул меня за рукав. Это был Ламм. Я отошел с ним в сторонку. Может, он обижен, что я теперь его начальник?

— Прости, — сказал он, — что командовал сегодня вместо тебя.

— Пошел ты! — воскликнул я. — Получилось же очень здорово! Кстати, ты всегда с намерением говоришь мне «ты»? — При этом я немного смутился.

— Нет, это я нечаянно, но мне очень хотелось бы так тебя называть.

— Ламм! — позвал Фабиан.

— Слушаю, господин лейтенант!

— Ах, вот вы где! Если говорить честно, то я считал вас ни к чему не пригодным человеком со всех точек зрения! Не обижайтесь на мою откровенность! Известно ли вам, что я только что представил вас к Железному кресту? Но это между нами, не правда ли? Ренн тоже будет молчать! — И он чуть не бегом бросился от нас, чтобы мы не заметили, как он расчувствовался.

Несколько дней мы не получали хлеба. И в обед, и в ужин ели мясо в жидком горячем отваре. Разве было кому время почистить овощи, когда вечером в темноте мы вползали в амбар и подымались по тревоге еще до наступления дня? Как-то раз в одном городишке мы даже провели ночь на мостовой, которая и должна была послужить местом нашего ночного отдохновения, только нам забыли сообщить об этом. Ночь была лунная, лежать на камнях — холодно. Рядом со мной примостился чернобородый лейтенант; он стонал и разговаривал сам с собой, как в бреду.

Занялась ранняя заря. Прохладным утром мы шагали по вьющейся лесной дороге, наконец-то совсем не похожей на эти прямые, как стрелы, не обсаженные деревьями военные дороги Наполеона! Лейтенант тоже взбодрился. Вообще-то он здорово осунулся, и лицо стало серым, может, от грязи.